Находка рыб очень замедлила наше возвращение. Медленно двигаясь с тяжелым грузом, пришлось перейти вброд по пояс в воде глубокую речку Малую Бахтенку. Только поздно ночью добрались мы до базы и увидели на другом берегу огонек костра. Спутники наши очень обрадовались нашему воз вращению.
Обратный путь по Бахте доставил нам обычное на порожистых речках наслаждение: спуск по порогам. Я не знаю ничего увлекательнее и приятнее путешествия в небольшой лодке по порогам, и удовольствие тем острее, чем больше камней, чем выше валы и сильнее струя. Вахта может доставить это удо вольствие во всех его формах — столько здесь порогов и косых, и прямых, и пологих, и крутых, с камнями и с чистым сливом. В одном пороге удалось испытать и наиболее острое переживание — налететь на камень. Лодка взлетела на него боком и сильно накренилась. Один из наших спутников быстро выскочил на камень и спихнул лодку в воду.
Экскурсия по Бахте, несмотря на невозможность достигнуть границы Тунгусского бассейна, дала много нового, особенно для географии. Оказалось, что река течет совершенно иначе, чем до сих пор полагали: от устья она уходит не на восток, а почти прямо на север. Интересно, что несколько притоков Б ахты и два озера в ее верховьях, нанесенные в "Атласе Рос сийском" 1745 года, на картах второй половины XIX века ис чезли, и Вахта рисовалась с одним только притоком. Атласы XVIII века в это время были уже почти забыты, и карта состав лялась заново по расспросам.
Ниже Бахты в Енисей впадает справа река Фатьяниха, ме сторождения угля и графита на берегах которой были известны еще Сидорову.
Фатьяниха гораздо меньше Бахты, по пейзаж на ней почти такой же: низкие таежные берега в пределах долины Енисея, небольшие утесы в области плато.
У края плоскогорья, где река проходила между двумя утесами траппа, мы оставили нашу лодку и пошли пешком.
Река текла в узкой долине, подмывая то правый, то левый берег. Километрах в пяти от утесов, которые крестьяне назы вают Первым Камнем, или Карскими воротами, мы подошли к Зеленому яру — высокому обрыву, сложенному тунгусскими песчаниками. В осыпях у этого яра попадались нередко куски породы с отпечатками стволов, и среди них я с большим удивлением увидел несколько отпечатков ребристых раковин спири феров — морских плеченогих. Эта находка — до сих пор единственная в Тунгусском бассейне — доказывала, что в западной своей части, вблизи Енисея, тунгусский материк пермского времени граничил с морем и часть песчаников отложилась в морских заливах.
Еще километрах в десяти далее мы дошли до Монахов — утесов траппа с красивыми столбами — "монахами".
Выше река течет в узком ущелье, опасные пороги почти не прерывны; река падает пенящимся потоком через серые глыбы траппа. Здесь на нашем пути вдоль реки появились первые признаки человека: на солнцепеке на утесах были разложены куски свинины и свиные головы, которые заманчиво белели на палевых камнях.
Позже мы узнали, что у этих утесов при завозе по реке грузов для рудника в пороге разбили бочку с солониной и, чтобы мясо не сгнило, разложили его сушиться на утесах.
Наконец мы добрались и до рудника. Это была избушка в лесу, на берегу ручья, а немного дальше, в черном блестящем обрыве темнел вход в штольню. Благодаря предыдущим раз ведкам пласт графита обнажен на большом протяжении в виде обрыва. Графит в обрыве распадается на тонкие, почти вертикальные пяти- и шестигранные столбики. Эти столбики образовались в то время, когда видневшаяся под пластом графита жила траппа "поджаривала" уголь: от действия высокой температуры он перекристаллизовался и образовал столбики. На такие же столбики, но более толстые, распадаются вблизи пластовой интрузии траппа также и песчаники; они при этом подвергаются обжигу, становятся более крепкими и иногда приобретают красный цвет.
Штольня была пробита в графите, и, пробираясь по ней, надо было остерегаться и не прикасаться к стенкам, — ведь идешь как бы внутри карандаша, который может разрисовать и одежду и лицо!
Мы застали на Фатьянихе небольшую разведочную партию Красноярского губернского совета народного хозяйства. Летом она была отрезана от всего мира: связь с деревней Марковой была возможна только пешком.
История открытий месторождений графита Тунгусского бассейна очень интересна.
Инициатором освоения Тунгусского бассейна во второй половине XIX века был предприниматель Сидоров, человек очень энергичный и по тому времени с большим размахом. Он занимался многими вопросами, но главное свое внимание уделял освоению севера России, от Новой Земли до Енисея, эксплуата ции его богатств и организации судоходства Северным морским путем. Морским путем из Архангельска на Обь и Енисей поморы ходили в Сибирь издавна до того, как царская власть наложила запрет на этот путь. Путь давно был забыт, и пионе ром его возобновления был Сидоров, который, несмотря на сопротивление царского правительства, добился значительных результатов и доказал возможность навигации в Карском море.
