Джои мчался к конюшням и лишь в нескольких метрах натянул поводья. Вспомнив, что лошадей нельзя пугать, он замер на месте, а потом поехал более спокойным шагом.
— Дови сказал, чтобы ты скорее вернулся в дом. Там такой большой грузовик приехал. Из Нью-Йорка. Дови спрашивает, что с ним делать. — Джои замолчал, конь под ним пританцовывал на месте от возбуждения.
— Из Нью-Йорка? — Рай нахмурился.
Передав свою гнедую лошадь конюху, убиравшему навоз, он пошел к дому. Джои спешился, и Рай Ласково взъерошил ему волосы.
— Откуда ты знаешь, что грузовик из Нью-Йорка, малыш?
Довольный, что оказался полезным, Джои выпалил:
— Шофер сказал. И еще сказал, что грузовик мисс Лиллиан. А что это значит, Рай?
У того почему-то похолодело в груди.
— Сейчас узнаем, — буркнул он и зашагал быстрее.
Рай подошел к дому через двор. Не выдержав, Джои побежал вперед. Увидев «большой» грузовик, который оказался длинным фургоном для перевозки мебели, Рай тихо выругался. Шофер, стоявший в тени от машины, двинулся к нему.
— У меня груз для мисс Лиллиан Ренард, — сообщил шофер.
— Ее нет сейчас, — спокойно ответил Рай. — А что за груз?
Шофер сверился с накладной.
— Здесь написано, что это все ее личные вещи, за исключением драгоценностей. По-видимому, их пришлют со специальным курьером.
Рай кивнул, будто понял, в чем дело.
— Трейлер весь заполнен?
Шофер ответил:
— Да, сэр. Некоторые большие вещи — картины, ну и так далее — запакованы, но машина забита снизу доверху.
— Может быть, вы с напарником войдете к нам? — Натянуто улыбнувшись, Рай двинулся к дому. — Мой повар угостит вас сэндвичами, отдохнете. А я тем временем подумаю, куда сложить вещи.
— Отлично, — обрадовался шофер и помахал своему напарнику, сидящему в машине. — Ужасно хочется есть. Так долго ехали.
Рай послал Джои к Дови, а гостей пригласи на кухню. Сам же прошел через столовую и вышел в патио, где загорала Роки.
При виде нее, лежащей в шезлонге в одних солнечных очках и трусиках от бикини, он пришел в ярость. Ее обнаженная грудь вызвала в нем одно отвращение. Схватив полотенце, валявшееся на стуле, он швырнул его ей на грудь.
— Прикройся, ради Бога, — протянул он. — Здесь же семилетний ребенок.
Роки улыбнулась и стянула полотенце, снова выставив грудь наружу.
— Ах, какой большой и крепкий техасец, — лениво промурлыкала она.
Он проигнорировал ее заигрывание.
— Приехал грузовик из Нью-Йорка. Шофер говорит, что в нем вещи Лиллиан.
Роки продолжала кокетливо улыбаться.
— Очень даже может быть. Евгения грозила, что лишит нас денег, если я выйду замуж за Чада. Значит, — она хихикнула, — бабуля оставила без денег эту праведницу. И прислала грузовик, набитый доверху вещами Лиллиан. У бабушки появилась тяга к драматическим жестам. — Ее улыбка сменилась самодовольной ухмылкой. — Кстати, а где же моя надоедливая единокровная сестра? Если до сих пор в том же мотельчике, то пошли грузовик туда. Я оденусь и тоже поеду. Чтобы было что рассказать Евгении во всех деталях.
Тут слева кто-то шевельнулся. Чад! Рай был так разозлен, что даже не удивился. Глаза у обоих братьев стали печальными.
— И это женщина твоей мечты, братец? — тихо бросил Рай.
Загорелое лицо Чада вспыхнуло, и он стиснул зубы.
— Сначала я так и думал. — Он перевел взгляд на Ракель, оставаясь таким же равнодушным к ее наготе, как и его старший брат. — Надежда делает мужчин глупцами. — И он посмотрел Раю прямо в глаза. — Сегодня она уедет, а ты позаботься о грузовике.
Рай кивнул. И пошел к кухне. Он с облегчением увидел, что занавески на кухонном окне опущены. Значит, посетителям не было видно голую даму.
Он приоткрыл дверь и быстро вошел. Поговорив с шоферами и Дови, он отправился принимать душ.
Лиллиан проснулась в полдень. Яркие солнечные лучи падали на кровать. Девушка попыталась передвинуться и почувствовала под собой скомканный пояс от халата. Все еще сонная, она вытащила его. От мысли, что что-то не так, она окончательно проснулась.
И тут Лиллиан вспомнила: к ней пришел Рай, чтобы подождать, пока она примет душ и переоденется. Лиллиан резко села и посмотрела на свой халат, который надела после душа. Дверь в спальню стояла открытой. Она вскочила и выбежала в другую комнату.
— Рай?
Лишь эхо ответило ей.
Она что, заснула? Кухня тоже оказалась пустой. Запертая дверь, пустая автомобильная стоянка внизу вызвали у нее жуткое ощущение одиночества.
И чтобы занять свои мысли чем-нибудь другим. Лиллиан вернулась в спальню и стала одеваться. В воскресенье «Дядюшка Пеппер» не работает, следовательно, день предстоит очень тоскливый.
Рай остановил свой пикап на стоянке у лестницы и выключил мотор. Выбравшись из машины, он вынул из нее корзину с едой, которую выдал ему Дови. Из багажника достал сумку-холодильник с напитками.
