Пройдя Падун, мы пристали к берегу выше утеса Пурсей, сложили в лодку вещи, привезенные на телеге, и расстались с Серебренниковым. Отсюда нас должны были сплавлять до Долгого порога крестьяне селения Падун.
Ниже Падуна Ангара снова течет медленно; широкие протоки разделены большими лесистыми островами. Места здесь уже малолюдные, и, плывя левыми протоками, мы не встретили на протяжении 45 километров ни одного человека до деревни Дубыниной. Этот участок реки показался мне скучным: шли дожди, и маршруты в стороны были затруднены. Один раз поднялся я, несмотря на обложной дождь, на соседнюю вершину и убедился, что и там лежат всюду серые глыбы траппа, слагающего обрывы приангарских гор. Только кое-где в долине Ангары и по ее протокам обнажены в обрывах осадочные породы силурийской системы — яркие красные, желтые, фиолетовые, лиловые и белые слои песчаников, мер гелей и глин.
Деревня Дубынина расположена у входа в длинный каньон Ангары, где на большом протяжении река течет в ущелье между двумя высокими серыми стенами траппов.
Этой почти горизонтальной пластовой интрузии траппа обязан своим существованием Долгий, или Дубынинский, по рог, находящийся в ущелье и достигающий около семи кило метров длины. Этот порог не такой опасный, как Падун. Но дубынинские крестьяне все же гордятся своим порогом и стараются доказать, что он также страшен; они показывают в ущелье среди реки камень, "где купец сидел" — купец, из скупости не пожелавший нанять в деревне лоцмана, понадеявшийся на своих рабочих и посадивший на камень паузок.
Камней в пороге немного, они раскиданы на большом расстоянии, но порог производит сильное впечатление: река с быстротой несет лодку между мрачными непрерывными стенами утесов, среди которых выделяются огромные столбы, возвы шающиеся во всю высоту обрыва.
За Долгим порогом мы вступили в очень глухую часть Ангары. Доступ в нее затруднен сверху описанными порогами, а снизу большим и грозным Шаманским порогом.
Этот участок реки разделен несколькими небольшими шиверами — участками с крутым падением — на спокойные плесы, у берегов которых расположены деревни. Вблизи одной из них крестьяне показали мне месторождение железа в лесу, километрах в двух-трех от реки. Это месторождение по типу близко к Братскому, но до этого времени не было описано в геологической литературе. В глухой тайге тянулся узкий вал с небольшими выходами и россыпью кусков железной руды.
В следующей деревне наш экипаж пополнился четвертым спутником: с нами захотел ехать местный крестьянин, Степан Д. Первое появление его в нашем лагере на берегу Ангары немного испугало меня. Ко мне подошел мужчина огромного роста, суровой наружности, лицо которого до глаз было закрыто большой черной бородой. Но Степан оказался очень спокойным и исполнительным человеком, и скоро мои страхи рассеялись.
Степан, хотя и местный житель, плохо знал Шаманский порог, и поэтому выше порога, в деревушке Закурдаевой, нам пришлось взять лоцмана. В этом глухом углу Ангары лоц маны не умели "держать фасон", как некоторые братские. Плохо одетый, невзрачный на вид крестьянин средних лет согласился сплавить нас через Шаманскую шиверу и порог всего за пятнадцать рублей. И во время сплава он держался просто, как будто исполнял обычную тяжелую крестьянскую работу.
Шаманский порог по своему происхождению приближается к Долгому. Здесь также пластовая интрузия траппа лежит почти горизонтально, но в то время как в Долгом пороге река прорезала траппы почти насквозь до подножия пластовой залежи, в Шаманском пороге прорезание траппов только начи нается, и пластовая залежь выступает на правом берегу над водой в виде террасы. Порог тянется на шесть с половиной километров и обладает крутым падением. Два плоских острова, Тунгусский и Ушканник, сложенные той же пластовой интрузией траппов, разделяют реку на две протоки: правую, главную, по которой производится сплав, и левую, столь же широкую, но летом почти безводную, с огромными плитами и глыбами траппа, заполняющими ее широкое русло. Между этими камнями — узкие струи; по протоке можно провести в малую воду небольшую лодочку, перетаскивая ее через камни.
Подплывая к Шаманскому порогу, мы увидели среди реки узкий и высокий каменный островок, который по его форме Назван Кораблем. Здесь нам пришлось пристать к берегу, чтобы вызвать из деревни Ершовой подводы: лоцман не ре шался сплавлять через порог груженый карбас.
В наплыве порога из воды поднимается небольшой Маячный камень, над которым в большую воду виден только водоворот.
Шаманский порог произвел на меня гораздо более сильное впечатление, чем Падун. С самого начала справа и слева на лодку обрушиваются большие волны, утесистые берега под ходят близко, и поэтому сильнее, чем в Падуне, ощущаешь быстроту движения. Наиболее страшное место порога — в се редине, против пролива, разделяющего два острова. Здесь огромные валы, так называемые Боярские, высотой более двух метров, обрушиваются на лодку хаотическими массами. Про ход через Боярские валы требует от лоцмана большого самообладания. Обернувшись в этот момент к корме, я увидел, что и без того напряженное и бледное лицо лоцмана еще более побледнело, и он вдруг вместе с рулевым веслом резко кач нулся за правый борт лодки. Оказалось, что лопнула доска, о которую лоцман опирался ногой, — доска, нашитая к борту, для зашиты от высоких волн. Она была взята в деревне из старых и полугнилых досок в усадьбе у лоцмана. К счастью, ручка рулевого весла была привязана веревкой к упругу (шпангоуту) и лоцман сумел справиться с рулем.
