– Я уже сказал: хочу знать, какое у вас дело к горцам.
– Никакого.
– В таком случае зачем вы сюда забрались?
Этот малый был либо тупым, либо параноиком. А может быть, тем и другим.
– Мне казалось, что вы поняли, – ответил я. – Я приехал в долину Ашау и в Кесанг, чтобы посмотреть те места, где когда-то воевал.
Мой ответ его явно не удовлетворил.
– А что, если и это ложь? Никогда вы здесь не воевали, а приехали установить контакт с горцами от имени своего правительства. А посещение так называемых мест боев – всего лишь предлог. Но на самом деле вас интересуют горские племена.
Мне потребовалось не больше секунды, чтобы понять его логику. Манг с самого начала решил, что я приехал во Вьетнам не с благими намерениями, и теперь получил доказательства тому, что с самого начала заподозрил. Если честно, то я в самом деле прибыл не с благими намерениями, но вьетнамец был очень далек от истины. Хотя ему и не требовалось никакой истины. В его стране годилось любое обвинение.
Его логике я противопоставил свою:
– Если бы мне требовался предлог для поездки в горы, почему я не сказал вам, что меня интересуют деревья или луговые цветы? Соображаете?
Манг немного подумал и отверг мое возражение:
– Вы даже не сказали мне, что собираетесь посетить свой базовый лагерь в Анхе, где тоже очень много горских племен. Почему вы это скрыли?
– Что скрыл? Я не ездил в Анхе.
– Но ездили в другие горные районы.
Я чувствовал, что начинаю сходить с ума от его умозаключений. И Сьюзан его паранойя и зацикленность на горцах тоже явно раздражали.
– Вы, конечно, слышали о FULRO? – спросил меня Манг. И я понял, к чему он клонит.
– Выучил в Музее американских военных преступлений. Видел там фотографии массовых расстрелов горцев. Кстати, туристам это не нравится.
– Не нравится? Эта экспозиция задумана как урок.
– А почему вы не поместили горцев в исправительный лагерь и не научили счастливой жизни? А взяли и расстреляли?
Вьетнамец сурово посмотрел на меня.
– Врагам государства, которые сложили оружие, была предоставлена возможность перевоспитаться в специальных школах. Но те, кто общался с мятежниками, подлежали расстрелу. И не важно, было ли у них самих оружие или нет. Вы меня поняли?
Я, естественно, понял. В 68-м мы проделывали то же самое, и я мог бы прочитать ему целую лекцию о вине по ассоциации[82] и о праве на ношение оружия. Пора было идти на обострение.
– Вы обвиняете меня в шпионаже, полковник? – спросил я его.
Он посмотрел на меня и произнес, тщательно подбирая слова:
– Я пытаюсь выяснить истинную цель вашего прибытия в мою страну.
Я тоже пытался в этом разобраться. Но полковник Манг мне в этом помочь не мог.
– Неужели у вас нет другого занятия на праздники? Ваши родные наверняка скучают без вас, – сказал я.
Ему явно не понравилось мое замечание.
– Не вашего ума дело, мистер Бреннер, чем мне заниматься, – ответил он. – Но для вашего сведения: я был дома, и вот пришлось ехать сюда, чтобы поговорить с вами.
– Сожалею, что вам попусту пришлось тащиться в такую даль.
– Отнюдь не попусту, мистер Бреннер. Его слова не предвещали ничего хорошего.
– Полковник, – сказал я, – я не реагирую на ваши каверзные угрозы. Я уже сообщал вам, что в моей стране гражданин не обязан отвечать на вопросы полицейского и имеет право хранить молчание. Полицейский должен сам принимать решение, арестовывать ему подозреваемого или отпустить. Так что решайте: если вы приехали меня арестовать, арестовывайте. Иначе я пошел.
Видимо, Мангу ни разу не читали наставлений по вопросу ограничения прав полицейских, и он предложил мне другой вариант:
– Если вы дадите правдивый ответ, я вас с вашей спутницей отпущу.
Я покосился на Сьюзан. Она кивнула. Я уже говорил, что ее присутствие рядом имело свои плюсы и свои минусы. Сейчас это был не плюс, а минус. Я понимал, что если меня посадят в кутузку и подвергнут допросу, я выдержу. Но если возьмут в оборот ее, это будет большая проблема.
– Итак, мистер Бреннер, – продолжал Манг, – у меня к вам еще несколько вопросов. Можно начинать?
– Валяйте, – согласился я.
Вьетнамец улыбнулся:
– Пожалуйста, пролейте мне свет, каковы отношения между вами и этой дамой?
Я это тоже предвидел.
– Мы познакомились в Сайгоне – по-вашему в Хошимине – и теперь вместе путешествуем.
– Позвольте спросить – куда?
– В Ханой.
– Ах да, в Ханой. А куда поедете после Хюэ?
– Мне кажется, я говорил вам, полковник: на север по побережью.
– Припоминаю. Вы хотели посмотреть, как живет и работает народ, как вы выразились, бывшего Северного Вьетнама.
– Совершенно верно.
– А как планируете добираться до столицы?
– Не знаю. У вас есть предложения?
Он снова улыбнулся:
– Можете ехать со мной. В моем распоряжении машина с шофером.
– Любезное предложение. Но я не желаю, чтобы ради меня вы меняли маршрут.
– Ничего менять не придется. Я живу в окрестностях Ханоя.
