Нужно сказать, что в Прагу я приехал, что называется, не с пустыми руками. Прошлым летом здесь происходил международный фестиваль телевизионных фильмов, и картина по моей повести и моему сценарию «Странные взрослые» получила высшую премию — «Гран-при». Кстати, и повесть в Чехословакии выходила двумя изданиями.
Телефильм, который тут видели не однажды, понравился пражанам. Даже появились платья для девочек: «Тоня-Жульетта», названные по имени маленькой героини фильма. Этим летом, перед очередным телевизионным фестивалем, «Странные взрослые» опять должны были быть показаны по чешскому телевидению. Часа два я, сбиваясь и принуждая начинать запись снова, потел перед телекамерой, когда отвечал на вопросы очаровательной дикторши, задававшей мне их по-чешски, и был несказанно счастлив, когда режиссер наконец сказал» «Добро!»
В Братиславе переводчик нам не понадобился. Наверное, достаточно хорошо зная это из опыта, руководство словацких писателей никакого постоянного переводчика к нам не прикрепляло. Полагали, что нас везде поймут и так и мы поймем всех, кого нам нужно.
Словацкие товарищи не ошиблись. Объясняться в Братиславе не стоило большого труда. Теперь я вспоминал, что после соседней Венгрии с ее особенно трудным языком, где за два месяца войны мы едва освоили несколько бытовых фраз, перевалив чехословацкую границу, мы преотлично объяснялись с населением, хотя в те времена редко кто из словаков знал русский язык.
Теперь русский здесь понимали и люди взрослые, и молодежь. Куда бы мы ни заходили, кого бы ни спросили на улице, когда требовалось что-либо узнать, — нам всегда отвечали по-русски. Правда, порой с трудом отыскивая нужные слова, но неизменно старательно и с готовностью помочь.
Как-то раз гуляли мы с одним из-моих спутников по уже затихшей, а кое-где и отходящей ко сну Братиславе, на одной из улиц в центре столицы набрели на весьма демократический ресторан «У францисканцев». Не следует думать, что здесь находится трапезная какого-то монашеского ордена. Нет, просто напротив высится старинный собор святого Франциска. Отсюда и название.
В квадратном дворе старого дома были расставлены столики под цветными зонтами. Это была часть ресторана. Есть «У францисканцев» и закрытые помещения, и свой подвал.
После жаркого дня нам хотелось побыть на воздухе, но свободных мест не было видно. И тут я издали заметил стол, за которым сидели седоголовые люди.
— Пойдем к старикам, — предложил я товарищу. — Там только трое. Думаю — приютят.
И мы не ошиблись. Нам любезно предложили сесть рядом. Сидящие за столом оказались старыми братиславцами. Двое из них — люди за пятьдесят. Третий — еще молодой человек, оказавшийся здешним журналистом, которого звали совсем по-русски — Степаном. Нас приняли с уже знакомым словацким радушием. Не прошло и четверти часа, как полилась оживленная беседа. Все трое были рады поговорить с советскими писателями. Степан знал наши переведенные книги, и все трое, как выяснилось, видели мой фильм. Но не о фильме и книгах шла речь, хотя, как нам объяснили, ресторан «У францисканцев» — излюбленное место встреч художественной интеллигенции. Чопорности тут нет и следа. Под сухое вино идут пространные разговоры.
Разговорилась и наша случайная компания. Один из «стариков» оказался бывшим партизаном. Пошли воспоминания о том, как в горах ждали прихода Красной Армии. Как началось освобождение к тому времени уже оккупированной немцами Словакии. Припомнил я, как встречали мае в маленьких городах и чехословацкие врачи наотрез отказывались брать деньги с русских, когда те обращались к ним за помощью, например подлечить зубы. Не обошлось, разумеется, и без нашего дунайского моста. Вспоминались давние дела, когда мы были молоды и вот, может быть, встречались на этих улицах. Шел разговор и о делах более близких. Серьезный и вдумчивый разговор. Получилась беседа добрых, давно не видавшихся товарищей, кому было что сказать друг другу. А потом Степан пел. Пел лихо, сперва что-то неаполитанское, а затем и «Из-за острова на стрежень…». И хотя во дворике францисканцев, как уверял один из старших товарищей, петь не принято, замечания нашему певцу никто не сделал. Пел он и в самом деле хорошо и, по-видимому, пением своим никому не досаждал.
Новые друзья, оказавшиеся людьми, нагруженными тяжелыми портфелями, так как у францисканцев задержались после работы, провожали нас до отеля, и я навсегда запомнил этот прекрасный майский вечер, так непринужденно и по-приятельски проведенный в памятной мне другими вечерами Братиславе.
Не так-то много знакомых мест удалось мне отыскать по старым фотографиям. Иные дома уже были снесены, и на их месте выросли новые, современные.
Братислава строится. Строится и в самом центре. Исчезают маленькие дома с остроконечными черепичными крышами, и на их месте поднимаются линейно-стройные современные здания из стекла и бетона. Не просто, не без трудностей идет процесс омоложения города, история которого насчитывает почти тысячелетие.
