– Это знак дружбы. У меня уже один такой хранится дома. Теперь будет два.
– Правда? А кто тебе подарил?
– Естественно, горец.
– А почему он это сделал? Или это была она?
– Он. Мы не приставали к их женщинам, иначе наши кочаны вполне могли насадить на кол.
– Ну хорошо, он. За что он подарил тебе браслет?
– В знак дружбы. Они легко с ними расстаются, если человек им нравится. Но к несчастью, горцы ждут, что друг разделит с ними стол, а их трапеза куда отвратительнее, чем ротный рацион.
– Неужели?
– Самое ужасное блюдо – это вьетнамцы. Горцы вообще любители мяса: олени, медведи, птица и другая дикая живность. Они запекают добычу в золе. Но предлагают запить кушанье стаканом крови. А это с непривычки непросто.
– Ты сумел выпить кровь?
– Ничего. Под мясо нормально идет.
Когда мы вошли в кафе, было около часа и за столиками оказалось много белых: европейцев, американцев, даже рюкзачников. Кое-кто по возрасту мог участвовать в войне, но в основном – групповые туристы. И у них Кесанг не вызывал никаких ассоциаций – просто экскурсионный город. Видимо, им предложили в Хюэ прокатиться сюда, и они согласились. Клюнули на рекламу: "Кесанг! Город, где три месяца находилась в кольце американская военная база! Почувствуйте из салона снабженного кондиционером автобуса смертельный ужас тридцати тысяч осажденных! По дороге заезд в горскую деревню. Стоимость обеда включена в путевку".
Все столики были заняты. Но я заметил один, где сидели всего двое: американец и вьетнамец. Они пили пиво.
Я подошел и спросил:
– Не возражаете, если мы сядем?
– Валяйте, – ответил американец – крупный малый примерно моего возраста.
Мы со Сьюзан сели.
– Меня зовут Тед Бакли, – сообщил наш сосед и протянул руку.
– Пол Бреннер. А это Сьюзан Уэбер, – ответил я.
Американец пожал Сьюзан руку.
– А это мистер...
– Мистер Трам, – представился вьетнамец, которому на вид было лет шестьдесят. – Рад с вами познакомиться.
– Представляете, – продолжал Тед Бакли, – мистер Трам служил в северовьетнамской армии – был капитаном. Он воочию видел здешние бои. Так?
Трам улыбнулся краешками губ и кивнул.
– А я служил с января по июнь шестьдесят восьмого в двадцать шестом полку морской пехоты. Так что мы с мистером Трамом были здесь в одно время, но по разные стороны колючки.
Я посмотрел на Трама, и наши глаза встретились. Он пытался понять, был ли и я здесь, а если воевал, затаил ли злобу или, как Тед, тоже считал наше противостояние гнусным совпадением.
– Мистер Трам предложил мне быть экскурсоводом на базе, – сказал американец. – А вы, ребята, туда собираетесь или уже были?
– Собираемся.
Подошла официантка, и мы со Сьюзан заказали пиво – не важно, какого сорта, было бы холодное.
Тед покосился на меня и спросил:
– Морской пехотинец?
Я ответил традиционным:
– Вот еще! Неужели я кажусь настолько тупым? Он рассмеялся.
– Пехота?
– Первая кавалерия.
– Не мандишь? – Он повернулся к Сьюзан. – Ах, извините. Так ты точно был здесь?
Я ответил в лучшем духе добродушного соперничества между родами войск:
– Неужели забыл, как кавалеристы упали с небес и вытащили из дерьма ваши задницы?
– Враки! Мы держали красных там, где хотели.
– Это они вас держали три месяца там, где хотели, – в окружении.
– Потому что мы так хотели.
Мы оба рассмеялись. Забавно получилось, подумал я.
Сьюзан и Трам курили и молча слушали, о чем мы говорили.
– Этот человек тоже здесь был, – сказала ему Сьюзан. – Вы поняли?
Вьетнамец кивнул и повернулся ко мне:
– Вы прибыли сюда первого апреля. Так?
– Верно.
– Я очень хорошо помню этот день.
– И я тоже.
Принесли пиво, и мы подняли бутылки.
– За мир, – предложил Тед. Все чокнулись бутылками и выпили.
Тед Бакли был крупным малым, но явно прибавил несколько фунтов с тех голодных месяцев в осаде. Морщинистое лицо, огрубевшие руки – он явно зарабатывал себе на жизнь физическим трудом.
– Вы здесь один? – спросила его Сьюзан.
– С женой. Она осталась в Хюэ. Сказала, у меня будет больше впечатлений, если я поеду без нее. Мы приехали туда из Сайгона с тургруппой на микроавтобусе. И вот только что я познакомился с мистером Трамом. Он обещал мне персональную экскурсию. Присоединяйтесь.
– Спасибо. С удовольствием, – поблагодарил я.
Тед повернулся к Сьюзан:
– А вас-то как сюда вытащили?
– Я сама вызвалась.
– Никогда не следует вызываться самому. Так, Пол? – пошутил американец. И спросил: – Вы, ребята, остановились в Хюэ?
– Да, – ответила Сьюзан.
– Мы вчера осматривали Цитадель, – продолжал он. – Господи, большая часть до сих пор в руинах. Ты там был?
– Нет, – отозвался я. – Мы стояли в основном в Куангчи.
– Да, конечно. Район высадки Шарон. Помню-помню. И что ты делал в кавалерии?
– Тянул солдатскую лямку.
