– Сереженька, а как же ты к нам попал… Калитка, что ли, была открыта? – спохватилась Нина Георгиевна.
– А, это я забыла закрыть! – засмеялась Аня. – Сергей, да ты садись. Мы как раз чай пьем с плюшками. Вернее, с пончиками – мама испекла. Я не ем и Лизе не даю, а мама, упрямица… – она не договорила, засмеялась.
Пончики, они же плюшки оказались нежными и сладкими, словно таяли во рту.
– Очень вкусно…
– Да ты ешь, ешь, милый мой, а то пропадут с этими привередами, все у них зож какой-то на уме…
– Мама!
– Ну а что мама!
Над открытой тарелкой с вареньем вилась пчела, Нина Георгиевна принялась отгонять ее полотенцем.
Варвара Платоновна спросила, что Сергей рисует, на какие темы картины. Прилично ли? – подумав, поинтересовалась пожилая женщина.
Сергей засмеялся, начал отвечать, тут уж Нина Георгиевна завалила его новыми вопросами. Затем Лиза о чем-то спросила.
Анна же сидела молча и с задумчивой, удивленной улыбкой поглядывала на Сергея, как будто все еще не могла поверить в то, что он пришел. Вот она – самый настоящий цветок здесь, в этом саду, на пике своего цветения…
Все происходящее напоминало сон. Прекрасный и безмятежный. Эти чудесные женщины на веранде, в саду, полном растений. Запах варенья, горячий крепкий чай, стук фарфоровых чашек. Да-да, настоящих фарфоровых чашек, что такая редкость сегодня!
На какое-то время Сергей словно выпал из реальности. Он купался во внимании своих собеседниц, он смеялся и болтал не переставая, в каком-то бодром оживлении, на подъеме, поскольку чувствовал на себе теплый, приветливый взгляд Анны. Она и любовалась им, и с интересом пыталась понять его – наверное, немного нового и незнакомого… Еще непривычного ей Сергея. Но, кажется, была довольна своими наблюдениями.
После чаепития Лиза повела его к себе в комнату, показала свои рисунки. Да, девочка тоже рисовала, какая прелесть… Сергей дал ей несколько профессиональных советов, похвалил.
Прошлись по саду толпой, с обзорной экскурсией, вернулись к дому. Потом постепенно все куда-то исчезли, и скоро на веранде остались только двое – Сергей и Анна. Они сидели за столом, друг напротив друга, разговор между ними то вспыхивал, то затихал.
– …так странно, – в какой-то момент пробормотала Анна с удивлением.
– Что? – тут же спросил Сергей.
– Да все. Словно это было вчера…
– Ты и я? – усмехнулся он.
– Ну зачем так в лоб… – немного смутилась она. – Я вообще, о времени. Увидела тебя и вновь почувствовала себя двадцатилетней. Помнишь, мы вот точно так же сидели на этой веранде, и мама угощала нас домашними пирожками…
– Да, да… И еще Варвара Платоновна строго грозила мне пальцем – помни, Сережа, ты отвечаешь за нашу девочку. Одну тебя не отпускали никуда и никогда.
«И еще Женни тут иногда бывала, сидела где-нибудь в уголке, смотрела на нас издалека», – хотел добавить Сергей, но, разумеется, промолчал. Вспомнил вдруг тот недавний, случайно подслушанный разговор между Анной и ее сестрой.
Женни.
Живая, настоящая Женни, отважная и отчаянная. Беспощадная к самой себе.
Сергей вздохнул, пытаясь отогнать образ Жени, и не смог. Женя при всей свой долгой любви к нему, идущей из детства, не казалась ему призраком. В отличие от всех особ женского пола семейства Кирсановых. Кирсановы подыгрывали Сергею, они определенно ждали его. Они умилялись: вот, кажется, у Анны появился хороший мужчина… Это вечное восхищение мам и бабушек, когда их кровиночка под надежным мужским крылом. Их брезгливое равнодушие и жалость к «крылу» – когда кровиночка отвергает его и находит себе другое…
Нет, Сергей ничуть не злился ни на Варвару Платоновну, ни на Нину Георгиевну, которые тогда, семнадцать лет назад, так легко отказали от дома Сергею, предпочтя ему адвокатского сыночка… Просто Сергей знал цену любви и нелюбви этих женщин. Их всегда волновало лишь одно – насколько счастлива их Анна.
Если бы Сергей пришел сегодня сюда побитым жизнью лузером – они бы брезгливо отвернулись от него. И Аня тоже… Возможно, поболтала бы с ним немного из любопытства или жалости. А потом вытолкала бы взашей.
И правильно, и правильно, в этом нет ничего плохого, это нормально, это закон жизни и выживания человечества – выталкивать слабого и прислоняться к сильному.
