енный здесь в незапамятные времена, он по-прежнему смотрит на Дунай своим узким фасадом, начиная собой две улицы и походя на нарядный томик чуть раскрытой книги, поставленной корешком к реке. В корешке томика и вырезаны его старинной формы решетчатые окна.
В «Доме доброго пастора» открыт музей часов. И не просто часов и всяких диковинных старинных механизмов, а часов, непременно связанных с историей Братиславы.
Пожалуй, трудно было бы придумать помещение, где бы старинные часы чувствовали себя так по-домашнему, как в белых комнатках с решетчатыми окошками на Дунай. Легкие лестницы соединяют три этажа, в которых звучит мелодичный часовой перезвон. Так и кажется — сейчас по ступенькам прошелестят шелковые юбки хозяйки или протопают тяжелые, украшенные пряжками туфли хозяина дома. Но самое примечательное в этом почти игрушечном музее — его хранительница. Хранительница старинных часов будто бы сама вышла из сказки великого датчанина. Это девушка с синими, лучащимися добротой глазами и такой славной улыбкой, что, слушая ее неторопливый рассказ о каждом из экспонатов музея, которые она любит, как детей, вы невольно отводите взгляд от диковинных ходиков или циферблата, вделанных в картину с изображением башни часов с курантами, и любуетесь милой хранительницей. Ее и зовут по-сказочному — Сюзанна.
О детях я вспомнил не случайно. В Братиславе нам рассказали, что Сюзанна — кумир живущих вблизи мальчишек и девчонок. Когда посетителей в музее нет, дети собираются вокруг хранительницы и слушают сказки, которые та им рассказывает. Нетрудно понять, какой след в душе будущих граждан народной Чехословакии оставляют минуты, проведенные у «Доброго пастора».
Дети — любовь и забота молодого социалистического государства. В стране несколько издательств, выпускающих книги для детей. В Праге это мощное издательство «Альбатрос», поразившее меня разнообразием, количеством, тиражами и в особенности полиграфическим блеском, с каким печатаются яркие, привлекательные книжки для маленьких. Не отстает от чехов и словацкая «Млада лета» — издательство, к слову сказать, выпускающее немало книг советских авторов, всегда старательно переведенных и богато иллюстрированных. Притом следует отметить, что детская книга для страны — дело еще новое. В буржуазной Чехословакии никто всерьез не занимался выпуском литературы для детей.
Трогательное внимание к подрастающему поколению ощущаешь, видишь на каждом шагу.
На бульваре, примыкающем к набережной Дуная, неподалеку от гостиницы, взгляд мой привлекли резвящиеся там малыши. Все они, как один, были одеты в красные, очень аккуратно сшитые комбинезончики и потому особенно приметны. Я остановился за узорчатым чугуном барьера, отделявшего бульвар от прежней части улицы, и так долго и пристально смотрел на бегающую детвору, что их молодая воспитательница заметила это. Она подошла ко мне и спросила, что меня так заинтересовало. Как сумел, я постарался объяснить, что мне решительно ничего не нужно и что попросту ее малыши мне очень понравились. Девушка благодарно улыбнулась и произнесла: «Дякуем».
Мы расстались, а я подумал о том, что эти милые маленькие братиславцы — уже внуки тех молодых людей, что встречали нас по словацким дорогам по пути сюда, на Дунай, группами выходили из горных лесов, где сражались в партизанских отрядах, тех кто здесь, в городе, первыми выходили нам навстречу и требовали оружия, чтобы преследовать недобитых гитлеровцев. Это были внуки солдат Чехословацкого корпуса, освобождавших страну бок о бок с советскими воинами, и внуки тех мобилизованных Гитлером солдат-словаков, что батальонами и полками — я помню, это началось еще перед битвой за Крым — переходили на нашу сторону.
Как же будет хорошо, если малыши в красных комбинезончиках, когда они вырастут и возмужают, смело смогут вглядываться в дурманящую глубину небесной сини, зная, что оттуда не услышится злобный вой бомбардировщиков, а от их фюзеляжей не оторвутся черными каплями и не завоют в воздухе тротиловые бомбы, несущие на землю смерть!
В первый день прогулки по городу Мишко Худа завел нас в прохладный погребок на одной из тихих улиц. Сидя за длинным деревянным столом, мы пили легкое вино, к которому тут не полагается никакой закуски. Прозрачное, как шампанское, оно не пьянит, но лишь чуть кружит голову.
В винарне, как здесь называются подобные погребки, по-домашнему уютно. Сегодня праздник, и сюда понемногу собирались завсегдатаи. Приходили пожилые принаряженные мужчины. Приходили по одному, но, повесив на тут же стоящую вешалку свои шляпы, усаживались за общий стол. Каждый вновь прибывший получал стакан, наполняемый ему из графина, который называется здесь жбан. Люди эти все знакомы меж собой. Видать, — соседи. За столом шел оживленный, но не шумный разговор.
