Дерби в субботу, кубок во вторник, Элсомские скачки, которые мы пропустили, в четверг и международные заезды в субботу. По возможности ни один любитель скачек не уезжал домой до конца всех состязаний.
Вдруг Портер поправил наушник и замер.
– Он уже тут!
Хотя видимой опасности не было, сердце у меня забилось чаще. Портер вытащил наушник, положил радиотелефон на стол и вышел в фойе.
– А нам что делать? – спросила Сара.
– Ничего. Только слушать.
Мы все трое подошли к двери и приоткрыли ее дюймов на шесть. Мы слышали, как люди спрашивали свои ключи от комнат, интересовались корреспонденцией.
И вдруг знакомый голос, от которого меня словно электрическим током ударило. Уверенный голос человека, не ожидающего опасности:
– Я пришел за пакетом, который здесь в прошлый вторник оставил мистер Чарльз Тодд. Он сдал его в камеру хранения. У меня письмо от него, в котором он просит администрацию отеля выдать пакет мне. Вот письмо… – Зашуршала бумага.
Глаза у Сары округлились от удивления.
– Ты действительно писал? – шепнула она.
– Нет, конечно.
– Хорошо, сэр, – ответил служащий. – Подождите минутку, я принесу пакет.
До нас донеслись шаги служащего, который отправился за картинами.
Сердце громко стучало у меня в груди. Через несколько минут служащий вернулся:
– Прошу вас, сэр. Картины, сэр.
– Все правильно.
– Сейчас я подам их вам, сэр. – Голос прозвучал совсем рядом. – Вот, пожалуйста, сэр. Вы сами донесете, сэр?
– Да-да, благодарю! – Теперь, когда он держал пакет в руках, в его голосе прозвучало нетерпение. – Спасибо. До свидания.
– И это все? – с оттенком разочарования начала было Сара, но тут зычный голос Портера словно топором разрубил бархатный покой отеля.
– Если вы не возражаете, мы сами позаботимся об этих картинах, – сказал он. – Портер, мельбурнская полиция.
Я шире приоткрыл дверь и выглянул. Портер, грузный и массивный, стоял, требовательно протягивая руку. По обе стороны от него двое полицейских в штатском, возле парадного входа еще двое в форме. Полагаю, все остальные выходы тоже охранялись. Полиция зря не рисковала.
– Что такое… инспектор? Я только выполняю поручение… э-э… моего молодого друга… э-э… Чарльза Тодда.
– А что это за картины?
– Понятия не имею. Он попросил меня принести их, вот и все. Я тихонько вышел в холл. Он стоял передо мной в каких-нибудь шести футах. Я мог бы дотянуться и тронуть его. На мой взгляд, это было достаточно близко и должно было удовлетворить Портера.
Обитатели «Хилтона» окружили нас неправильным полукругом, стараясь понять, что за драма разыгрывается на их глазах.
– Так мистер Тодд попросил вас принести картины? – громко спросил Портер.
– Конечно.
Взгляд Портера метнулся ко мне:
– Вы просили его?
– Нет, – коротко ответил я.
Мельбурнская полиция, ясное дело, добивалась взрывного эффекта. Но то, что произошло, намного превысило мои ожидания. Никакой тихой очной ставки и в завершение ее тихого и мирного ареста. Мне бы следовало вспомнить собственные теории об особой жестокости того, кто всем заправлял в этой шайке.
Я оказался лицом к лицу с разъяренным быком. Он сообразил, что его одурачили. Ярость вздымалась в нем как гейзер, а его руки уже тянулись к моей шее.
– Ты мертвый! – завопил он. – Ты же мертвый, разрази тебя гром!
Он сбил меня с ног. Я задыхался под тяжестью его веса. Напрасны были все мои попытки отбиться от него кулаками. Его гнев изливался на меня как лава. Бог знает, какие у него были намерения, но люди Портера успели оттащить его, прежде чем он прикончил меня. Поднявшись с большим трудом, я услышал, как щелкнули наручники.
Теперь он стоял рядом со мной, тяжело дыша, его скованные руки тряслись, злобные глаза налились кровью. Один миг неудержимой ярости, свирепого неистовства – и всю его внешнюю цивилизованность сдуло как ветром. Открылось жестокое и неприглядное нутро.
– Привет, Хадсон, – сказал я.
– Прошу извинить меня, – небрежно произнес Портер. – Но я не думал, что он сбесится. По виду такой воспитанный…
– Атавизм, – сказал я.
– Что? – не понял Портер.
– Он всегда был дикарем. Подспудно.
– Ну, вам виднее. Я его вижу впервые.
Он кивнул нам и поспешил за своим пленником, которого сопровождали полицейские.
Постояльцы отеля, поглядев на нас минуту-другую, тоже начали расходиться. Совершенно обессиленные, мы сели на кушетку.
Джик взял руку Сары и крепко сжал. Она накрыла своей ладонью мою.
На все ушло девять дней. Но для нас они были вечностью.
– Не знаю, как вы, – вздохнул Джик, – а я бы не отказался выпить пива…
– Тодд, – сказала Сара, – ну, начинай!
Мы устроились в моей спальне, Джик и Сара в умиротворенном состоянии духа, а я – в халате Джика, комната благоухала лекарствами.
– О Хадсоне?
– А о ком же еще? Я не засну, пока ты нам всего не расскажешь!