Но… только уже давно не надо было выживать. Время голода и страха закончилось. Да даже не так, закончилось то время, когда один человек полностью зависел от своего спутника и его благосостояния. Сейчас другие веяния, когда надо быть самодостаточным, а не паразитом на чужой шее… Нет, супруги, да и все люди вообще должны помогать друг другу, особенно когда кто-то в беде или слаб… Но рассматривать мужчину только в одном плане – насколько данный тип может повысить комфортность твоей жизни – уже не настолько актуально…
«Нет, я все-таки зол на них всех, на Кирсановых… – подумал Сергей. – И это потому, что я вижу их насквозь. Они все понятны и предсказуемы, и это так скучно. Вот взять мою бывшую, Милену, – только выгода, только удобство. В сущности, я и выбрал Милену именно потому, что она напоминала Анну, – внезапно озарило Сергея. – Будь я чуточку умнее, я не стал бы тогда второй раз наступать на грабли и не выбрал бы себе в спутницы женщину, которая ценит не меня, а то, насколько я успешен. Боже, какой я дурак, это же очевидно… И сейчас я готов повторить ту же самую ошибку, в третий раз наступить на те же грабли. Нет, теперь-то, возможно, я столь низко не упаду, как при Милене, и все обойдется, и Анечка будет ценить меня, и мы остаток жизни проживем как голубки, к тому же, возможно, Аня изменилась, стала другой, и нет в ней никакой корысти, как мне мерещится, но… Я же все это пережил. Перемолол. Развеял по ветру. И нет больше ничего, одни иллюзии и призраки… Я всю свою бывшую любовь к Ане переработал в творчество. Как там? Фарш невозможно провернуть назад, и мясо из котлет не восстановишь! А то, что со мной сейчас происходит – это не любовь. Это щелкает хищная пасть гештальта, будь он неладен!»
– …нет, я рада тому, что жизнь в нашем городке стала меняться к лучшему. Все-таки туризм пошел на благо Кострову. Люди сюда приезжают, любуются старинными зданиями, монастырями… А ты слышал, на днях в городе устраивают костюмированный бал? – болтала Анна тем временем.
– Да, слышал. И я рад тому, что город моего детства остался на плаву, выжил… – Сергей мельком взглянул на наручные часы и вдруг похолодел. Шестнадцать тридцать. А они с Женни договорились встретиться в пятнадцать ноль-ноль на набережной. С Женни, которая этой ночью обнимала его, точно в последний раз в жизни. С Женни, с которой он почувствовал себя настоящим… Которой был нужен он и только он. – Ого…
– Что такое? – встрепенулась Анна. – Ты торопишься?
– Да. Прости. Надо бежать.
– Куда, если не секрет? – безмятежно улыбнулась Анна.
– Секрет.
– О, какой ты загадочный…
– Прости. – Он поднялся, быстро поцеловал ее в щеку. – Привет всем! Правда, опаздываю…
Сергей побежал через сад, чуть не заблудился в пышно разросшихся кустах, не сразу нашел калитку. Он испытал облегчение, когда, наконец, покинул этот дом и этот сад. Все сладко, все приторно и не по-настоящему. Слишком утрированно красиво – как на картинах тех художников, что продают свои творения на бульварах. Подходи, не ленись, покупай живопись… И сама Анна. Боже мой, до чего красива, просто невероятно! Словно голливудская дива прошлого – талия, ноги, руки, локоны! Точеный носик, глаза какого-то редкого оттенка, который меняется в зависимости от освещения. Глаза фиалкового цвета – кажется, именно так он называется… Но ничего, кроме ностальгии, фильм с этой актрисой не вызывает. Да, она восхитительна, да, она чудесно играет, но это все в прошлом… Эпоха прошла, актриса давно умерла, любить ее всерьез, как реального человека, – безумие. И это надо нарисовать самому, кстати. Сад, полный призраков!
А вот Женни – ее совершенно не хочется рисовать. С ней хочется говорить, смеяться, гулять. Хочется… да много чего хочется делать с ней или рядом с ней. Жить – с ней.
…В центре города бурлила толпа – не так давно прибыл очередной теплоход с экскурсантами. Просто так не пробиться. Сергей свернул в переулок, затем еще куда-то… Потом понял, что заблудился. Город ведь здорово изменился со времен его юности.
Когда он, наконец, добрался до набережной, до того места у причала, где они с Женни договорились встретиться, то обнаружил, что ее нет. И страшно расстроился… Ну конечно, никакая девушка не станет дожидаться своего кавалера два часа!
Женя, приготовив обед, легла отдохнуть и неожиданно заснула – сказалась бессонная ночь. Правда, спала недолго, открыла глаза, когда было около двух часов дня.
Некоторое время она лежала, притихшая, ошеломленная воспоминаниями о прошедшей ночи. «Надо же… Я и мечтать о таком не могла раньше. Я и он! Может, это мне все приснилось? Да нет же, Сергей назначил мне встречу сегодня в три!»
Женя засмеялась, потянулась. По потолку бегали солнечные зайчики. Заглядевшись на них, она чихнула. Опять засмеялась:
– Мама, ты дома?
Тишина.
Женя поднялась, обследовала комнаты. На кухне лежала записка от Таисии Георгиевны: та пожалела будить дочь, пообедала и отправилась к своей знакомой. «Ну хоть знакомые у нее есть, и то хорошо… Да, а как же с Кирсановыми?»
Женя вспомнила вчерашний разговор с Анной, свое обещание уехать из Кострова и ответное обещание Анны – что та будет приглядывать за Таисией Георгиевной.
«Надо зайти к Ане, еще есть время… Я предупрежу ее, что не уехала, и попытаюсь еще раз договориться с сестрой насчет мамы!»
…Женя нашла в шкафу, где лежали ее вещи, старое платье-сафари. Из холщовой ткани зеленовато-бежевого цвета, напоминающей ту материю, из которой шьют форму военным.
Прежде платье казалось Жене чрезвычайно убогим, теперь же оно было на пике моды.
Женя надела его. Довольно короткое, до колен, с заниженной талией. Подвернула рукава, засунула руки в широкие накладные карманы. «Да это вещь!» – обрадовалась она. К тому же ее кеды, как оказалось, отлично подошли к платью.