"Персей" невелик — всего сорок один метр длины, пятьсот пятьдесят тонн водоизмещения, но зато какое изящество форм, как гармонично заострены профили носа и кормы, как плавно округлены борта, которые смогут выдержать удары льдин!
На "Персее" у берегов "Шпицбергена"
За два первых года плаваний "Персей" побывал у берегов Новой Земли, Шпицбергена и даже у мрачного архипелага Франца Иосифа. В 1925 году он должен был пройти к него степриимным восточным берегам Шпицбергена и работать в Стур-фьорде ("Большом заливе").
Выйдя из Мурманска, "Персей" зашел в норвежский порт Варде, а затем направился к Шпицбергену. Пять дней перехода до Стур-фьорда — пять дней почти беспрерывной качки. Как и все суда с круглыми обводами, приспособленные к плаванию во льдах, "Персей" сильно раскачивало. Но зато даже на большой волне он не зарывался и волна не сплошь заливала палубу.
Во время качки сидеть в каюте скверно: нужно или лежать, или уходить на палубу. Здесь можно целыми часами смотреть, как нос "Персея" поднимается на волну и затем с силой падает в темную впадину между волнами. Бушприт скрывается под гребнем волны, и весь бак (носовая часть) покрывается пеня щейся водой. На палубе в середине судна также небезопасно — крупные волны иногда перекатываются через борт. Самое лучшее место — на капитанском мостике; но пребывание там не очень поощряется. Наш капитан из семьи поморов-судоводите лей и твердо хранит морские традиции.
На второй или третий день после выхода из Варде мелькнул в тумане и мгле плоский профиль Медвежьего острова, когда-то знаменитого медведями и морскими зверями, а теперь угольными месторождениями.
25 августа, наконец, показался Шпицберген. Как пишет один автор XVIII века, "по силе означенного морского чертежа пред ставляется сей остров во образе пятиугольника". Из этого пятиугольника мы увидали самый конец — Южный мыс и его восточную сторону, так как мы шли в Стур-фьорд, лежащий между самым большим островом архипелага, Западным Шпиц бергеном, и более восточными — островами Баренца и Эдж.
Шпицберген после первой мировой войны был передач Антантой Норвегии (в награду за нейтралитет во время войны) и переименован норвежцами в Свальбард. Он стал для нас заграницей, и как-то стали забывать даже русские, не говоря уже об иностранцах, что открыт остров русскими и на этой рус ской земле поморы промышляли с XIV века. По преданиям, еще до основания Соловецкого монастыря, то есть до 1435 года, поморы Старостины имели избы на западном берегу Шпицбергена в гавани Старостиной. Род этот, в течение многих столетий промышлявший на Шпицбергене, вымер в 1875 году; один из его представителей, Иван Старостин, зимовал на Шпицбергене тридцать девять раз и похоронен в Гринхарбуре.
Есть документальные, данные о том, что Шпицберген был известен русским до вторичного открытия его Баренцом в 1596 году. В 1576 году датский король Фридрих II писал в Вар де Людвигу Мунку, приказывая ему войти в сношения с русским кормщиком Павлом Нишецом, живущим в Mallues (Кола) и ежегодно около Варфоломеева дня плавающим в Гренландию (Груланд). Нишец предлагал тронгеймским бюргерам сообщить данные об этой земле и провести их суда.
Русские слыхали от скандинавов о существовании Гренландии (известной последним с X века) и думали, что Шпицберген, который они посещают, и есть Гренландия. Поэтому они назвали его Груланд (позже Грумант). Под этим последним названием он и был известен на нашем Севере, а поморы, промышлявшие на нем, назывались груманланами.
В 1620—1635 годах промыслы на Шпицбергене достигли наибольшего расцвета, и число съезжавшихся туда охотников из всех стран Европы в некоторые годы доходило до 18 тысяч. На острове Амстердам (северо-западная часть архипелага) летом существовал даже город Смееренбург с трактирами и лавками. В XVIII веке русские грумантские промыслы стали сокращаться, но все же в конце века отправлялось на Грумант до 150 человек ежегодно. По-видимому, прекратились совсем грумантские промыслы после 1851 года, когда в одной губе погибли от цынги двенадцать поморов из зимовавших там восемнадцати.
Очень широко известна история русских робинзонов Полярного моря — штурмана и трех матросов, которые, в 1743 году остались на Малом Беруне (остров Эдж) с двенадцатью заря дами и полпудом муки и провели там шесть лет и три месяца. Можно удивляться их выдержке и выносливости, которые помогли им бороться со стужей и медведями, добывать пищу, оберегать себя от цынги, шить себе из шкур одежду — и все это не в условиях южной благодатной природы, а на Крайнем Севере, куда в XVIII веке ссылали преступников из Западной Европы, предлагая им на выбор: смертную казнь или зимовку на Шпицбергене.
Приключения четырех груманланов были описаны русским академиком Леруа в книге, вышедшей в 1768 году и сделавшей ся настолько популярной, что до 1772 года появились ее издания на русском, английском, французском, немецком, голландском и итальянском языках. В советское время эта книга переиздавалась несколько раз.
Голландцы, впервые увидев западные берега архипелага, были поражены острыми и дикими его горами, почему и назвали его Шпицбергеном. Со стороны Стур-фьорда вид острова несколько другой. От Южного мыса к северу тянется непрерывная черно-белая стена: острые конусы и гряды гор и лежащие между ними ослепительные снега и ледники, спускающиеся в море. Если присмотреться, то видно, что гребни гор и даже снежные равнины в глубине острова за ними лежат почти на одной высоте, образуя горную страну в 500—600 метров высоты. Над ней вдали сияют пики западного берега — группа Горн- зунд-Тинд высотой в 1200 метров.
