В начале было воспитание — страница 41 из 59

Я часто вспоминала об этой истории, встречаясь с людьми, у которых складывалась схожая ситуация в семье. Из их рассказов я узнавала, что чем больше матери нуждались в поддержании душевного равновесия за счет других, тем больше они возвеличивали своих покойных детей, и это часто продолжалось десятилетиями. Тем самым они как бы вознаграждали себя за все страдания, причиненные им мужьями, и за трудности, связанные с воспитанием доставляющих столько забот живых детей. Каждая из них в глубине души полагала, что умерший ребенок обязательно стал бы ее помощником и защитником, заменив ей в этом отношении со временем ее собственную мать.

Поскольку Адольф появился на свет после смерти трех своих братьев и сестер, я не могу представить себе, что мать относилась к нему «с любовью и нежностью и готова была всем пожертвовать ради него». Однако все его биографы полагают, что Гитлер испытывал не недостаток, а избыток материнской любви, что его слишком часто хвалили, и потому он впоследствии так жаждал всеобщего восхищения. Якобы долгий симбиоз с матерью, вызывавший у него положительные эмоции, породил у него желание «слиться» с массами. Такие высказывания встречаются порой даже в серьезных психоаналитических исследованиях.

На мой взгляд, такого рода трактовка наиболее ярко отражает то, насколько укоренились в нашем сознании педагогические принципы. Напомню, что авторы педагогических трактатов выступают против «слепой любви», рекомендуют ни в коем случае не «баловать» ребенка, а, напротив, с момента рождения воспитывать его в строгости, чтобы подготовить его к жизни. Психоаналитики выражаются по-иному, они считают, что необходимо «научить ребенка справляться с состоянием фрустрации из-за недостатка любви», как будто он сам не может научиться этому. В этой связи стоит отметить следующее. Если ребенок в детстве получил достаточно любви и внимания, то он, став взрослым, как раз не будет в такой степени, как ребенок, нуждаться в любви и поэтому не будет испытывать ярко выраженной фрустрации при ее отсутствии. Зато появление у человека склонности к наркомании или иным извращениям всегда означает, что ему чего-то не хватает и что в детстве ему многое недодали, что в детстве он страдал от недостатка материнской любви. Даже если родители и утверждают, что «любили» ребенка, это не так, и на самом деле они его баловали. Ведь очень часто ребенка закармливают сладостями, щедро одаривают игрушками и всячески опекают (!), даже не желая разобраться, что же твориться в его душе. Наиболее ярко это опять-таки демонстрирует пример Гитлера. Вряд ли мать смогла бы любить в нем ярого ненавистника отца. Даже представив на минуту, что мать могла испытывать к Адольфу чувство истинной любви, невозможно допустить, что она не обставляла эту любовь целым рядом условий, одним из которых было, безусловно, требование «быть послушным мальчиком и прощать все отцу». О ее полной неспособности хоть как-то помочь сыну в его конфликте с Алоизом свидетельствует следующий отрывок из книги Штирлина:

«Авторитарный стиль главы семейства не мог не внушить жене и детям чувства уважения и даже страха, которое пережило отца. Даже после смерти отца в доме по-прежнему царил его культ. Так, например, его трубки остались стоять на кухонной полке, и вдова в беседе с кем-либо, желая доказать свою правоту, всегда показывала на них, т.е. ссылалась на незыблемый авторитет покойного» (Stierlin, S.21-22).

При таком преклонении Клары перед Алоизм Адольф едва ли был готов поделиться с ней своими подлинными чувствами, особенно если учесть, что он, несомненно, представал в глазах матери в невыгодном свете по сравнению со своими умершими братьями и сестрой. Ведь они, умершие так рано, наверняка не успели согрешить и попали на Небеса, где, как известно, также невозможно совершить никакого греха. Бедный же Адольф оставался на грешной земле. Чтобы получить любовь матери, он был вынужден притворяться, чем окончательно и определил свою жизненную позицию. В самом начале фундаментального труда Феста есть несколько очень метких замечаний:

«Всю свою жизнь он предпринимал неимоверные усилия, чтобы скрыть свой истинный облик и сделать его гораздо более просветленным... Вряд ли мы найдем другую историческую личность, которая столь же тщательно скрывала свою истинную сущность и которая была готова применить столь чудовищное насилие, чтобы возвеличить себя. Сам себя он скорее воображал монументом, а не человеком и на протяжении всей жизни стремился создать о себе именно такое представление» (Fest, 1978, S.29).

Человеку, познавшему любовь матери, не нужно так искажать свое подлинное лицо.

Адольф Гитлер постоянно стремился оборвать все связи с прошлым. Сводного брата Алоиза он даже близко к себе не подпускал, а сестру, которая вела у него домашнее хозяйство, заставил сменить фамилию. Однако на арене мировой политики он ставил подлинную драму своего детства, сам того не осознавая. Подобно своему отцу, он также стремился быть абсолютным диктатором. Остальные должны были повиноваться и молчать. Он внушал страх, но одновременно пользовался безграничной любовью народа, который, как когда-то Клара у ног своего мужа, теперь так же покорно лежал у его ног.

