.
Сьюзан сидела на другом конце стола и развлекалась вовсю.
Вьетнамцы в окружении семьи выглядели вполне мило, в то время как общественная и деловая жизнь страны летела ко всем чертям.
Рядом со Сьюзан сидел вьетнамец лет тридцати.
– Мистер Бреннер, – произнес он на английском, который я сумел понять, – мисс Сьюзан сказать, вы здесь в шестьдесят восемь?
– В Куангчи, – ответил я.
– Вы сражаться с коммунисты?
– За этим меня сюда прислали.
– Вы убить?
– Ну, возможно...
– Хорошо. – Он встал, что-то сказал остальным и поднял бокал. – За смелого солдата, который убить, – он наклонился к Сьюзан и что-то спросил, – который убить антихристов.
Все выпили, и мне пришлось встать. У меня сложилось ощущение, что здесь собрались одни антикоммунисты, и я бы не удивился, если бы дверь распахнулась и нас всех забрали головорезы из министерства общественной безопасности. Я тоже поднял бокал.
– За храбрых вьетнамских католиков. Хороший красный – мертвый красный.
Публика на мгновение смутилась, но Сьюзан перевела, и все зааплодировали.
Я посмотрел на Сьюзан и заметил, как она закатила глаза. Сел и все ждал, когда распахнется дверь.
В два часа я решил, что пора совать палочки в ноздри, но мы просидели в гостях до трех. Улицы опустели, а я немного подвыпил.
– Получилось очень здорово, – сказала Сьюзан.
– Да, – рыгнул я.
– Я отлично провела время.
– Очень рад, – снова рыгнул я.
– Милейшие люди.
– Согласен. Немного кровожадные, но очень симпатичные.
– Уен, который сидел рядом со мной и предложил тост за тебя, сказал, что коммунисты в шестьдесят восьмом расстреляли многих его родственников. Вот поэтому они так ненавидят нынешний режим.
– Знаешь, здесь все полны сдерживаемой ярости и ненависти из-за того, что случилось. Полковник Манг, этот Уен, каждый. С удовольствием бы снова вцепились друг другу в глотки.
Сьюзан не ответила.
– Но Фамам следует поостеречься, – продолжал я. – Министерство общественной безопасности шуток не шутит.
– Они стерегутся.
– Но они нас даже не знают.
– Мы американцы и к тому же католики. Один из нас католик.
Забавно, что вьетнамцы считают всех американцев антикоммунистами. Подозреваю, что им не приходилось встречаться с профессорами из Лиги плюща. Вслух я сказал:
– Думаю, когда мы шли из собора, за нами не следили. И сейчас не следят. Но ты оказала Фамам медвежью услугу, навязавшись к ним в гости. А поскольку они наверняка на примете, и не в одном учреждении, то и нам тоже.
Сьюзан помолчала.
– Принимаю, – наконец проговорила она. – Но думаю, что даже копы сегодня выпивают.
– Надеюсь.
Мы шли по притихшим улицам.
– Тебе, кажется, доставляло удовольствие общество юной дамы напротив.
– Какой дамы?
– Той, с которой ты трепался весь вечер.
– Ах той... Она монахиня.
– Вот уж не думаю.
– Сьюзан, я устал, у меня болит голова, и мы заблудились.
– Мы не заблудились. Гостиница в той стороне.
За углом в самом деле обнаружился наш отель.
– Пол! – Сьюзан внезапно остановилась.
– Что?
– Тебе же надо было отметиться в иммиграционной полиции.
– Я был сегодня занят. Схожу завтра.
Мы продолжали идти.
– Ты должен был сегодня. В полиции знают, что ты приехал. Гостиница сообщила о регистрации.
– Знают, и ладно. Пошли они подальше. Полковник Манг держит меня на длинном поводке – хочет понять, что у меня на уме.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю.
– А как же с завтрашней встречей? Что, если за тобой следят?
– Секретные встречи всегда планируют таким образом, как если бы за тобой следили. Поэтому они и называются секретными. Придется попросить тебя завтра не входить в Цитадель.
– О... хорошо...
– Если только не ты моя связная.
– Было бы забавно.
Мы подошли к гостинице.
– Давай обойдем вокруг, – предложил я. – И ты мне покажешь, где он зарыт.
– Завтра.
– Сейчас.
– О'кей.
Дорожка вела в сады позади отеля. Вся местность понижалась к реке; тропинки устроили террасами и осветили маленькими наземными фонариками.
Мы спустились по дорожке к самой воде, и Сьюзан кивнула направо.
– Вот они. Видишь – райские птицы?
– Это такие цветы, которые едят мух?
– Нет, Пол. Так ты видишь или нет?
– Вижу. И это где-то там?
– Да. На фут правее среднего садового фонаря. Земля такая жирная, что я могла копать рукой.
– Понятно. Заберу его перед тем, как мы уедем.
– Заберу его я.
Я не ответил.
Мы стояли в саду и смотрели на реку. В этот час, кроме нас, там никого не было. А потом повернулись и пошли к отелю.
В вестибюле я справился насчет сообщений. Мне пришло целых два. Я расписался в получении.
Мы поднялись на лифте в мой номер, и я рухнул в кресло.
– Господи, старею.
– Ты в прекрасной форме. Вскрывай конверты.
