Важно отметить то обстоятельство, что русская наука и индустрия сумела достигнуть мирового уровня вопреки всему. Россия, как и мечтал Петр Великий, стала одним из мировых производителей океанских кораблей, гигантских линкоров, равных по мощи любым дредноутам мира. Видя смещение баланса в японскую сторону, российское военно–морское командование летом 1902 г. начало ускорять процесс строительства новых кораблей. Специалисты отмечали боевые качества первоклассного крейсера «Аскольд» и крейсера третьего класса «Новик». Россия делала весомые шаги по преодолению отставания на море.
К началу 1904 г. Дальневосточный флот России состоял из семи линейных кораблей (четыре из них были покрыты дополнительной броней), пяти первоклассных и двух третьеклассных крейсеров (четыре бронированы), двадцати пяти эсминцев, семнадцать торпедных катеров. В Порт — Артуре Россия имела семь линейных кораблей, шесть крейсеров и 16 торпедных катеров. Во Владивостоке стояли первоклассные крейсера «Россия», «Рюрик», «Громобой», «Богатырь» и несколько торпедных катеров. Первоклассный крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» на рейде стояли в корейском порту Чемульпо.
Один линейный корабль и семь крейсеров и четыре торпедных катера двигались в направлении Красного моря. Эти корабли — линкор «Ослябя» и крейсера «Аврора» и «Дмитрий Донской» находились под командованием адмирала Вирениуса. В январе 1904 г. они были уже в Красном море и встретили на своем пути два превосходных новых японских крейсера — «Нишин» и «Касуга». Эти корабли были построены в Италии для Аргентины, готовившейся к войне с Чили. (Но мир победил и Буэнос — Айрес ужаснулся предъявленному итальянцами счету, Россия и Япония бросились покупать новейшие крейсера. С помощью англичан заказ перехватили японцы. Русских моряков насторожила та скорость, с которой японские крейсеры под командой английских офицеров устремились домой).
Мы видим, что у России было значительное число боевых кораблей, но качество этих кораблей не было равномерно высоким: были отличные корабли, стояли в строю и устаревшие модели. Суда российского флота резко различались между собой по показателям скорости, вооруженности, защитной силы брони. Вторым негативным обстоятельством было не всегда высокое искусство флотских артиллеристов. Некоторые из российских линейных кораблей были вооружены столь же мощными пушками, но использовать их эффективно недостаточно обученный и умелый экипаж просто не мог. В-третьих, обращаться с таким флотом как единым целым было чрезвычайно сложно. Русские адмиралы не могли распоряжаться армадами своих флотов с легкостью и гибкостью, которых потребовала современная война.
Некоторые данные говорят о недостаточной дисциплине на борту военных кораблей, о неравноценности корабельных экипажей, о недостаточности умелых флотоводцев. На русском флоте было слишком много адмиралов — 100 в 1904 г. (У гораздо более крупного — британского флота было 69 адмиралов. У Франции — 53, у Германии — 9). Некоторые из этих русских адмиралов никогда не были капитанами кораблей. Более трети уже десять лет не выходили в море. На борту своих кораблей старшие офицеры жили в неумеренной роскоши, словно не покидали столичный Петербург. На флот рекрутировалось много крестьян, для которых это была первая встреча с морем; эти новоявленные моряки открыто грустили по лесным падям и просторам полей, а флот требует «морской косточки». Маневры были редкими, а боевые снаряды берегли «для дела».
Стратегия России
Для выработки стратегии Петербург нуждался в реалистической картине мира и объективных выводах из оценки сложившейся обстановки. Столетие назад стратегической разведкой в полном смысле этого понятия и в глобальном его объеме обладала только Британия с ее Интеллидженс сервис, созданная тремя веками ранее. Остальные страны только входили в эту сферу. Шпионажем за рубежом в занимались пять российских ведомств: военное министерство, верховное командование в Маньчжурии, военно–морской штаб, департамент полиции и министерство иностранных дел.
Военное министерство более всего полагалось на работавших в Маньчжурии русских разведчиков. Те, в основном, вербовали китайцев, сообщавших о перемещении японских войск. Вылазки ознакомительного характера отнимали обычно две недели — немалый срок. Каждый агент имел свой собственный номер, благодаря которому его пропускали через русские позиции. Но это была малоэффективная разведка: китайцы с трудом ориентировались в японских частях; будучи арестованными, они создавали условия для дезинформации. Более точную картину давала разветвленная дипломатическая служба Российской империи.
Одним из наиболее влиятельных наблюдателей за разворачивающимся конфликтом был некто Александр Павлов, бывший посланник в Корее, а затем расположившийся уже как частное лицо в Шанхае. Царь лично одобрил его миссию и с доверием относился к его оценкам. Павлов мог даже послать в условленное место небольшое судно с сообщением или грузом. Прежде всего его интересовали японские корабли и их грузы, он давал оценку боевых возможностей вооруженных сил микадо, он соотносил японскую мощь с русской делал важные умозаключения.
