В черных просветах воды иногда показывается голова любо пытного тюленя, который "выстает" — высовывает из воды плечи и голову, чтобы посмотреть на судно. Сегодня мы видели уже нескольких; они грелись на льдинах и при приближении судна поспешно и неуклюже скатывались в воду.
Утро не приносит ничего хорошего: за ночь "Персей" унесло на четыре с половиной мили к юго-востоку. Пробуем еще пробиться — все то же. Ученый совет экспедиции решает уйти из Стур-фьорда совсем и поработать на шпицбергенских банках дня три, — может быть, за это время подует северный или западный ветер и разредит лед.
Через несколько дней мы возвращаемся в Стур-фьорд. Два дня дул западный ветер, и льды за это время должны были поредеть. Но уже на 77-й параллели снова встречаем кромку льда, которая уходит прямо к южному концу острова Эдж. Сначала это мелкобитый лед, потом плотность его возрастает до пяти баллов, а к полудню -— до семи-восьми. Чтобы пробиться в ближайшую из намеченных бухт — Китовую, надо пройти 30 миль во льдах. Из бочки наблюдательного пункта на фок-мачте ничего утешительного не видно — весь Стур-фьорд забит.
В четыре часа начинается крупнобитый торосистый лед с торосами до четырех метров и показываются айсберги. Снова "Персей" разрезает льдины, огибает торосы и айсберги, холод ные утесы которых поднимаются уже на 15 — 20 метров выше наших мачт. Медленно текут часы; кажется, уже несколько суток нос "Персея" бьет о льдины. В каюте неумолчный треск: здесь гулко отдаются удары по обшивке корпуса.
Только к вечеру входим в Китовую бухту прямо к огромному леднику, Большому Уэльскому. Он спускается в море сплошной стеной в двенадцать километров ширины. Пред ставьте себе, что эта масса льда движется на вас — правда, всего метр в сутки, но неудержимо и неуклонно, днем и ночью.
"Персей" бросает якорь против ледника, пройдя его левую морену, — боковые морены выдвигаются в виде длинных кос в море. Решаем высадиться здесь. Перед нами задача срочно найти место для лагеря, удобное для стоянии, с водой и, глав ное, с гаванью, где можно сберечь лодки от напора льдов. Спускают вельбот, и несколько человек выезжает для рекогнос цировки.
Первая наша высадка — на мысу морены, выдвигающемся, как голова кита, в море. Морена — это полоса суглинков, глины и камней, выносимая ледником из гор и по мере его таяния остающаяся вдоль его боков и у конца. Конечная морена не видна — она на дне моря; обычно такая морена образует входной бар во всех фьордах. Боковые морены Уэльского ледника представляют полосы в километр шириной, окаймляющие ледник. Когда мы поднялись на морену, оказалось, что вся она в громадных провалах с маленькими озерками: это следы растаявших глыб льда, когда-то погребенных в морене. Мо рена вязкая, и лагерь на ней располагать, конечно, нельзя.
За мореной лежит полоса, в целый километр шириной, песков и галечников, по которым текут бесчисленные речки из ледника и морены, и только за ними начинается коренной берег. Он мрачен, этот берег, о котором многие из нас мечтали, когда "Персей" пробивался сквозь льды. Щебневая равнина, и на ней в десятках метров один от другого пучки цветов — ярких белых и желтых, низких цветов на коротких стебельках. Часто нога вязнет в щебне, прямо под ним вода. Снег на равнине только что стаял, и пятна его лежат еще у подножия горы.
Склоны гор — это крутые черные откосы, со снегом во впадинах. Соседняя гора, кажется, рядом, но по карте мы знаем, что она за несколько километров от нас и высота ее 600 метров.
Приходится торопиться, и мы уже решаем выбрать для базы щебневую равнину в бухте за мореной, как кто-то замечает вдали, западнее, домик — да, настоящий деревянный домик среди черной щебневой пустыни! Мы спешим к нему, пересе каем бурный ручей, огибаем озерко со мшистым берегом. На другой стороне — дощатый аккуратный домик, но с выбитым окном, и на стене английская надпись: "Заявка возобновлена для Северной исследовательской компании. Карл Сетер, август 1923 г.", и ниже: "август 1924 г.".
Надпись странная, ведь все побережье от бухты Китовой и до бухты Агард-бей заявлено в 1912 году В. Русановым и его спутниками для русского товарищества "Грумант". Позже я прочитал в одном немецком горном журнале, что эта Север ная компания занималась мародерством в чужих районах.
В статье рассказывалось, как однажды представители компа нии "...высадились по ошибке на площади, принадлежавшей Большой норвежской шпицбергенской угольной компании, но должны были отступить под давлением превосходящих сил и несколько при этом пострадали".
На двери домика прибит ключ, совершенно заржавевший, внутри пусто и сыро. Но дом — это неожиданный подарок нам, и мы решаем обосноваться здесь, тем более, что рядом озерко и из него бежит шумный ручеек.