– Вот и я тоже. Шесть месяцев угробил в этой сраной дыре. Простите, – снова извинился он перед Сьюзан. – Не подберу другого слова.
– Ничего, – хмыкнула она. – Я в последнее время привыкла. – И повернулась к вьетнамцу: – А вы сколько здесь были?
– Четыре месяца, – сказал он. – Прибыл в декабре шестьдесят седьмого, а в апреле был отозван. – Он поднял на меня глаза. – Так что мы разминулись с мистером Полом. – Это показалось ему смешным, и он хихикнул.
– А каково было по вашу сторону проволоки? – спросил его Тед.
Трам понял вопрос и на мгновение задумался.
– Очень плохо. Американские бомбардировщики прилетали ночью и днем. И ночью, и днем стреляла артиллерия. Очень плохо... и у нас... и у вас... но бомбардировщики – совсем нехорошо.
– А я, приятель, три долбаных месяца огребал от вашей артиллерии.
– Да, война – это плохо для всех.
Тед повернулся ко мне:
– Слушай, ты способен поверить? Поверить в то, что вернулся?
– Пытаюсь.
– А вы, – повернулся он к Сьюзан, – выглядите слишком молодо, чтобы помнить о войне.
– Это верно. Но Пол любезно делится со мной воспоминаниями.
Тед явно хотел спросить о наших отношениях, и пока его совсем не замучило любопытство, я решил действовать на опережение.
– Мы познакомились в Хюэ, – сказал я. – И сегодня я пригласил Сьюзан поехать со мной.
– Вот как? Значит, вы только что познакомились? Сами-то откуда?
– Из Ленокса. Штат Массачусетс.
– Да? А я из Чатема, Нью-Йорк, прямо по другую сторону границы штата. Владею маленькой строительной компанией. В свое время накопал здесь так много траншей и построил такую прорву бункеров, что, когда вернулся в Америку, мне захотелось обложить дом мешками с песком и нарыть вокруг окопов. Но мой старикан удружил мне работенку каменщика.
Сьюзан улыбнулась.
– А ты откуда? – спросил меня Тед.
– Вообще из Бостона. А теперь живу в Виргинии.
– А вы? – Сьюзан повернулась к Траму.
– Я, – улыбнулся вьетнамец, – из маленького городка на побережье. Называется Донгхой. Раньше находился в Северном Вьетнаме. Но после объединения границы больше не существует, – добавил он. – А в Кесанг переехал с семьей шесть лет назад.
– Зачем? – спросил его Тед.
– Здесь зона экономического развития.
– Да? Почему здесь?
Трам помедлил и ответил:
– Я помню красивые зеленые холмы и долины, которые здесь были до битвы... Многие вьетнамцы перебираются сюда с побережья. Там очень много людей. Здесь, как бы вы сказали, новый фронтир[72].
– Фронтир – понятно. Земли индейцев, – хмыкнул Тед.
– А вы здесь гид? – спросила вьетнамца Сьюзан.
– Я преподаю английский в школе, – ответил он. – Но сегодня праздник, и я пришел сюда посмотреть, не смогу ли оказать услугу туристам. Только ветеранам.
Я посмотрел на Трама. Приятный на вид человек. Если он и работал на министерство общественной безопасности, то только по совместительству. В любом случае это я на него набрел, а не он меня нашел. Так что ему нет до меня никакого дела. Хотя не исключено, что он и Лок знали друг друга.
– Могу я спросить, кем вы работаете? – поинтересовался вьетнамец.
– Конечно. Я в отставке, – ответил я.
– В Америке так рано уходят в отставку? – удивился он.
– Пол выглядит моложе, чем есть на самом деле, – объяснила Сьюзан.
Трам и Тед хихикнули. Тед покосился на нас – он явно решил, что мы уже переспали.
Мы немного поболтали, заказали еще по пиву, и каждый сбегал в туалет.
Мистер Трам был не первым северовьетнамским солдатом, с которым я здесь познакомился, но я еще ни с кем не пил пиво, и мое любопытство росло.
– Что вы думаете об американцах, которые снова приезжают сюда? – спросил я его.
Он ответил без всякого колебания:
– Я считаю, что это хорошо.
Я не люблю вдаваться в политику, но все-таки задал вопрос:
– Вы полагаете, та цель, за которую вы боролись, стоит всех смертей и страданий?
Трам снова ответил, ни секунды не раздумывая:
– Я сражался за объединение страны.
– Хорошо. Страна объединилась. Но почему Ханой так плохо обращается с югом? Особенно с ветеранами южновьетнамской армии?
Кто-то пнул меня под столом. И я догадался, что это не Трам и не Тед.
– После победы было допущено много ошибок, – сказал вьетнамец. – Правительство это признает. Настало время думать о будущем.
– У вас есть друзья, которые раньше служили в южновьетнамской армии? – спросил я его.
– Нет. Моему поколению трудно забыть вражду. Когда мы встречаемся на улице, в автобусе или кафе, мы вспоминаем, какие страдания причинили друг другу. Смотрим друг на друга с ненавистью и отворачиваемся. Это ужасно, но я думаю, следующее поколение будет лучше, чем мы.
Мы снова занялись пивом. Странно: бывший капитан Трам пил с двумя американцами, которые неподалеку от этого самого места пытались его убить. Но не имел сил даже поздороваться с бывшим южновьетнамским солдатом. Я подумал, что причины этой вражды между южанами и северянами крылись не столько в войне, сколько в том, что происходило потом. Война – простая штука. А вот мир – вещь невероятно запутанная.