На следующий день, рано утром, мы поплыли вниз по Ангаре. Первый порог, Похмельный находится всего в пяти километрах ниже Братского. Серебренников вывел карбас на середину реки. Ветра не было, и серо-синяя река блестела. Внезапно старик сказал с усмешкой: "Вот и лебеди плещутся!" Впереди, над гладью воды, видны были непрерывные всплески белых гребней. Сердце мое сжалось, и холодок, пробежал по спине: хотя Похмельный порог не считается особенно серьез ным, но все же это был первый порог, который проходила моя первая экспедиция!
К тому же Серебренников умел торжественно обставить сплав по порогу: он больше не шутил, лицо его сделалось неподвижным и серьезным, и никто на карбасе не решался нарушить наступившую тишину. Лоцман, стоя у руля, напряженно вглядывался вперед. Мы были уже в "наплыве" — широком и гладком потоке над порогом. Вот нас подхватило быстрое течение, волны с белыми гребнями начали бить по бортам, и карбас то поднимался, на короткие валы, то падал вниз. Серебренников время от времени властно покрикивал: "А ну-ка, навались, ребятушки!" — и гребцы наваливались что было сил на большие весла. Быстро промелькнул порог — вероятно, не больше одной-двух минут, и нас уже толкают беспорядочные волны "подпорожицы".
Между Похмельным порогом и Падуном мы проплыли еще Пьяный порог и Пьяный Бык; последний представляет только узкий перебор камней, идущий через реку; а Пьяный порог несколько сильнее, чем Похмельный, но на Ангаре также отно сится к порогам средней силы. Николай Спафарий, русский посол, проезжавший в 1675 году в Китай по Ангаре и оставивший любопытные путевые записки, сообщает, почему порог назывался Пьяным: "А именуют порог Пьяным для того, что подле порогу на горах растет коренье пьяное, и для того именуют его Пьяным. А как того коренья человек съест золотник или полтора золотника, и тот человек пьян бывает сутки и шалит пуще пьяного". Это объяснение до сих пор еще бытует на Ангаре. Мне рассказывали лоцманы, что названия были даны казаками, которые у Пьяного порога напились, а у Похмельного опохмелялись.
Двигались по Ангаре мы медленно: надо было изучить геологическое строение обоих берегов реки и многочисленных островов на этом участке. Здесь от Братского до Падуна побы вало уже несколько геологов и притом таких выдающихся, как Черский, Чекановский, Богданович, Ржонсницкий, и все они дали разные схемы строения берегов Ангары. Не геолог, конеч но, улыбнется: неужели нет единого решения и каждый геолог может по-разному представлять себе строение такого небольшого кусочка земли? Но геологические проблемы — не математические задачи: кроме точно изученных участков обнажений, то есть утесов и обрывов, остается промежуточное пространство, площадь которого в зоне тайги в тысячи раз пре вышает площадь обнажений, и задача, какие здесь горные породы и как они залегают, нередко имеет несколько решений. Только многолетний опыт геолога и глубокое знание геологического строения изучаемой страны позволяют ему дать схему, наиболее близкую к действительности.
Кроме вопроса, кто же из моих предшественников прав, меня очень занимали поиски окаменелостей. Эти поиски напоминают охоту, и выбивание раковин из утеса так же захватывает, как и выслеживание зверя. Первые признаки — несколько ничтожных обломков в осыпи, затем поиски вверх по склону то стоя, то на коленях, то даже лежа — чтобы лучше рассмот реть обломки камней или чтобы удержаться на крутом склоне. Окаменелостей все больше — это верный признак, что приближаешься к пласту, их заключающему. Наконец вот и пласт, иногда очень тонкий и едва заметный или покрытый осыпями. Вторая стадия поисков окаменелостей напоминает кладоискательство: надеешься, что каждый следующий удар молотка может открыть остатки какого-нибудь редкого, необыкновенно интересного животного или растения. По этим остаткам животных и растений геолог определяет возраст пла стов, а палеонтолог описывает фауну и флору далекого про шлого.
На этом участке Ангары, в песчаниках и глинах палеозоя, кроме небольших, примитивных плеченогих — лингул, живших на дне морских заливов, мне посчастливилось найти более редких животных — остатки типичных для силурийских отложений крупных членистоногих, несколько напоминающих современного молуккского рака. Сначала мне попадаются только цилиндрические обломки их хвостовых сегментов, местами переполняющие породу в виде тонких иголок. Но потом я на шел головы маленького эуриптеруса, всего в два сантиметра в поперечнике. Наиболее богатая добыча досталась мне на острове Интее, выше порога Падун. Здесь на одной из отбитых плиток я обнаружил почти целого эуриптеруса с шириной головного сегмента в десять-двенадцать сантиметров и в длину, без хвостового шипа, достигающего двадцать пять сантиметров. Эуриптерусы имеют вид рака с большими клешнями и с конечностями, сосредоточенными в переднем конце туловища. Длинное тело, состоящее из десятка сегментов, заканчивается длинным и острым хвостовым шипом. Некоторые виды эуриптерусов и их родичей достигали длины одного метра. В силурийское время на мелководье морей Восточной Сибири жило, повидимому, немало этих хищников.