Подойдя к двери, нажал кнопку домофона. Лиллиан ответила тут же:
— Да?
— Это Рай. Я привез завтрак.
Она открыла ему дверь, и он стал подниматься к ее квартире.
Лиллиан вышла на лестницу и посмотрела на него. Создавалось впечатление, что и корзину, и сумку-холодильник он тащит с великим трудом.
— Надеюсь, ты еще не завтракала? — спросил рай, ставя корзину на стол, а напитки на пол. — Дови приготовил нам холодные закуски.
— А почему он это сделал? — Лиллиан следила за тем, как он снимает шляпу и приглаживает темные волосы.
— Потому что повар из меня никудышный и я велел Дови приготовить завтрак. — И, повесив шляпу на ближайший крючок, он стал открывать корзину.
Лиллиан с изумлением наблюдала, как он выискивает бумажные тарелки, пластиковые столовые приборы и яркие пластиковые стаканчики. За ними последовало истинное украшение «шведского стола»: три вида салата, сырые овощи, соус холодное мясное ассорти, приправы и огромная буханка хлеба, уже нарезанная. В корзине даже оказалась большая миска с шоколадным пудингом на десерт.
Затем Рай занялся своим мини-холодильником, в котором оказались фруктовые соки и газировка, обложенные льдом.
— Боже мой, настоящий праздник! — воскликнула Лиллиан и настороженно посмотрела на него.
— А ты умеешь готовить?
Этот вопрос напомнил Лиллиан, что женщины ее типа ему не нравятся. Как она поняла, он имел в виду богатых женщин, которые настолько избалованы, что не умеют практически ничего. И он был прав: она точно такая.
Лиллиан отрицательно покачала головой, чувствуя вину за то, что не знает очень многого, что знать бы следовало.
— У нас всегда были повара. Я умею немножко печь, только сомневаюсь, что можно долго питаться одними печеными изделиями.
— И что ты теперь будешь делать?
Вопрос повис в воздухе. Лиллиан попыталась скрыть удивление. С другой стороны, он, должно быть, уже понял, что она все потеряла.
Ее голос прозвучал чуточку хрипло, когда она ответила с наигранной беззаботностью:
— Научусь готовить.
Рай улыбнулся и потянулся за тарелками.
— Я накрою на стол, а ты доставай еду.
Лиллиан послушно стала раскладывать закуски. Когда с этим было покончено, Рай придвинул ей стул.
Лиллиан села, а он достал лимонад и налил его в стаканы.
Ее тихое «Почему?» прозвучало еле слышно.
— Что — почему? — спокойно поинтересовался он.
Лиллиан слегка мотнула головой.
— Почему ты такой… добрый?
Лицо Рая окаменело, а глаза сверкнули. У Лиллиан упало сердце.
— У нас неправильно сложились отношения, — наконец ответил он, — и по моей вине.
Его признание удивило ее, и она снова покачала головой. А выражение его лица стало еще более суровым.
— Сначала ты напомнила мне кое-кого, с кем я был знаком давным-давно. Я презирал ее. А теперь понял, что ошибся в тебе. Ты совсем не такая. Поэтому это все, — и он указал на накрытый стол, — в знак моего сожаления. Я хочу, чтобы ты знала, что я не такой уж законченный сукин сын.
И синие глаза Рая просветлели. Почему-то ему хотелось открыться перед ней. Это доставляло Лиллиан удовольствие, но и пугало ее. С таким человеком, как Рай Парриш, следует быть столь же откровенной.
— А она… — Лиллиан сомневалась, что имеет право спрашивать о подробностях. К тому же ей была знакома его грубость, которая являлась результатом его общения с той женщиной.
— Это была моя мать, — признался он.
От удивления Лиллиан открыла рот. А Рай продолжал низким грубым голосом, свидетельствовавшим, как она вдруг поняла, о той боли, которую он носит в себе.
— В Далласе она была светской львицей. Богатой, испорченной и красивой. Отец бегал перед ней на задних лапках. После моего рождения она поклялась, что больше не будет иметь детей, и отказалась спать с ним. Через несколько лет, когда отец пригрозил ей, что ограничит ее в средствах, потому что она была готова довести его до нищеты, она снова соблазнила его. Отец сдался, но ее тайные интриги потерпели крах, потому что оказалось, что она снова забеременела. Хотела сделать аборт, но отец заплатил ей, чтобы она родила.
Остальную часть своей истории он пересказал достаточно коротко:
— Я не помню ни ласки от нее, ни доброго слова. Для нее я всегда был слишком грязным, слишком противным и слишком шумным. Однажды я застукал ее за тем, что она бьет Чада, а ведь ему был всего один год, за то, что он опрокинул ее апельсиновый сок. Она бросила нас, когда Чаду было два. С отцом развелась и чуть не разорила его. В результате он рано умер, но никогда не переставал любить ее, не перестав ждать, что она вернется.
Наступившая тишина была прямо-таки оглушительной. Лиллиан смотрела на Рая, потрясенная услышанной исповедью, которая заставила по-другому посмотреть на все его причуды. Внезапно между ними установилась близость. Лиллиан стало безумно жаль того ребенка, каким он был, — проклятого, отвергнутого и оскорбленного — брошенного матерью. Лиллиан прошептала:
— Прости, — и положила ладонь на его руку. Глядя мимо нее, Рай ответил на рукопожатие.