Первые партии Сидорова были посланы в Тунгусский бассейн в 1859 году, главным образом для поисков золота, но вскоре им удалось найти целый ряд месторождений графита и угля на притоках Енисея: Вахте, Фатьянихе, Нижней Тунгуске и Курейке. Первое месторождение нашел на Нижней Тунгуске казак Кандин еще в 1848 году и указал его в 1859 году доверен ному Сидорова — Ушакову.
Сидоров сразу оценил значение туруханского графита для экспорта и внутреннего рынка и энергично принялся за его исследование и разработку. За несколько лет были осмотрены почти все важнейшие реки края. В 1862 году велась уже добы ча графита на Нижней Тунгуске.
Несмотря на различные препятствия, которые чинили Сидорову царские чиновники, особенно таможенные, он усиленно пропагандировал туруханский графит в России и за границей, посылал громадные глыбы его на международные выставки, печатал множество статей, писал доклады и т. д.
Но вся разносторонняя кипучая деятельность Сидорова кон чилась ничем. Туруханский графит, первоклассный по качеству и чистоте, оказался непригодным для тиглей, в которых плавят металлы, и поэтому для Златоустовских заводов был не нужен. А конкурировать на заграничных рынках для применения в других производствах русским предпринимателям было трудно.
После смерти Сидорова в начале девяностых годов про мышленник Черемных начал добывать графит на притоках Енисея — на Курейке, Нижней Тунгуске и Фатьянихе, но он, как и Сидоров, не мог преодолеть тяжелых транспортных условий.
Только после того как Советское государство взяло в свои руки освоение Тунгусского бассейна, работа пошла быстрыми темпами...
От Фатьянихи мы поплыли дальше вниз по Енисею. Следующей рекой, которую мы изучили, была Сухая Тунгуска. Она заходит далеко к юго-востоку между Енисеем и Нижней Тунгуской.
К северу, вплоть до устья Нижней Тунгуски, Енисей подмы вает коренные породы плато правого берега (доломиты и известняки) и образует местами непрерывные утесы высо тою более 20 метров. Это единственное живописное место на всем протяжении Енисея от Подкаменной Тунгуски до его устья.
Енисей у Сухой Тунгуски представляет уже грандиозную реку, здесь часто разыгрываются сильные ветры, как на озере. Вблизи утесов правого берега у деревни Мироедихи ветры особенно опасны, нередки случаи гибели больших лодок, и нам пришлось усиленно пользоваться парусами, чтобы, маневрируя, пройти на шитике последние 20 километров до Нижней Тун гуски.
После впадения Нижней Тунгуски — мощной и мрачной реки — Енисей достигает большой ширины. Деревни на проти воположном берегу едва видны, течение незаметно, и не верится, что эта масса воды не озеро, а река.
При устье Нижней, или Монастырской, Тунгуски располагался тогда поселок Ново-Туруханск (прежде село Монастырское). Новым он был назван в отличие от старого администра тивного центра Туруханска, находившегося километрах в тридцати к западу, в дельте реки Турухана, в стороне от пароходных путей. К 1921 году Старый Туруханск превратился уже в деревушку. В настоящее время поселок на устье Нижней Тун гуски называется Туруханском.
Мы не задерживались в Туруханске для изучения Нижней Тунгуски. Надвигалась осень, и надо было спешить к последне му пункту нашей работы — реке Курейке, впадающей в Енисей у Полярного круга. Поэтому мы решили опять плыть ночью, чтобы выиграть время. Река была настолько широка и мощна, что, казалось, нет никакой опасности сесть на мель.
Когда стемнело, мы подошли к участку, где Енисей разделяется на протоки. Течение понесло нас в правую протоку, и на нашем неуклюжем судне невозможно было отгрестись влево. Да, по-видимому, в этом не было надобности: правая протока была очень широка и уходила прямо на север, в то время, как левая описывала большую дугу к западу. Мы отдались на волю течения. В середине ночи я услышал подозрительный шелест воды у борта; я выскочил на палубу — вахтенный сидел спокойно: "Все в порядке, шитик несет хорошо". Опустили наметку — шитик сидит на мели! Померили глубину — и с носа и с кормы мелко. Темно, ничего не видно кругом. Придется ждать до утра. Бросили на всякий случай якорь и со спокойной душой легли спать.
Когда рассвело, мы увидели, что шитик стоит посреди широкой протоки, возле его носа торчит из воды якорь: как его бросили, так он и стал на лапы.
Поехали на маленькой лодке с промерами. На сотни метров кругом та же незначительная глубина, даже вверх по течению. Как нас затащило на эту мель, непонятно!
Пришлось завозить на лодке якорь и потом силами всего экипажа тянуть за якорный канат. Так провозились мы до по лудня, пока удалось вывести шитик на глубокую воду,