Одним словом, Серж заметил этого Вальку. Тот еще ходил в холостых. Опять-таки в цирковом деле это не пустяк. Мы ведь ездим семьями, и на манеже часто всей семьей. Циркач — как цыган-кочевник. Весь он здесь со своей поклажей: с детьми, а то и с бабками. А тут Валентин — птица вольная. И это положение учел Серж, ну и предложил парню заменить себя в номере. Обещал, что тот не станет жалеть об оставленном батуте. Валька, в чем тут было сомневаться, от радости ног под собой не чуял. А как же! Войти в такой номер! Стать, можно сказать, самим Дональдо!
В Риге мы тогда были заняты в одном представлении. Город большой. Программу исполняли долго. Поглядел я, как Сергей вводил его в номер. Нелегким орешком оказался Валька. С ходу что требовалось брать не мог. По нескольку часов репетировал по ночам и днем, когда только были свободны подвески. Три пота сходило с Валентина. Ой как далеко было до Сержа! Ничего похожего. Только что внешне он был подходящим. Но Сергей от него не отставал.
Упорно возился с Валькой. Считал, видно, что хоть дара у того особого нет, но материал в нем выгодный. Должно получиться. И, представьте, получилось. Вышло!
Егор Янович даже слегка хлопнул меня по коленке.
— Примерно через год, может и чуть побольше, опять с ними повстречался. Мария работала уже с Валентином. Разумеется, номер назывался так же: «Донатовы — воздушный полет», только вместо Сергея в афише стояло имя молодого гимнаста.
Я был занят в том же, что и они, отделении и едва успел переодеться, чтобы проникнуть в зал и увидеть их номер. Черт знает почему, но я, понимаете, волновался, словно меня это близко касалось. Можно было подумать, боялся потерять что-то родное.
Оказалось — зря беспокоился.
То, что пришлось увидеть, было удивительным. Номер, созданный Сергеем, не только ничего не утерял — наоборот, расцвел, омолодился, родился заново, если хотите!.. Невероятно было то, что выжал Серж из Вальки. Он работал отлично. Завлекательно играл своим превосходным телом. Это был новый Серж, молодой и притягивающий к себе внимание. И номер был будто новый. Состоял из великолепных отважных трюков. Вы спросите, а Мария? Она была дивной, ни в чем не уступала партнеру. Нет, пожалуй, все-таки была лучше его. Оставалась неотразимой. Я говорил вам — раньше полет Марии был бесстрашным соло под куполом. Теперь он стал будто воздушным танцем вдвоем, таким, что спирало дыхание у всех, кто находился внизу. И все это сделал для них Серж. Другой бы никто не смог.
Я часто наблюдал его. Пока длился номер, Серж стоял в проходе меж униформистами и следил за тем, что делается наверху. Возле барьера он появлялся в момент, когда Мария, ослепленная лучами прожекторов, уже приближалась к подвескам. Уходил Серж, пока еще не включали общий свет и проход оставался затемненным. За форгангом он оказывался, когда гимнасты опускались на арену. Зрители Сержа не замечали. Какое им дело до толпящихся у выхода? Их кумир — артист. А тот, кто его создал, отдал ему все, что знал сам, пусть довольствуется чужой славой.
Еще слышались аплодисменты. Мария оказывалась по нашу сторону форганга. Здесь ее ждал бывший партнер — теперь муж. Перед тем как уйти в гримерную, она успевала улыбнуться ему, и Серж бывал счастлив. Все это видели. А Мария была благодарна ему.
Серж теперь числился руководителем номера. Дирекция цирков позволяла себе такую роскошь. Мог он, конечно, выходить на манеж и тянуть вниз лестницу, по которой поднимались гимнасты, а потом стоять, будто на пассировке. Но он этого не делал. Да и какая уж тут могла быть пассировка? Сорвись Мария или ее партнер с трапеции, спасать их внизу было бы напрасным делом.
С тех пор, включаясь в программы различных представлений, они ездили втроем по разным городам. Валентин все еще был холостым и жениться не спешил. Заведут с ним о том разговор, ухмыльнется и скажет: «А к чему мне? Мне и чужих хватает».
Говорил смело, потому что всякий понимал — жен товарищей в виду не имел. У нас такое не водится. Цирковые подруги — народ верный. Да и как иначе? Все у нас на виду и днем, и по ночам. Словом, на этот счет никаких безобразий, хотя публика по незнанию думает иначе.
Сделав паузу, Егор Янович повернулся и посмотрел на меня, как бы желая понять, не думаю ли и я так же. Но, видно, ничего не заметив, вдруг сказал:
— А все-таки нет-нет да и бывает. Да, — кивнул он. — Тут вышло не по нашим законам. Неизвестно мне, когда это и где началось. Марию, хотела она того или нет, потянуло к Валентину. Никто не знал, предпринимал ли Валька что-либо для того со своей стороны — ведь обхаживать женщин был мастак… В общем, со временем стали замечать, как Мария смотрит на своего молодого партнера. И перед тем, как выйти на манеж, и на репетициях, и в другие часы. Может быть, она и боролась с собой, хотела преодолеть вспыхнувшее чувство. Возможно и так. Любви, говорят, не прикажешь. Только стали их встречать вдвоем там, где им вдвоем быть вовсе не обязательно.