– В таком случае предполагаю, что мы с вами еще увидимся?
– Не сомневайтесь, мистер Бреннер.
– Буду рассчитывать. Может быть, в нашем посольстве?
– А может быть, и нет, – хмыкнул он и закурил.
Сьюзан тоже достала пачку и с нескрываемым сарказмом предложила:
– А мою не хотите?
Манг не обратил на нее внимания. Он быстро учился: понял, каково с ней сцепляться. Затянулся и повернулся ко мне:
– Так вы поедете в Ханой вдоль побережья?
– Да, а как еще туда можно попасть?
– Ну, например, длинной дорогой: через горы, к границе с Лаосом, потом обратно в сторону Ханоя по реке Красной. Очень живописно.
– А горские племена там живут?
Манг улыбнулся и не ответил. На один день с меня развлечений хватило. Похолодало, и стало почти темно. Мне хотелось виски, а я вместо этого играл в кошки-мышки с коварным азиатским двойником Шерлока Холмса и стоял на месте преступления, где убийство совершалось в тот момент, когда рядом погибали тысячи военных и гражданских. Вот почему я здесь, а этот придурок пытается навесить на меня обвинение в связях с повстанцами. Увидимся с Карлом, вот уж посмеемся!
Полковник Манг вернулся к теме моих любовных похождений:
– Так вы с мисс Уэбер путешествуете как друзья? Я вас правильно понял?
– Вы ведь уже выяснили, что мы с ней спали в одной постели, – ответил я.
Манг изобразил на лице насмешливое удивление. Ему бы хорошего наставника, стал бы приличным актером.
– Но и в Нячанге, и в Хюэ вы занимали разные комнаты. И тем не менее делили одну постель? Не слишком ли это расточительно?
– Американцы не скупятся, когда речь идет о приличиях и хорошем вкусе.
– На самом деле вы предаетесь чему угодно и потакаете любым своим желаниям. А притворяетесь простыми добропорядочными людьми. Кажется, по-английски это называется лицемерием? Я правильно вспомнил слово?
– Прекрасное наблюдение, полковник. А теперь могу я поделиться своими наблюдениями о вьетнамцах? Это единственный народ, который боготворит американский доллар больше самих американцев.
– Вы оскорбляете меня и мою страну, мистер Бреннер.
– А вы оскорбляете меня и мою страну, полковник Манг.
Вьетнамец затянулся.
– Вернемся к нашему делу. – Он повернулся к Сьюзан и что-то произнес по-вьетнамски. Она явно не обрадовалась его вопросу и что-то коротко ответила.
– Разговор ведется по-английски, – заметил я.
– Он меня спросил, – перевела мне Сьюзан, – все ли американские женщины имеют обыкновение спать с мужчинами, с которыми только что познакомились. Я ему ответила, что это оскорбительный вопрос.
– А что, все вьетнамские офицеры имеют обыкновение оскорблять женщин? – спросил его я.
– Я стараюсь установить истинную природу ваших отношений, – сказал мне Манг, не глядя на Сьюзан.
– Зачем? Это не ваше дело.
– Напротив, мое. Полагаю, вы знаете, что ваша подружка спит с резидентом ЦРУ в Сайгоне?
Я сделал глубокий вдох и ответил:
– Мне известно, что у нее есть друг.
– И вы его знаете. Вы мне сами сказали: Билл Стенли – резидент ЦРУ в Южном Вьетнаме.
Вот так: из всех возможных имен я выбрал Билла Стенли, когда заявил Мангу, что это он занимался моими билетами. А чего еще ожидать, если боссы в Вашингтоне не сообщают тебе то, что ты должен знать?
– Мистер Бреннер, так зачем же вы спите с любовницей вашего приятеля?
– Насколько мне известно, Билл Стенли – сотрудник "Бэнк оф Америка", – ответил я.
– Неужели? Значит, вы не в курсе, что он из ЦРУ?
– Это вы так сказали. И он вовсе не мой приятель.
– Но вы мне заявили, что вместе учились в университете. В Принстоне.
Я посмотрел на Сьюзан. Она выглядела смущенной. Ну что я за балаболка. Не доведет мой язык меня до добра.
– Как же он может быть моим однокурсником, если он на десять лет моложе меня? – спросил я полковника Манга.
– Я и сам удивлялся, мистер Бреннер.
– Я пошутил, полковник.
– Зачем?
– Это трудно объяснить. Я не знаю Билла Стенли. Он мне не товарищ.
– Зато агент ЦРУ. Это установлено. ЦРУ знает наших разведчиков в Вашингтоне. А мы знаем ваших. Такие вещи не удается скрыть. Мистер Стенли не имеет никакого отношения к "Бэнк оф Америка" и отделу экономического развития посольства. Но числится там, что дает ему дипломатический иммунитет, благодаря которому он занимается своей работой. И вы, мистер Бреннер, его друг, не знаете этого? Странно.
В самом деле странно. А полковник Манг оказался проницательнее и ироничнее, чем я думал.
– Так чему же мне верить, мистер Бреннер?
Я посмотрел на Сьюзан. Она разозлилась, когда я использовал имя Стенли. Но теперь разозлилась еще сильнее из-за того, как все обернулось.
– Я жду, мистер Бреннер, – продолжал настаивать вьетнамец.
– Я не знаю Билла Стенли, – ответил я.