Час за часом смотришь на эту сияющую белым и черным линию зубцов и не можешь оторваться. Необыкновенно прозрачный воздух позволяет видеть за сотню километров, и стене этой, кажется, нет конца. Здесь впервые я понял изумительное сочетание черного и белого, основных элементов шпицбергенского пейзажа. Ни одна страна до сих пор не производила на меня такого сильного впечатления.
Двигаясь на север, мы с тревогой глядели вперед: не покажется ли лед. Ведь нам предстояло войти в Стур-фьорд — большую воронку, открытую на юг и с двумя узкими проходами на севере. Стур-фьорд защищен от теплого Гольфстрима, проходящего на западной стороне Шпицбергена, и лед в нем тает медленно. К тому же восточные и юго-восточные ветры набивают в него все новый и новый лед. Поэтому плавание в Стур-фьорде возможно только в августе, да и то из последних двадцати лет в течение одиннадцати Стур-фьорд был забит льдами. В то же время западное побережье Шпицбергена открыто для судов от трех до шести месяцев в году.
Из-за этого, конечно, Стур-фьорд и. примыкающие к нему земли были исследованы гораздо хуже, чем запад Шпицбергена, хотя можно насчитать больше десяти экспедиций, побывавших здесь до 1925 года. Правда, все они работали короткое время. Из русских экспедиций особенно замечательна экспедиция
1899—1901 годов под начальством геолога Ф. Н. Чернышева. Она имела целью измерить дугу меридиана южной части Шпиц бергена; в северной части такая же работа производилась шведами. В конце концов русским пришлось взять на себя измерения и в центральной части острова, где горы достигают 1 700 метров, так как шведы после двукратных попыток отказались от надежды взобраться на эти высоты. Русским (партия А. Васильева) удалось выполнить и эту задачу и после невероятно тяжелых переходов установить геодезические сигналы на вершинах и провести необходимые наблюдения. В отчетах экспедиции и популярной книге Васильева можно найти красочные описания зимних и летних переходов по ледникам и пикам Шпицбергена, когда люди в пургу и стужу тащили на себе сани, проваливаясь в трещины, и спасались лишь благодаря редкой находчивости.
Стур-фьорд суда Чернышева пересекали не раз и часто находили его забитым льдом. Например, оставив 3 июля 1900 года на горе Кейльгау матроса на одни сутки, сотрудники экспедиции смогли пробраться к нему только через двадцать семь дней. Стоит задуть юго-восточному ветру — и к берегу Западного Шпицбергена будет прибита такая плотная масса льда, что простое, неледокольное судно ни за что не пробьется. Русские промышленники когда-то уходили по такому льду пешком из Китовой бухты7 (на 50 и 70 верст к востоку). В 1928 году сюда подходил "Малыгин" и нашел весь Стур-фьорд забитым льдом.
"Персей" сам не новичок в этих водах — в прошлом году, посетив на северо-востоке остров Вайч (Земля короля Карла, куда летал в 1928 году с "Малыгина" Бабушкин), спустился на юг к острову Надежды и затем зашел вглубь Стур-фьорда.
Мы проходим 77-ую параллель, и за нею там, где начинается собственно Стур-фьорд, нас встречают первые мелкие, изъеденные водой льдины. Они ласково шуршат о борта, но их становится все больше и. больше. Скоро "Персею" приходится сбавить ход, осторожно выбирая путь между льдинами. До сих пор мы шли к бухте Китовой, теперь мы меняем курс на северный — нам нужно начинать работу на 78-й параллели, в бухте Агард. Но скоро приходится отказаться от прямого пути, итти на северо-восток и искать кромку льда. Находим ее, идем опять полным ходом по чистой воде.
Шпицберген х – Место высадки в бухте Китовой Кромка идет поперек залива, к острову Эдж. Приходится опять повернуть к бухте Агард. Лед становится угрожающим — это не легкие льдины кромки, это уже сплошная масса льда, с льдинами до 200 метров в поперечнике, местами с мно голетними торосами. На льдине возвышаются кучи неправильно нагроможденного льда; в пещерах под ними густые индигово- синие тени. "Персей" уже не может обходить льдины; он, рискуя, начинает разрезать их, как ледокол. Нос корабля как будто нежно касается льдины, и вдруг она лопается извилистой трещиной и расползается в стороны. Под белой поверхностью показывается каша тонких голубовато-серых кристаллов льда. На корме все время стоит матрос и отпихивает льдины багром, чтобы не попали в винт битого Ледокольные качества "Персея" еще плохо известны: он плавает всего третий год. Поэтому пока мы очень осторожны. Начальник рейса, зоолог Л. А. Зенкевич, не рискует больше пробиваться сквозь эту кашу. Ведь густота льда уже измеряет ся десятью баллами — наивысшей отметкой. "Персей" поворачивает назад и пытается пробиться к бухте Китовой. Здесь нас встречает такой же густой лед, над которым кое-где возвы шаются айсберги. Они разнообразной формы и величины, вплоть до громадины в полкилометра длиной, сидящей у береговых утесов. В восемь часов мы останавливаемся в восьми милях от этой глыбы льда — больше итти нельзя, надо выждать, не разгонит ли лед. Против нас черные массы обрывистого берега с резкими горизонтальными полосами. От обрыва и до судна — сплошное белое поле, все еще сияющее, — ведь солнце здесь зайдет только в августе: на 78-й параллели день продолжается сто двадцать суток.