Сначала я распечатал тот, что был меньше, и прочитал: Завтра утром вам надлежит отметиться в иммиграционной полиции.
– А поводок не такой уж длинный, – заметила Сьюзан.
– Достаточно длинный, – отозвался я. – Если бы они разозлились на самом деле, то давно бы сидели здесь.
– Не забывай, сегодня канун Нового года. А что в другом конверте?
Я вскрыл большой пакет и вынул из него факс. Он оказался от Карла, и я прочитал текст про себя: Дорогой Пол, возможно, в прошлом письме я выразилась недостаточно ясно. Ты определенно должен порвать эту связь. Пожалуйста, успокой меня, сообщи, что ты это сделал. И подпись: Любящая тебя Кей.
Почему мне нравится пребывать в отставке – не надо исполнять ничьих приказов.
Далее следовал постскриптум: Привет от С. Увидимся в Гонолулу.
Не исключено, это чистая лажа, чтобы привести меня в чувство. Но в любом случае ситуация в отношении Сьюзан осложняется.
Сьюзан посмотрела на меня.
– От кого сообщение?
– От Кей.
– Все в порядке?
– Да.
– А по тебе не скажешь. Можно мне посмотреть?
– Нет.
Это ее как будто задело, обидело, вывело из себя.
Я встал, направился к лоджии, но на полпути повернулся и дал ей факс.
– От мисс Кей. Того же самого типа.
Сьюзан прочитала записку и протянула обратно.
– Думаю, что сегодня мне стоит спать в своей комнате.
– Да, наверное, так и надо.
Сьюзан поднялась, не колеблясь пошла к двери и закрыла за собой створку.
А я вышел на лоджию и стал смотреть на город по другую сторону реки. Праздничная иллюминация еще горела – в основном красная, как и должно быть в стране красных.
Я вспомнил семейство Фам и подумал, что от дыма и пожарищ войны над Вьетнамом нависло тяжелое облако и сеет на головы людей горе, недоверие, ненависть.
Хуже другое – это облако, или, как выражался Карл, тень войны, до сих пор омрачало и мою страну.
Поистине Вьетнам – это самое дурное, что случилось с Америкой в двадцатом столетии, но, наверное, справедливо и обратное утверждение. Зазвонил телефон, я вернулся в номер и поднял трубку.
– Алло?
– Хотела пожелать тебе спокойной ночи.
– Спасибо.
– Если с тобой что-нибудь случится и мы больше не увидимся...
– Сьюзан, не забывай, телефоны здесь ненадежны. Я знаю, что ты хочешь сказать, и сам только что собирался тебе позвонить.
– Хочешь, я к тебе приду?
– Нет. Мы оба устали и только поцапаемся.
– Хорошо. Где и когда мы встретимся завтра?
– В шесть, в ресторане. Я закажу тебе выпивку.
– О'кей. А если ты опоздаешь?
– Тут же отправь факс мисс Кей. Номер знаешь?
– Помню.
– Сообщи ей обо всех деталях. И не отходи от факса, пока передают сообщение, или иди в Главное почтовое управление.
– Я знаю.
– Не сомневаюсь. Ты же профи.
– Пол... Я не имела права расстраиваться по поводу того постскриптума. Извини.
– Проехали.
– Что есть, то есть. Мы сейчас и здесь. Я говорю правду.
Я не ответил.
– Вот что, – сказал я ей, – у меня был хороший день. С Новым годом.
– И у меня. И тебя тоже.
Мы повесили трубки. Итак, у меня любовные осложнения в недружественной стране на другом конце света, меня хотят то ли арестовать, то ли убить, сейчас четыре утра, спозаранку мне надо идти в полицию, а в час – на, возможно, опасное рандеву. Но по каким-то причинам ничто из этого меня не волновало. Не взволновало даже приключение на шоссе № 1 – убийство двух полицейских, возвращение к прошлому и все прочее.
Я узнал это ощущение – настрой на выживание. Сложности остались позади. Все свелось к единственному стремлению – как бы вернуться домой, в самый последний раз.
Глава 26
Новогодний перепой оказался не из самых тяжелых – приходилось переживать и похуже. Но никогда я не оценивал свое состояние в такую рань.
Я принял душ и оделся на успех – в синий блейзер, белую рубашку с пуговицами до пояса, свободные брюки цвета хаки и кроссовки с носками.
Выпил апельсинового сока из мини-бара, проглотил две таблетки аспирина и снадобье от малярии. Хорошо еще мне не дали капсулу с ядом – состояние было настолько поганым, что я бы съел и ее.
Потом спустился по лестнице, проигнорировал завтрак и направился за несколько кварталов от гостиницы на улицу Бенге, где располагалась иммиграционная полиция.
Стояло сырое прохладное утро, облака поднялись, на тротуарах почти никого – только мусор со вчерашнего вечера.
Я подумал, не позвонить ли Сьюзан, но иногда краткие расставания только на пользу. Вот с Синтией мы больше были в разлуке, чем виделись, а прекрасно ладили. Ну если не прекрасно, то вполне нормально.
В маленьком фойе блочного здания полиции сидел коп в форме.
– Что надо? – спросил он меня по-английски.
Чтобы не ставить придурка в неловкое положение, я не стал отвечать, а протянул ему документ Манга. Он прочитал, поднялся и исчез в начинавшемся за его спиной коридоре.