По отдельным словам, которые доносились до нас, становилось понятно — речь касалась сегодняшнего дня, Дня Победы, и каждый из сидящих за столом вспоминал свое. Я смотрел на этих погрузневших, но еще крепких людей и понимал, что эти старики, теперь так спокойно и даже степенно беседующие, и были теми молодыми мужчинами, с кем три десятка лет назад сталкивала меня здесь военная судьба. Подумалось об этом с некоторой грустью — ведь им тоже, было бы трудно узнать во мне молодого капитана-сапера, кого, может быть, они поздравляли с победой в такой же теплый весенний день тридцать один год назад.
Но что делать? Ни мне, ни им не зачеркнуть трех десятилетий…
Жизнь в городе начинается рано. В восемь и в девять часов (реже в десять) открываются промтоварные магазины. И торгуют так же, как и все продуктовые, до семи часов и позже, без всяких перерывов.
Часам к восьми в городе все стихает. Нужно сказать, что спать в Братиславе ложатся рано, но и встают, что называется, ни свет ни заря. В седьмом часу идут на работу опрятно одетые мужчины и элегантные женщины. Широко шагают молодые люди в куртках и клешах. Парни покончили с длинными волосами. В моду вошли красивые, идущие юным лицам прически. Локоны до плеч вернулись к женщинам. Теперь даже издали легко отличить девушку от парня. Однако от брюк женщины не отказались. В брюках, особенно в джинсах, ходит и вся женская половина обеих чехословацких столиц.
Через день-другой, уже освоившись в городе, мы, в свободные от деловых встреч и приемов часы, ходили по улицам Братиславы, очень скоро почувствовав себя словно дома.
Внезапно пришла не ожидаемая столь рано жара. Лиловый столбик спирта на уличных термометрах поднялся до отметки тридцать градусов. Стены домов были раскалены. Спасаться от зноя удавалось лишь в прохладных подвальчиках, которых здесь превеликое множество, и находятся они глубоко под землей.
Эти нехитрые заведения, порой носящие самые неожиданные названия — то романтическое «У рыцаря», а то и просто «Под башней», — отрада в летнее время. Двери их всегда гостеприимно раскрыты. Их очень много, различных винарен, пивных и дешевых ресторанчиков. Внешне они более чем скромны. Помещением чаще всего служат каменные подвалы с кирпичными сводами. Мебель самая простая: деревянные тяжелые столы и такие же скамьи или стулья. Здесь не тратят денег на художественную отделку. Встретиться с другом или посидеть в товарищеской компании гораздо лучше в простой обстановке. Вечером почти в каждой винарне играет небольшой оркестр — трио или даже дуэт из скрипки к аккордеона. В иных из этих подвальчиков вечером за вход берется совсем небольшая плата. Она-то, вероятно, и гарантирует заработок музыкантов. Но как же тут бывает весело, приветливо и, главное, гостеприимно!
Стоило нам спуститься в любую винарню, как нас немедленно приглашали к столу незнакомые люди. Русских, по непонятным нам признакам, в нас признавали сразу же. И вернее, не русских, а советских — людей из «Союза». Ныне по всей Восточной Европе, да и не только по Восточной, утвердилось понятие «Союз». Оно сменило прежнее — «Россия». Теперь повсюду — в Варшаве, в Будапеште, в Праге — слышишь: «Вы давно из Союза?», «Летом поеду в Союз», «Я уже дважды бывала в Союзе»… Так вот, нас, союзных, немедленно усаживали за стол и угощали лучшими словацкими винами, с трудом принимая ответное угощение. А потом обязательно начиналось пение. Словаки — нация южная, певческая. По вечерам в винарнях поют много и хорошо. И каждый, кого мы тут встречали, знал десятки советских песен. Что уж говорить о музыкантах! Их репертуар не имеет границ. Незнаком ему какой-то новый мотив — чуть напоешь, и он мгновенно схватит и заиграет так, будто исполнял эту музыку всю жизнь. Поют здесь обычно мелодичные словацкие песни; приходили мы — начинали петь песни советские. Ударял по струнам одетый в расшитую узорами безрукавку улыбающийся черноволосый исполнитель — и «Подмосковные вечера» или «Лучше нету того цвету…» и немедленно подхватывали все, кто сидел за столами.
Но дело, в конце концов, было не в пении. Главное заключалось в очень быстро налаживающихся добрых контактах.
Несколькими днями раньше, в Праге, нас принимали так же гостеприимно. Были встречи в издательствах, где шел увлекательный дружеский разговор. Вторично я был в столице Чехословакии (впервые — сразу после войны, все в том же мае 1945 года) и поразился, какой активной созидательной энергией живет сейчас ее население. Старая Прага строится. На ее улицах поднимаются современные здания. Возводятся они с толком, не нарушая гармонии вековой пражской архитектуры. Перекопана Вацлавская площадь. Здесь идут крупные подземные работы. Для того чтобы попасть в отель, где нас поместили, приходилось обходить длинный забор. За ним день и ночь, сотрясая воздух, работали компрессоры, гремели экскаваторы и стонали подъемные краны. На улицах, площадях столицы множество народа. Горожане, в особенности женщины, нарядно одеты. В магазинах, полных всякого товара, идет оживленная торговля. Очень много тут книжных лавок. Не залеживаются и новинки советской литературы. Наши намерения приобрести в Праге те советские издания прозы и поэзии, которые не удалось достать дома, увенчались незначительными успехами.