Известно, что Гитлер завораживающе действовал как на мужчин, так и на женщин. Всем им он заменял строгого отца, точно знающего, что правильно, а что нет. Ведь всех этих людей с детства приучали к послушанию, неукоснительному выполнению своих обязанностей и соблюдению христианских заповедей. Они также с ранних лет должны были подавлять в себе ненависть и скрывать свои истинные потребности.

Гитлер предстал перед ними человеком, не только не отвергающим нормы буржуазной морали, но напротив, готовым высоко оценить привитую им с детства привычку к повиновению, и это почти ни у кого не вызывало внутреннего протеста. Ведь он не ставил перед ними глубинных вопросов о смысле жизни, его политика не вызывала у них душевных кризисов. Более того, он дал немцам универсальное средство, позволившее совершенно легальным путем излить накопившуюся в душе едва ли не с первых дней жизни ненависть. Найдите мне того, кто этим не воспользуется! Еврей теперь оказался виновным во всем, а истинных виновников (собственных родителей-тиранов) можно было, как и прежде, идеализировать.

Я знаю женщину, которая в детстве не сталкивалась с евреями до тех пор, пока не вступила в национал-социалистическую организацию «Союз германских девушек». В детстве ее держали в ежовых рукавицах. Отец и мать очень нуждались в ней: она вела домашнее хозяйство, т.к. ее брат и две сестры по разным причинам покинули родительский дом. Поэтому, несмотря на ее желание, а также ярко выраженные наклонности и способности, она так и не освоила какой-либо профессии. Уже гораздо позднее она рассказывала мне, как с восторгом читала в «Майн Кампф» о «преступлениях евреев» и какое испытала облегчение, когда поняла, что теперь можно кого-то совершенно безнаказанно ненавидеть. В душе она завидовала брату и сестрам, поскольку те, в отличие от нее, занимались своим любимым делом, но эту зависть она не могла выражать открыто. И вот теперь она поняла, что еврейский банкир, давший ее дяде ссуду под проценты, «бесстыдно наживался» на нем. На самом же деле именно родители нещадно эксплуатировали ее, и она подсознательно их ненавидела. Но ведь порядочной девушке не подобает испытывать такие чувства, как ненависть и зависть. И вдруг найден очень простой выход: можно ненавидеть сколько угодно, оставаясь любящей отца дочерью, да еще и «приносить при этом пользу Отечеству». Но самое главное — можно гордиться своей силой, своими добродетелями, своим арийским происхождением и презирать при этом евреев, таких же слабых и беззащитных, каким в детстве был ты сам.

А сам Гитлер? И для него еврей — это беспомощный несчастный ребенок, каким он сам был когда-то. Гитлер жестоко измывался над евреями, потому что в детстве отец точно также обращался с ним. Алоиз непрерывно мучил сына, каждый день избивая его (мы помним, что в одиннадцатилетнем возрасте он чуть не забил его до смерти), поэтому и взрослый Адольф Гитлер также никак не мог успокоиться, и, уже уничтожив шесть миллионов евреев, призывал в своем завещании к полному истреблению еврейской нации.

Ведь и Алоиз Гитлер, и Адольф Гитлер испытывали страх перед возможным возвращением в психику человека отщепленной части собственного Я. (Этот страх характерен для всех родителей, избивающих детей.) Отсюда непрекращающиеся побои сына и постоянная борьба против евреев — за этим кроется боязнь прорыва в сознание подавленных ощущений (чувство собственного бессилия и униженности), Прибежище от которых человек всю жизнь пытается найти в стремлении «стать великим», что дает ему возможность распоряжаться судьбами других людей. Алоиз стремился сделать служебную карьеру, его сын — стать вождем нации. В одном ряду с Адольфом и Алоизом стоят и психиатр, рьяно выступающий за широкое применение электрошока, и врач, занимающийся трансплантацией обезьяньего мозга, и профессор, навязывающий свое мнение студентам, и просто отец, воспитывающий своих детей. Все эти люди, которым неизвестно чувство скорби по собственному детству, стремятся не только погубить, унизить или оскорбить других, нет, главная цель их деятельности — предание окончательному забвению мучительных воспоминаний о зародившемся когда-то чувстве бессилия.

В очень интересной книге Штирлина прослеживается мысль, что мать как бы подсознательно «поручила» сыну сделать все для ее спасения от унижений со стороны мужа. Таким образом, из этого можно сделать вывод, что Германия заняла в подсознании Адольфа место матери. С этим, наверное, следует согласиться, однако упорство, с которым он позже стремился к поставленной цели, безусловно отражало его кровные подсознательные желания. Ведь Гитлер поставил перед собой воистину великую цель — полностью освободить свое подлинное Я от гнетущих воспоминаний о страшных унижениях, которым он подвергся в детстве. Для этого он принес в жертву Германию.