Почему же мы отвергаем интерфейсы, основанные на общении посредством слова, и бросаемся в объятия графических или чувственных интерфейсов, тем самым обогащая корпорации Disney и Microsoft?
Отчасти потому, что мир стал очень сложным и запутанным. Сейчас он намного сложнее и запутаннее того уютного мирка охотников и собирателей, к которому только–только и успели приспособиться наши мозги. Мы просто не в состоянии за всем уследить и вынуждены передавать некоторые своих полномочий чужим людям. Выбираем не мы, а наши «доверенные лица» — неизвестные художники из «Мира Диснея», программисты из Apple или Microsoft; они чего‑то не договаривают, чего‑то недопоказывают, и предоставляют нам информацию в форме сухого, сжатого отчета.
Но главное даже не в это, а в том, что интеллектуализм, провозглашающий превосходство интеллекта над чувствами и волей, как всем известно, потерпел в двадцатом веке сокрушительное поражение. Вспомним хотя бы Россию и Германию, где простые люди, потеряв тесную связь со своими корнями — обычаями, традициями, религией — вручили бразды правления в руки интеллектуалов, а те, дорвавшись до власти, слетели с катушек и превратили двадцатое столетие в скотобойню. Это раньше интеллектуалы казались скучными, теперь они стали опасными.
Единственные, кто от интеллектуализма только выиграл — это мы, американцы. Благодаря некоей группе интеллектуалов, которые, на наше счастье, ещё в восемнадцатом веке заложили основы верной системы политических и общечеловеческих ценностей, мы свободны, и мы процветаем. Однако, связь с теми интеллектуалами мы, увы, утратили. На что нам сдался интеллектуализм, если мы, грамотные люди, больше не читаем книг. Похоже, нам гораздо удобнее передавать унаследованные ценности будущим поколениям не с помощью слов, а с помощью мимики, жестов и все тех же, засасывающих, словно трясина, масс–медиа. Нет, иногда они тоже приносят пользу, недаром же полицейские многих стран жалуются на местных правонарушителей, которые, насмотревшись американских телесериалов про копов, требуют, что им, как и американским преступникам, перед допросом зачитывали их права, Миранду. Когда же им объясняют, что они не в Америке и правило Миранды на них не распространяется, негодованию злоумышленников нет передела. Возможно, когда‑нибудь, через десятки–десятки лет, окажется, что убойная киношная парочка Старски и Хатч, переведенная на сотню различных языков и сотни раз показанная в сотне различных стран, сделали для торжества справедливости на земле гораздо больше, чем Декларация Независимости.
Если могущественная, богатейшая, обладающая ядреным потенциалом культура намеревается нести разумное, доброе, вечное посредством одних лишь однобоких каналов передачи информации, то есть масс–медия, мы далеко не уедем. Более того, мы рискуем сбиться с пути. Слово, и только слово — наша поддержка и опора. Слово и ничто иное избрали для передачи идей воистину вселенского масштаба те, кто создали Десять Заповедей, Коран, Билль о Правах. И пока наши послания не будут схвачены четким словесным знаком, они пропадут втуне, а головы людей будут забиты пустопорожней чушью.
Некогда в Орландо базировалась Военно–воздушная база Маккоя[9]. С ее длиннющей взлетно–посадочной полосы самолеты B-52[10] , нашпигованные ядерными боеголовками, могли подняться ввысь и устремиться прямиком на Кубу или куда там еще. Теперь военно–воздушную базу переделали в гражданский аэропорт города Орландо, и на длинющую взлетно–посадочную полосу приземляются мирные Боинги 747 из Бразилии, Италии, России и Японии, чтобы сошедшие с трапа туристы могли прямиком направиться в Диснейленд и на какое‑то время с головой окунуться в нашу культуру.
Для традиционных культур, таких, как, например, ислам, где слову придается первостепенное значение, это «культурное погружение» на самом деле намного опаснее, чем все B-52 вместе взятые. Люди, живущие за пределами Америки, уверены, что наше велеречивое пустозвонство, наш мультикультурализм, наше этническое и социальнокультурное многообразие – всего–навсего ширма, попытка скрыть (чаще всего бессознательно) довлеющую над миром тенденцию к уничтожению всех возможных культурных различий. Основополагающий догмат мультикультурализма (называйте это явление как хотите, хоть «чти других, как самое себя») – хватит судить всех и вся, хватит защищать, а, значит, и хватит верить в то, что вот это – правильно, а это – нет, что вот это – правда, а это – ложь, что это – плохо, а это – прекрасно, что Бог – он есть и ему присущи такие‑то свойства.