Как раз тогда наши начали ездить за границу. Воздушников Донатовых послали с одной из первых групп, не припомню, не то в Англию, не то еще куда-то там. Проходили в Европе, слышно было, на ура. Писали о них в иностранных газетах. На обложках журналов печатали цветные снимки — Мария в полете. Вернулись радостные. Шутка ли, мировое признание!
Серж с ними за рубеж не ездил. В заграничные гастроли посылают скупо. Тут главная дирекция рассуждает — обойдутся и без руководителя. Обошлись и на самом деле. Ну, а дома опять, как было. Снова втроем по нашим циркам.
Я уже о том вел речь — Серж был человеком догадливым. А тут, после заграничной поездки, у Марии и Вальки и совсем все на виду. Не надо ни о чем и догадываться. От мужа она, правда, таилась, но разве утаишь? Пришел час, ничего не поделаешь. Это как напасть. Женщина, она, будь хоть и герой, существо слабое, от любви, сами знаете, дуреет. Осуждать Марию, понятно, было проще всего, но можно и понять. Сержу-то ведь уже за пятьдесят, а тут Валентин — молодец молодцом, красавец и ей, верно, ровесник. Каждый вечер они вдвоем под куполом цирка, и Мария ощущает надежную крепость Валькиных рук.
Со стороны, если не приглядываться, все будто оставалось, как и раньше. Но нет, было не так.
Вам, наверное, и не помнится, — когда еще был немой кинематограф и картины смотрели в тесных киношках под игру таперов, шел такой заграничный фильм из цирковой жизни, «Варьете». Несколько раз я смотрел эту кинокартину. Участвовал в ней замечательный немецкий артист. Он играл гимнаста в летах — главного в воздушном номере. Они работали втроем. Старший был ловитором, а его юная жена с партнером проделывала сальто под шатром шапито. Но, между прочим, началась у молодых любовь. Дело зашло далеко. Муж их выследил, но виду не подал. Решил рассчитаться с любовником по-своему. По ходу номера, когда молодой должен был приходить в руки ловитора, тот решил изобразить неудачу, сделать так, будто не сумел поймать партнера. Работали, разумеется, по-заграничному, без всякой страховки, и, случись такое, парню, понятно, был бы конец. Так вот, старший задумал его не словить и… не сумел. Профессиональная привычка и гордость циркача не дали того сделать. Он поймал молодого партнера, как ловил на каждом представлении, а ночью, когда любовник жены спал в своем вагончике, зарезал его, спящего. Как сейчас помню спину этого широкоплечего актера. Наклонившись над раковиной, он смывал с рук кровь. Стоящая была картина. Я о ней вспомнил в тот день, когда узнал про Сергееву беду.
И опять Егор Янович умолк. Тут, может, и нарочно. Он действовал, как опытный рассказчик.
— Нет, не думайте, — достаточно потомив меня, продолжал старик. — Он не вознамерился убить Вальку. Все было проще, а возможно, и сложнее. Мария с партнером снова улетели куда-то в чужие края. Серж их провожал. В аэропорту от него не могло ускользнуть — молодые были не в силах скрыть радость, ведь опять оставались вдвоем. Улетали они на долгие гастроли, и Сергею все стало ясно.
Ну, а дальше — вернулись Валентин и Мария через несколько месяцев. Опять привезли пачку газет. Чего только не писали о них на разных языках! Называли Марию русской жар-птицей. Тогда-то, по-видимому, и начался шум о ее, как вы говорите, легендарности. Возвратилась, значит, наша уже знаменитая пара в Москву и узнала, что тот, кому они были обязаны всем, распрощался с цирковой дирекцией и уехал неизвестно куда. Марии он оставил письмо. Объяснил, что все понял, отлично осознает — больше не нужен ни ей, ни Валентину, оставляет Марию и желает ей счастья и добра.
Даже узнать не могли, куда он запропастился. Исчез, как и не бывало..
Но любовь, сами знаете, вещь эгоистичная. Она безжалостна. Влюбленным не до тех, кто страдает. Бывает и похуже — любящие ненавидят того, кому причиняет мучение их безоблачное счастье. Серж это понимал и ничего подобного переживать не захотел. Он ушел с пути молодых. Валентину и Марии, видно, лишь того и нужно было. Теперь они были свободны. А старший друг? Стоило ли о нем сейчас думать!
Свадьбу отметили по-походному. Собрались после представления в номере гостиницы, который занимала глава аттракциона — дрессировщица львов. Пили за молодых, за их будущее, за новую цирковую семью. Мария в тот вечер выглядела изумительно. Известно — счастье окрыляет женщину. Теперь-то, приодевшись в заграничное, она была заметной. Ну и Валентин куда как хорош. Словом, завидная пара. Про Сержа в тот вечер не говорилось, Кто и в самом деле за рюмкой позабыл, а кто помалкивал. Понимали — не место о нем вспоминать.
Интересно вам, что было потом?
Менялись города. Дороги, дороги… Воздушный дуэт Марии и Валентина и на родине имел огромный успех. Работали много и хорошо. Прошло недолгое время, и Валька купил машину. Теперь аппаратуру отправляли багажом вперед, сами переезжали на новое место на своем «Москвиче». За рулем в замшевом пиджаке горделиво посиживал Валька — молодой муж… Мария рядом, как обычно, с непокрытой головой. Волосы цвета каленого ореха с медно-красным отливом. Крупными волнами ниже плечей. Тряхнет головой и откинет их за спину. Губы готовы всегда