Пора на "Персей": ночь прошла, и капитан в нетерпении, наверно, давно уже жует свои длинные усы. Он стоит на па лубе, и только вежливость мешает ему ругаться. После моего сообщения о выборе места для базы капитан отдает прика зание немедленно готовиться к высадке. Начинается выгрузка нашего имущества — палаток, инструментов; лес, предназначенный для крепления разведочных шурфов, связывают и буксируют. Продовольствие мы получаем на месяц — на случай, если "Персей" не сможет подойти к берегу и нам придется пешком переходить Шпицберген, чтобы выйти в жилые места западного побережья. Моторная лодка буксирует два вельбота, и вереница шлюпок ловко извивается в проходах между льдами. Надо пройти до базы шесть километров и вернуться, — высадка затягивается.
Капитан становится все мрачнее и мрачнее: уже с десяти часов утра лед начал медленно двигаться с моря и забивать залив. Наконец в два часа он заявляет мне, что больше "Пер сей" сидеть в этой ловушке не может и надо отправить все, что остается.
Поспешно грузимся и рассаживаемся. Моторный катер на поминает телегу цыган: ящики, узлы, на них наверху сидят, цепляясь за что попало, люди. На рабочей шлюпке, идущей на буксире, — гора вещей, на них доски и сверху — плотник.
Минута прощания проходит в общем волнении. Неизвестно, когда мы увидимся, ведь я получил инструкцию на случай, если мы будем отрезаны льдами; в ней даны указания, куда итти через Шпицберген.
Моторный катер полным ходом мчится от "Персея". На палубе корабля собрался весь экипаж и научные сотрудники.
А льды напирают и напирают, проход между льдинами, куда мы только что хотели двинуться, смыкается с зловещим шуршаньем. Приходится бросить буксир, остановить мотор и, отпихиваясь веслами, добраться до морены. Здесь я велю выгрузить все тяжести: доски, грузные цилиндры с водородом (предназначенные для наполнения шаров-пилотов) и сложить пока на морене; заедем как-нибудь потом.
С морены мы приветствуем выстрелами "Персей" — он поднял якорь и собирается уходить. В ответ раздаются три прощальных гудка. Черный силуэт "Персея" с полосой дыма четко рисуется на льдах.
Пять километров через бухту лодки проходят на веслах, пропихиваясь между льдами. За эти несколько часов лед в бухте сгустился чрезвычайно — там, где свободно проходил караван из трех лодок, едва протискивается одна. Узкие проходы смыкаются, и заранее нельзя определить, удастся ли пройти между ледяными полями или придется возвращаться.
Наша база представляет живописный вид: всюду бревна, тюки, ящики, бочки с бензином, с солониной, с капустой. По степенно все приводится в порядок: продовольствие склады вается на камнях под брезентовый навес, матросы (кроме семи научных работников, на берег высадились шесть матросов для разведочных работ) водворяются в домике, для научных со трудников ставятся палатки. Лагерь обживается — на Шпиц бергене, оказывается, не так мрачно и неуютно. Около нашего озерка есть даже мох, кругом летают утки, гаги, гуси, гагарки (кайры); днем совсем тепло, и даже ночью только немного ниже нуля.
Было бы интересно день за днем описать нашу жизнь, пользуясь журналом береговой партии, но это займет мно го места. Остановлюсь только на наиболее интересных моментах.
Первые наши экскурсии были на ближайшие горы. Их цель — выяснить геологическое строение гор и указать места для разведки на уголь. По старым данным предполагалось, что все это побережье занято третичными отложениями, которые на западной стороне Шпицбергена заключают превосходные каменные угли.
Но первый же день работы жестоко разочаровывает нас. Оказалось, что район бухты Китовой сложен мезозойской сви той (юра и мел), к которой на Шпицбергене приурочены только плохие, не промышленные угли. Вся дальнейшая работа была посвящена подтверждению этого печального вывода и детальному геологическому исследованию.
Но зато наши экскурсии вознаградили нас незабываемыми пейзажами. С высоты 600 метров открывается вид на сотню километров во все стороны. Мы видим Стур-фьорд, покрытый мелкой сыпью льда, и за ним синюю полосу плоских островов Эдж и Баренца. К югу, к западу, к северу — только черное и бе лое, конусы и гребни гор и ледники. Под нами огромная ле дяная река Большого Уэльского ледника, начинающегося далеко на северо-западе, в центральных торах острова и прини мающего с обеих сторон широкие ледяные притоки. Середина ледника изборождена рядом черных полос — это срединные морены, образующиеся при слиянии ледников. За ледником к югу — мрачная гряда горы Костинского, ледник Емельянова, еще черная гряда.
Читатель, наверное, заметит обилие русских названий — весь южный и центральный Шпицберген заснят русской экспедицией Ф. Чернышева в 1899—1901 годах, и немногочисленные иноземные названия тонут среди русских.
Снег лежит во всех впадинах и на южном и на северном склоне гор. Мы сначала с удовольствием ходим по нему, но вскоре убеждаемся, что снег фирновый, крупнозернистый, сы пучий и итти по нему труднее, чем по песку; а на крутых склонах он обледенел, и переходы опасны. Но зато приятное развлечение — скатываться по такому снегу вниз. И наши товарищи, остающиеся на базе для наблюдений над приливом и отливом, над шарами-пилотами (которые служат для опре деления направления ветра в верхних слоях атмосферы), в свободное от работы время катаются на наскоро сбитых салазках с горы Уэлс-хэд.