Военные атташе российских посольств по всему миру были основой русской военной разведки. Среди них было немного знатоков Востока, особенно Дальнего Востока. Хотя офицеры Генерального штаба считались интеллектуальной элитой армии многие проблемы Востока не были поняты, многие авторитетные суждения не отличались глубиной. Так одно из их базовых умозаключений сводилось к тому, что один русский солдат по боевым качествам «равен» трем японским. В Генеральном штабе никто не говорил по–японски. Да и во всей русской армии в 1904 г. было всего одиннадцать переводчиков с японского; только двое могли читать по–японски.
Военные атташе часто полагались на журналистов или бизнесменов, местами получения информации нередко были матросские пабы. Как глава военно–морского штаба, адмирал Рожественский открыто возмущался тем, какие суммы получает военно–морская разведка практически не прилагая больших усилий. Многие из западных контрпартнеров в поисках русских денег делали вид, что обладают невиданными секретами. В общем и целом русская разведка оказалась недостаточно эффективной в сравнении с японской, уже два поколения насаживающей своих агентов в Европе и Азии, знающей немало о России и ее слабых местах.
Полиция традиционно была весьма сильна — она сражалась с революционным подпольем. Безопасность прохождения российского флота Рожественского была поручена Аркадию Михайловичу Гартингу, который из Берлина наблюдал за всей Европой. Царь лично читал его донесения.
Полагаясь на все эти каналы и средства получения информации стратегического характера, на методы ее анализа, российское руководство определяло основания для выработки оптимальной политической линии.
Казус белли: Япония не может смириться с фактом владения тремя восточными маньчжурскими провинциями и близко от Японии расположенной Кореей. В самом простом виде стратегическую ситуацию можно представить так. Япония была преисполнена решимости не допустить Россию в Корею, и сама стремилась превратить это королевство в свой континентальный бастион. С этим Россия соглашаться решительно не хотела. Вот как излагает российскую позицию военный министр Куропаткин. «Хотя мы не чувствуем необходимости самим аннексировать эту страну, мы ни при каких обстоятельствах не согласимся на водворение в ней энергичной Японии или какой–либо другой державы… Так же, как в Персии и Северном Китае, мы обязаны работать над тем, чтобы постепенно укрепить экономический контроль над этой страной. Постоянное укрепление наших позиций в Китае, завершение строительства дорог, идущих через Маньчжурию — являются важными шагами на пути решения проблем будущего».
Реализуя эту политику, Россия на протяжении 1903 г. увеличила контингент своих войск на Дальнем Востоке. При этом она, не желая вызывать опасений своего главного европейского союзника, не уменьшила расположенные на своих западных границах силы, на которые с такой верой надеялась Франция. (Более того, Петербург сформировал с европейской части дополнительные 32 батальона весьма подготовленных войск). Замысел Куропаткина заключался в укреплении вооруженных сил России на Дальнем Востоке, не возбуждая и не раздражая при этом Японию. Главный вопрос заключался именно в этом: можно ли достичь обеих целей одновременно?
Первоначальный русский военный план на случай конфликта с Японией предполагал концентрацию трех независимых друг от друга воинских соединений. Они должны были предотвратить высадку и наступление японских войск. Первым соединением командовал генерал–лейтенант Линевич, базировавшийся на Ляояне во главе весьма впечатляющих ударных сил, включающих в себя 60 пехотных батальонов, 160 полевых орудий и 64 кавалерийские сотни. Второе соединение, значительно меньшее по численности, базировалось в Приморье; в него входили восемь пехотных батальонов и шесть сотен кавалерии при нескольких пушках. Третье соединение стояло гарнизоном в Харбине, и было готово прийти на помощь либо первому, либо второму соединению. Подкрепления из Сибири и Европейской России обязаны были добавить убедительности русским силам.
Мы видим центральное значение войск, стоявших под Ляояном — именно их главной задачей было предотвращение высадки японских войск, защита с тыла Порт — Артура, остановка движения японских частей по Китайско — Восточной железной дороге, прикрытие подходов к реке Ялу, предоставление драгоценного времени для подхода с запада новых русских подкреплений. Приморское соединение прикрывало Владивосток и все Приморье. Если же японцы устремлялись к Харбину, то русские войска из Приморья стремились нанести удар им во фланг.
Некоторые из российских специалистов в погонах сравнивали конфликт с Японией с подавлением «боксерского восстания». Но наиболее умудренные понимали, что это сравнение хромает; предстояла гораздо более суровая битва. На равнинах Маньчжурии и у Порт — Артура их теперь ждали не неорганизованные крестьяне, а весьма обученные, стойкие до фанатизма, руководимые профессионалами, японские армии.