Слои песчаников, кроме остатков эуриптерид, сохранили и другие следы жизни: часто на поверхности плит я видел из вилистые полосы — следы ползания каких-то животных: то узкие, то широкие, с зубчатыми краями, то прямые, то изогну тые. Смотря на изогнутые полосы, стараешься представить себе, что за животное оставило этот след, куда ползло оно по песчаному дну мелководья и почему след внезапно прерывается. Еще и другие остатки, неорганического происхождения, хранят в себе силурийские пласты. Вот, например, глиняные кубики в один-два сантиметра в поперечншке — то одиночные, то торчащие десятками на поверхности пласта. Это были когда-то кристаллы соли, осевшие на дне при высыхании лагун и закрытые затем слоем песка или ила. Пресная вода, циркулировавшая позже в пластах, растворила соль и отложила вместо нее ил, который заполнил пустоту и принял форму кристалла соли. Реже встречаются маленькие круглые впадинки, образовавшиеся от ударов капель дождя.
Через два дня, изучив берега Ангары на протяжении 30 километров, мы подошли к самому грозному порогу Ангары — Падуну. Так же как и все остальные пороги этой реки, Падун образовался на пересечении рекой мощного пластового тела траппа. Эта магматическая порода представляет значительно больше сопротивления истирающей силе воды, чем осадочные породы, и поэтому полоса траппа в продольном профиле реки представляет выступ — порог.
Величина падения порога и его длина по реке зависят от толщины пластового тела траппа и от того, под каким углом оно в данном месте выходит на поверхность. В Падуне мощное тело траппа падает наклонно на юг, и река круто скатывается вниз, прорезая его. Против порога на левом берегу, среди широкого луга, расположено село Падун, и только ниже по рога к реке подступают с обеих сторон высокие серые утесы: Пурсей слева и Журавлиная Грудь справа. Это расположение утесов позволяет выгружать груз с ненадежных лодок, везти его по берегу на телегах до нижнего конца порога, а пустые лодки сплавлять через порог.
Подъем лодок вверх по реке через этот порог производится у самого берега, где огромные плиты перегораживают реку в виде нескольких уступов.
Сплав больших лодок производится через Средние ворота или Главное жерло, маленькие лодки сплавляют по Бережным воротам. Наш шитик спустили по последним, карбас же был слишком велик — в Бережных воротах мел ко, а крутые повороты между камнями не позволяли развернуть большую лодку.
Мы с Каменским получили разрешение от Серебренникова проплыть в пустом карбасе вместе с ним и гребцами по глав ному сливу. Лодку затянули сначала вдоль берега острова Интея к средней протоке. После короткого молчания Серебренников сказал сурово: "Отчаливай". Гладкая поверхность реки не обещала ничего страшного, только впереди она была как-то странно срезана и поверхность нижнего плеса не была видна.
Но вскоре блестящая ровная поверхность реки покрылась струями, стремившимися вниз, и лодка пошла быстрее: мы вошли в наплыв. Наклон наплыва все увеличивался, и вне запно мы увидали нижний плес, покрытый валами. Слева и справа показались плоские камни, о которые бились волны. Главный слив Падуна очень широк и имеет несколько изогнутую форму. Мощный поток нес наш карбас со страшной силой, и нужно было большое искусство лоцмана, чтобы вовремя уходить от камней. Но вот и последний из трех крутых "залавков" порога, и карбас по наклонной поверхности мчится на встречу огромным "толкачам" — валам, высотой метра в два, которые идут от "подпорожицы" навстречу сливу. Лодке, сча стливо миновавшей камни порога, здесь грозит новая опас ность: если борта ее недостаточно высоки, толкачи могут залить лодку. Мы взлетаем на первый толкач, карбас круто падает в ложбину между валами — и затем новый взлет на второй вал. Твердая рука Серебренникова ведет карбас наперерез волнам, и скоро мы выходим в мелкие волны нижней части "подпорожицы".
Чукотская байдара и пароход "Колыма" у берегов Чукотки
Башня Братского острога XVII века
Вниз по Ангаре. Обрыв с пластами палеозоя
Лодка енисейских кетов
Большой порог на Курейке
Третий порог на Курейке и гора Тептыргома
В верховьях Подкаменной Тунгуски
Лодки енисейских кетов на Подкаменной Тунгуске
Спуск по порогам дает более острые переживания, чем плавание в морской шлюпке по бурному морю: за ровной гладью реки вас ждет опасность; один неверный поворот руля — и лодка опрокинется. В море вы привыкаете к равномерному чередованию волн, здесь же стремительное движение вперед заставляет вас в течение нескольких минут пережить целую гамму ощущений: начиная от глухого волнения выше порога, в наплыве, через ряд острых моментов спуска и борьбы с тол качами к внезапному спокойствию нижнего плеса, когда нервное напряжение резко падает, и только взволнованный и оживленный обмен впечатлениями говорит о недавнем напряжении.