– Ну… я искал подобного типа, искал еще до того, как встретился с ним…
– Но почему?
– В связи с вином, – объяснил я. – В связи с вином, украденным из подвала Дональда. Тот, кто украл его, не только знал, что оно существует… Он знал, что в доме есть подвал и в него ведет неприметная дверь, сделанная в виде стенного шкафа. Я сам много раз бывал в доме Дональда, но даже не догадывался о существовании подвала. Преступники привезли с собой ящики нужных размеров. Вино обычно ставится по двенадцать бутылок в ящик, а у Дональда украли около двух тысяч бутылок. На такое количество нужно потратить немало времени, а для взломщиков лишнее время – лишний риск… И еще одно обстоятельство. Вино было особенное – небольшое состояние, как говорил Дональд. Вино, которое продают и покупают как недвижимость, стоит оно недельную зарплату за бутылку… И без профессионала нельзя было обойтись, нужно было знать, как его хранить и как продавать… А так как Дональд сам занимался вином и целью его поездки в Австралию было вино, я сразу принялся искать человека, который знал Дональда, знал, что он купил Маннинга, разбирался в хорошем вине и в торговле им. И вот понял: Хадсон Тейлор – именно тот, кого я ищу. Однако сначала мне показалось, что все не так просто… потому что внешне он был не такой, как я предполагал.
– Мягкий и дружелюбный, – подсказала Сара.
– И состоятельный, – добавил Джик.
– Скорее всего, он просто деньголик, – сказал я, откидывая край одеяла и с вожделением взирая на прохладную белую простыню.
– Кто-кто?
– Деньголик. Я сам придумал термин для обозначения тех, кто любит деньги так, как алкоголик – спиртное.
– Таких в мире много, – заявил Джик.
Я отрицательно покачал головой:
– В мире много пьяниц. А алкоголики – больные. И деньголики – такие же. Им всегда не хватает. Они не могут освободиться от этой зависимости. Сколько бы они ни имели, они все равно хотят еще. Кстати, я имею в виду не заурядных дельцов, сколачивающих себе состояние, а настоящих безумцев. Деньги, деньги, деньги! Как наркотики… Деньголики пойдут на все, чтобы достать деньги… Похищение детей, ограбление банков, убийства… Да они и собственных бабушек продадут. Все что угодно!
Я сидел на постели с ногами, потому что чувствовал себя ужасно скверно. Горели многочисленные ссадины, саднили порезы. Думаю, у Джика тоже.
– Деньголизм, – проговорил Джик, словно диктор, обращаясь к невидимой аудитории, – это распространенное инфекционное заболевание, которым страдает каждый, кто ощутил когда-либо жажду денег. То есть все…
– Давай про Хадсона, – потребовала Сара.
– Хадсон – блестящий организатор. Когда я прибыл сюда, то не думал, что организация окажется такой разветвленной, но точно знал, что за кулисами скрывается незаурядный режиссер. Понимаете, что я имею в виду? Дело было задуманно как межконтинентальная операция.
Джик открыл банку с пивом и скривился от боли, протягивая ее мне.
– Но потом Хадсон убедил меня в том, что я ошибался в отношении его персоны, – продолжал я, отпивая освежающую жидкость, – потому что он был слишком осторожным. Он сделал вид, что ему нужно поискать в записях название галереи, где Дональд приобрел картину. Разумеется, он относился ко мне не как к потенциально опасному человеку, а как к кузену Дональда. Пока не переговорил на ипподроме с Уэксфордом.
– Припоминаю, – вставила Сара. – Ты еще сказал, что их знакомство все меняет.
– Да… Возможно, он лишь сообщил Уэксфорду, что я кузен Дональда. Но Уэксфорд, понятно, в свою очередь доложил ему, что я встретил Грина на развалинах усадьбы Мейзи в Суссексе, а потом вдруг оказался в галерее, где рассматривал оригинал картины, сожженной в доме Мейзи.
– Боже! – воскликнул Джик. – Теперь неудивительно, что нам пришлось ехать до самого Алис-Спрингса.
– Конечно. Только в те дни я еще не думал, что мне нужен именно Хадсон. Я искал жестокого человека, который совершает преступления руками своих подчиненных. Хадсон таким не выглядел… Единственная пустяковая трещинка в его маске обнаружилась, когда он неожиданно проиграл на скачках. Он с такой силой вцепился в бинокль, что даже пальцы у него побелели. Но нельзя же считать человека злоумышленником лишь на том основании, что его огорчает неожиданный проигрыш!
– Я согласен с твоим определением, – задумчиво усмехнулся Джик.
– У меня было время поразмыслить в больнице Алис-Спрингса. Те гориллы просто не могли прибыть туда из Мельбурна за такой короткий промежуток времени. Однако они могли появиться из Аделаиды. База Хадсона располагалась именно там… Но все доказательства оказывались слишком хлипкими.
– Начнем с того, что они могли прибыть в Алис заранее, – логично отметил Джик.
– Верно, могли. Но зачем? – зевнул я. – Потом вечером, когда разыгравался кубок, ты сказал, что Хадсон расспрашивал тебя обо мне. И я подумал, откуда он вас знает.
– А ведь я тоже удивилась, только не придала этому значения. Мы же видели его с верхней трибуны, значит, возможно, он где-то видел тебя с нами.