Там, где высится нынче отель «Девин», прежде стояли ничем не запомнившиеся мне здания. Снести их потребовалось для того, чтобы придать набережной еще более парадный вид. Набережная Дуная — фасад Братиславы. По протянувшейся на пол-Европы реке в долгую южную навигацию ходят турецкие теплоходы. Города пяти стран глядятся в воды Дуная. Каждая по-своему, красуются на его берегах три столицы. Вена величественна. Будапешт неповторим размахом набережных и великолепием множества мостов. Братислава невелика, но по-старинному красива и уютна. Крепость на высоком холме придает ей своеобразность и делает несхожей ни с одним городом на Дунае. В своеобразии древней Братиславы — и ее неповторимые достоинства и свои недостатки. Ревнители старины бдительно следят за тем, чтобы ажурный силуэт города не был нарушен. В самом деле, кто не знает, как трудно в архитектуру прошлого вписываются современные здания. Сколько протестов слышится повсюду, когда в традиционный облик переживших века городов внедряется дерзкое новшество зодчих! Всем памятны споры за сохранение на берегу Москвы-реки старинного Зарядья, хотя оно и сотни раз перестраивалось и навсегда потеряло свой давний облик. Старожилы Ленинграда возмущались намерением возвести на Пироговской набережной здание многоэтажного отеля. Оно, полагали, исказит панораму Невы, открывающуюся с противоположного берега. Потеряется и «Аврора», замершая здесь на вечной стоянке.
Но прошло время, и Москву сейчас немыслимо представить без грандиозного стеклянного куба «России», кстати, послужившего прекрасным фоном для нескольких любовно восстановленных церквушек древней Московии. Ленинградцы уже примирительно смотрят с Кировского моста на высотную гостиницу, которая совсем не испортила панорамы набережной и вовсе не помешала видеть силуэт легендарного крейсера. Впрочем, ведь и в начале века в Петербурге был создан целый комитет, борющийся против постройки на Петроградской стороне мечети в мавританском стиле. И что же?! Попробуйте теперь представить себе правый берег Невы без голубого купола и двух стройных минаретов!..
Все это приходило в голову, когда мне рассказывали, какие ожесточенные баталии пришлось выдержать созидателям братиславского моста против поборников незыблемости старины, которые утверждали, что и холм над столицей с венчающим его замком, и не особенно-то широкий тут Дунай покажутся немощными в соседстве с громадой моста-автотрассы. Опасения были напрасными. Я по многу раз смотрел на новую братиславскую достопримечательность. Мост не мешает любоваться свободным течением великой реки. И гордый холм, на котором стоит крепость, по-прежнему приковывает к себе взоры. Наоборот, устремленная в будущее современность как бы взяла под свое защитное крыло бесценность хрупкой старины.
Сейчас на набережной, невдалеке от моста, идет реконструкция картинной галереи. Старинный ее двор построен в виде сомкнутой с трех сторон колоннады со связывающими ее арками. Старая постройка реставрируется в ее первозданном виде, но фасад, выходящий на набережную, перестраивается самым современным образом. Это вытянутые, ровные, наклоненные к реке мощные фризы ярко-красной отделки. Мне думается, фасад замыслен зодчими как своеобразная рамка, в которой будет эффектно выглядеть жемчужина древней архитектуры. И вот и здесь я слышал вздохи и возгласы возмущения: «Что они делают с нашей галереей!», «С ума сошли!.. Ведь это же погубит прекрасную постройку прошлого…», «Не могу смотреть…» и прочее.
Слов нет, труднейшее дело — вторжение нового в привычную картину старых городов; к тому же порой приходится жертвовать тем, что, думалось, останется вечным. Свершались тут и ошибки, увы, уже непоправимые. Было и немало удач.
Разумеется, когда дело касается ценностей ушедшей культуры, нужна предельная осторожность. Однако каждая эпоха знаменуется творчеством новаторов своего времени. Робкий художник памяти о себе не оставляет.
Однако свой окончательный приговор выносит время. А пока что взметнувшийся над Дунаем новый мост сделался свидетельством силы и возможностей социалистической страны.
В один из дней пребывания уже в ставшей близкой и моим спутникам Братиславе мы поднялись на высокий холм за городом, в северо-западной его дальней части. Здесь на главенствующей высоте расположен «Славин» — большой памятник советским воинам, отдавшим жизнь за освобождение словацкой столицы.
Не стану описывать всего мемориала. Величественное сооружение из камня и бронзы вызывает чувство признательности к его создателям. Запоминаются динамичные бронзовые группы солдат и уходящая вверх стела с фигурой советского солдата, высоко поднявшего развевающееся знамя. Внушителен торжественный мраморный павильон, где невольно замолкает каждый, кто сюда пришел.
На гранитных ступенях, ведущих к мемориалу, мне вспомнился маленький словацкий город Левица. Это было на следующий день после штурма немецких укреплений на реке Грон. В прорыв, обеспеченный саперами, вслед за пехотой, вскрывшей линию укрепления, пошла конница гене