Двадцатый век преподал нам урок – если огромное количество людей–носителей самых разных культур желают мирно сосуществовать (или даже добрососедствовать) на планете Земля, им крайне желательно хотя бы на время перестать судить и высказывать собственное мнение. Отсюда, (впрочем, готов поспорить) наше недоверие и враждебное отношение к выдающимся фигурам нашей современной культуры. По мнению Дэвида Фостера Уоллиса, автора «E Unibus Pluram», подобное отношение вырабатывает у нас телевидение; именно в таком ключе средства массовой информации воспитывают зрителей, безотрывно пялящихся в голубые экраны. Конечно, воспитание происходит постепенно и почти незаметно, однако день за днем в мозг человека просачивается мысль, поданная в виде некого допущения, что все наделенные властью персоны – учителя, генералы, копы, министры, политики – лицемерные фигляры, и всё, что нам остается, — здоровый пофигизм и отстраненность.
Но как только вы теряете способность судить о том, что верно, а что нет, что правда, а что ложь, вы теряете понятие культуры как таковой. Остается лишь «балет и керамика». Потому что способность судить и способность верить и есть самая настоящая культура. Поэтому, как мне кажется, время от времени в местах типа Луксора[11] появляются вооруженные автоматами террористы и расстреливают представителей западной цивилизации. Когда сыны Египта возвращаются домой в бейсболках набекрень – а–ля всем привет от военно–воздушной базы Маккоя – их отцы лишаются рассудка.
С точки зрения древнейших культур исламских стран или величайшей культуры Франции, льющаяся на нас с экранов телевизоров глобальная антикультура груба, вульгарна, никуда не годна. По крайней мере, на первый взгляд. Однако с ней мировой пожар «на горе всем…» или Холокост становятся менее вероятными, а это уже — просто‑таки отлично!
Беда в том, что те, у кого никакой другой культуры, кроме глобальной монокультуры, нет, в полной, простите, заднице. От няньки–телевизора они не получают никакого представления ни о религии, ни о философии, и растут в атмосфере нравственного релятивизма, где добро и зло относительны, а принцип моральной терпимости возведен во главу угла.
Вначале грудастые красотки с кабельного ТВ вещают им о гражданских правах и обязанностях, затем в университете перед ними выпендриваются представители Generation П, отвергающие вечные ценности, мораль и справедливость. И вот они, жалкие и беспомощные, выходят в реальный мир. Однако с другой стороны, может, в этом‑то и соль — сделать нас жалкими и беспомощными, дабы в будущем мы не перестреляли друг друга?
Если вы растете в определенной культурной среде, то эта среда снабжает вас базовым набором нравственных, моральных ценностей и умений, которые в дальнейшем помогают вам постичь и понять мир. Возможно, позже вы и отвергнете эту культуру, однако, исходные ценности и умения останутся при вас.
Те американцы, которые толкутся в солидных юридических конторах и заседают в советах директоров, всё это в какой‑то мере осознают. Они разглагольствуют о мультикультурализме и этническом и социокультурном многообразии, о принятии всех и вся такими, какие они есть, однако собственных детей воспитывают совершенно по–другому. У меня есть друзья, высокообразованные и технически одаренные интеллектуалы, которые всё бросили и переехали в захолустный городишко в штате Айова, чтобы там жить и растить детей. А в Нью–Йорке есть хасидская община, где тысячи ребятишек наставляются в духе традиционной еврейской веры. Любой пригород может оказаться местом, куда люди определенных убеждений (чаще всего не афишируемых) стекаются со всех концов страны, чтобы жить среди единомышленников и единоверцев.
И движет этими людьми не только ответственность перед своими детьми, но и перед страной. В кругах власть придержащих встречаются, конечно же, личности гнусные, но не мало и тех, кто хоть изредка беспокоится об обязательствах перед страной и о её будущем. И тогда значимые для книгочеев–интеллектуалов проблемы — то же глобальное потепление — в конце концов, протискиваются сквозь частокол масс–культуры и начинают выглядывать из древних индийских руин в Орландо.
Тут вы, наверное, воскликнете – ну, и какое это отношение имеет к операционным системам? Но ведь я предупреждал, что в отрыве от культурного контекста, невозможно объяснить, почему фирмы Apple и Microsoft занимают доминирующие позиции на рынке операционных систем. Поэтому, если мои собственные отношения с современной культурой останутся для вас тайной за семью печатями, дальнейшее прочтение данного эссе станет бессмысленным.
Современная культура – двухуровневая система, напоминающая сосуществование Морлоков и Элоев в романе Герберта Уэллса «Машина времени», за одним лишь исключением — на гребне волны теперь находятся Морлоки, а не Элои. В книге изнеженные аристократы Элои выживали за счет Морлоков, подземных жителей, стоящих у руля технического прогресса. В нашем мире всё с точностью до наоборот. Морлоки, которых считанные единицы, правят бал, ибо единственные, кто понимает, как и что работает. Тьма–тьмущая Элоев, взращенных телевидением и радио, слепо повинуется начитанным Морлокам и идет по проложенному ими верному пути. Однако невежественная толпа, науськиваемая и подстрекаемая гнусными личностями, может запросто свернуть с него, направиться совершенно в противоположном направлении. Чтобы подобного не произошло, мы развили и продолжаем развивать так называемую поп–культуру, которая, а) чертовски заразна, б) превращает заразившегося ею человека в импотента, который не способен более ни судить, ни самостоятельно принимать решения.