Нижнюю часть порога мы прошли без дальнейших при ключений, и река вынесла нас в могучие валы широкой "под порожицы", где лодку еще изрядно покачало. В Шаманском пороге, на протяжении всего сплава, в течение восемнадцати или двадцати минут, лодка непрерывно бьется среди яростных волн, и понятно, что Шаманский порог запоминается надолго. Я два раза сплывал по нему и до сих пор не могу забыть волнения, которое овладевало мной в этом диком пороге.
Но не всегда сплав проходит так благополучно.
Подъем по Шаманскому порогу еще более труден, чем спуск.
Во время постройки Сибирской железной дороги для подвозки рельсов с запада было организовано пароходство по Ангape. До Шаманского порога пароходы доходили своим ходом, с трудом преодолевая нижележащие пороги и шиверы. Но для подъема по Шаманскому и Долгому порогам пришлось заложить по дну реки цепи, по которым поднимался специальный пароход — туер. Навертывая цепь на барабан, туер поднимал пароходы на буксире. Падун, вследствие его крутого падения, оказался непроходимым для пароходов. Грузы ниже порога выгружались и перевозились до Братска на лошадях.
"Подпорожица" Шаманского порога славилась на всю Ангару, как рыбный садок. Сюда к осени собиралась красная рыба — осетры и стерляди, чтобы зимовать в глубокой яме под порогом. И вот осенью вслед за рыбой к Шаманскому порогу устремлялись рыбаки со всего среднего течения Ангары, чтобы ловить рыбу самоловами. Самолов — очень своеобразная снасть: это длинная веревка, к которой на коротких веревочках навязаны большие острые крючки с пробками, но без всякой наживки. Красная рыба, проходя мимо самолова и играя пробкой, зацепляется боком за крючок.
На этот осенний лов, как мне рассказывали ангарские крестьяне, до революции собиралось до трехсот лодок, и по этому был установлен строгий порядок ловли: промысел на чинался в назначенный волостным начальством день; рано утром все лодки выстраивались вдоль берега, и старт им давался по сигналу. Вся флотилия тотчас бросалась вперед, чтобы занять лучшие места, лодки сталкивались, отталкива лись веслами от соседей, опрокидывались.
Когда доходили до "подпорожицы", начиналась еще большая путаница: на длинной веревке самолова висят сотни острых голых крючков, и, сбрасывая самолов, рыбаки зацепляли иногда себя и соседей, самоловы ложились накрест с соседними, чужими; начинались крики, ругань и даже драки. Через десяток минут все кончалось, и только к вечеру самоловы проверяли.
Велико, очевидно, было стечение рыбы, если всем доставался изрядный улов. Этот хищнический промысел, который привел к истреблению красной рыбы по Ангаре, в советское время был запрещен.
Ниже Шаманского порога нам уже не нужен был лоцман: маленькие шиверы и бычки до Аплинского порога мы прохо дили сами. Из порогов нижнего течения Ангары следует упомянуть о Кашиной шивере, о которой у ангарских крестьян сложилась пословица: "Кашина шивера — Падуну родная сестра". При плавании вниз она не производит большого впечатления, хотя по обе стороны у берегов торчит из воды мно жество камней; средний слив между камнями "Боец" и "Лебедь" достаточно широк. Для подъема по реке Кашина шивера представляла всегда неимоверные трудности, так как вдоль берега большую лодку поднять нельзя, а для подъема в главные ворота не хватает ни бечевы, ни сил.
В XVII и XVIII веках много смелых русских людей сложили у этой шиверы головы. Обратимся к описанию Спафа рием его путешествия в 1675 году:
"...выше того зимовья есть Кашина шивера, и в том месте зело быстро, и по всей реке лежат каменья великие, а вода бывает мелкая, и дощаник не проходит. И стоят недель по 8 и больше. А только есть посередь реки ворота, и в те места дощаники проводят великими канатами, а тянут воротами, и протянуть не могут никоими мерами. И для того недель по 8 и стоят и дожидаются парусного погодья. А как парусного погодья не будет, и в том месте зимуют. А как тянут канатами, и с канатов людей срывает. И утопают в том месте много. И ниже той шиверы поставлены крестов с 40, а иные многие от пожаров погорели. А та шивера на полверсты..."
Следы древних вулканов
По описаниям моих предшественников, геолога М. Козицкого, который еще в 1848 году составил интересную геологическую карту среднего течения Ангары и верховьев Подка менной Тунгуски по своим исследованиям 1844 и 1845 годов; и по исследованиям геолога П. Яворовского, проплывшего в 1895 году по Ангаре, я знал, что на большом изгибе Ангары встречу интересные породы, совсем другие, чем в среднем тече нии. До сих пор в береговых утесах, кроме траппов, я видел лишь белые и красные песчаники и глины нижнего палеозоя (силура), но теперь мне предстояло войти в область сплошного распространения более молодых пород. Среди них преобладали серые, желтоватые и зеленоватые, довольно рыхлые породы с беспорядочным расположением обломков. Эти странные породы Козицкий определил как вулканические, то есть отложения, состоящие из выброшенных из вулканов пепла и обломков лавы. Яворовский отнес эти породы к осадочным. Одновременно для Нижней Тунгуски были получены более определенные данные: обработка собранных А. Чека новским в 1873 году пород, опубликованная в 1900 году А. Лаврским, доказала, что на Средне-Сибирском плоскогорье, кроме траппов, широкое развитие имеют вулканические туфы и туфо-брекчии того же состава. Кроме того, вокруг области этих туфов в песчаниках были известны выходы каменных углей.