- Почему же… Он, может быть, вернется, но не скоро.
- А правдивы ли слухи, Фа-Тамир, что родом он с той голубой звезды, которая так ярко светит нам на заре?
- Это правда, Урата-Хал, хотя похоже на сказку.
- Жаль, - сказал великий вождь тауринов.
- Почему же, князь?
- Хотелось, чтобы он был кровным братом наших детей…
- Он и так брат, - непривычно мягко сказал старый маршал. - Все мы дети одного солнца.
- Это верно. И все-таки жаль.
Фа-Тамир медленно проговорил:
- Странную вещь сказал мне сет Фа-Дейк, когда мы прощались на краю Стана… Я был опечален разлукой и не задумался тогда над его словами…
- Что же он сказал, маршал?
- Я не точно запомнил, да и сам он говорил сбивчиво… По-моему, вот что: «Может быть, и нет разных планет, а есть только одна на разных оборотах Звездного Круга… Мне трудно это объяснить, Фа-Тамир, я ведь еще мальчик… Но, может быть, мы жители одной земли, только в разное время…»
- Что-то подобное слышал я от наших старцев, которые хранят в тайных подвалах древние книги. Но отчего такие мысли пришли в голову ребенку?
- Он говорил и дальше… «Я очень боюсь, Фа-Тамир, что это в недалекое от меня время люди превратили планету в пески. А потом поставили в память о всем, что было, колокола. Те, что стоят сейчас в песках. Их и при мне было на Земле уже немало… Я должен вернуться, должен успеть, Фа-Тамир».
- Что же хотел он успеть сделать?
- Я спросил его. Он сказал: «Хоть что-то». Но в большом жестоком мире что может сделать мальчик!
Они с минуту молчали, и было тихо, лишь стукали о камень копыта да в отдалении звучали над стенами ребячьи голоса.
Вождь тауринов Урата-Хал произнес наконец:
- Мальчики могут многое… Фа-Дейк сказал слово о мире, и стал мир.
- Фа-Дейку дала силу и власть тарга, - уклончиво заметил маршал. - Дело не в мальчике, а в законах и обычаях нашей планеты.
- Тарга до этого была у многих, а слово сказал мальчик…
- Это так…
- А иногда не надо и слова. Хота-Змейка лишь молчал, и потому жив целый город.
- Вы правы, князь. Но я говорил о другом. Что мог сделать Фа-Дейк там, у себя, если он действительно умчался на своем Тире в древние времена? Кого мог спасти? Кому помочь? Что изменить?
- Кто знает. Когда колеблются весы, один смелый шаг, одно хорошее дело может стать последней крупинкой на чаше добра…
- Боюсь, что он не сумел бросить эту крупинку…
- Почему же?
- А потому, князь, что если бы он успел, все было бы иначе. Не было бы этих песков. Не было бы мертвых лесов… И нас с вами не было бы тоже, вместо нас родились бы другие люди.
- Кто знает… - опять сказал Урата-Хал. - Может быть, мы есть как раз потому, что он успел. Иначе могло не остаться никого…
Фа-Тамир устало проговорил:
- Все осталось… И мы, и пески. И колокола…
Фаддейка тряхнул головой, глянул на Юлю и улыбнулся. Глаза его опять золотисто просветлели, но в глубине их еще пряталась печаль.
Чтобы прогнать эту печаль, Юля весело сказала:
- Ой, Фаддейка, а я только что твой портрет видела!
- Где?
- На выставке цветов.
Он непонимающе замигал.
Юля засмеялась:
- Оранжевый букет с крапинками, а называется «Фаддейка Сеткин». Очень похоже.
Он хмыкнул и спросил недовольно:
- Кто это придумал?
- Женя Зайцева. Ты ее знаешь?
Фаддейка сперва чуть вздрогнул, потом досадливо сказал:
- Понятия не имею. Какая Зайцева?
- Ну, тебе лучше знать.
- Не знаю… Ой, это, наверно, Жека-Артистка! Она у нас на плоту штурманом была!.. Я и не знал, что у нее такая хорошая фамилия.
- Хорошая? - удивилась Юля.
- Ну… знакомая. У нас в классе один Зайцев был. Уехал потом…
- Друг? - осторожно спросила Юля.
Фаддейка тихо помотал головой:
- Нет, просто… - Он улыбнулся: - Я один раз пошел за него, чтоб укол поставили, потому что он… ну, не хотел он. Сделал, а потом говорю: «Не ходи, я уже, вместо тебя». А он говорит: «А сам-то как пойдешь за себя? Тебя же сразу узнают, когда второй раз увидят!» И пошел тоже, с моей фамилией. Смешно так… А через два дня уехал, насовсем.
- Может быть, еще встретитесь, - сказала Юля.
- Может быть… Юль, ты про песню о рыжем коне смотри не забудь.
- Не забуду… А в этой истории с уколом ты не прав.
- Почему? - слегка ощетинился он.
- Подумай своей головой. Ты его спасал от пустяшной боли, а укол этот спасает человека от самых больших болезней. Что важнее? И если бы он без прививки остался, а потом заболел, тогда что? Из-за тебя…
- Ну… - Фаддейка посопел и вскинул веселые глаза. - Ничего же не случилось. Он оказался смелый в конце концов… А в уколы я не верю, глупости это.
- Почему же глупости!
- Конечно… Как получается! Чтобы спасти человека от большой болезни, надо загнать в него маленькую заразу. Разве так может быть?
- Может.
- Значит, чтобы человек не стал настоящим предателем, он должен сделать, что ли, маленькое предательство?
- Вот это рассуждение… - озадаченно сказала Юля. - Ты… что-то не так. Одно дело жизнь, а другое медицина. Ты не запутывай себя, Фаддейка. И других не запутывай.
Он молчал довольно долго. Потом, глядя под ноги, сказал:
- Себя я все-таки запутал…
И конечно, тревога за него опять ухватила Юлю неласковой лапой. И конечно, Юля сразу спросила:
- Фаддейка, что случилось?
- Я скажу… Я и приехал, чтобы сказать…
Он остановился. Быстро взглянул Юле в лицо и опять уставился на ботинки. Десятки разных догадок проскочили в голове у Юли, в том числе и довольно страшные.
Но все оказалось проще.
Проще ли?
- Юля, когда человек самое честное слово дал, а потом нарушил, он предатель?
- Опять ты про свое… - осторожно сказала Юля.
- Нет, ты ответь.
- Ну… вообще-то это нехорошо. Но как я могу сказать точно? Я же не знаю, в чем дело…
- Хоть в чем, - отрезал он. - Ты сама понимаешь, что это предательство.
- Фаддейка, - шепотом спросила она, - а как это с тобой получилось? Ты уж расскажи…
Она думала: ему надо рассказать, чтобы меньше мучиться. Но Фаддейка возмущенно фыркнул:
- Со мной! Со мной это не получилось. - И сказал тише: - Но я не знаю, как быть.
Юля молча ждала.
- Я слово дал, а теперь понимаю, что зря. А что делать? От него может кто-нибудь освободить?
- От слова? Тот, кому ты его дал.
- Да… а если сам себе! Разве сам себя могу?
«Нет, самому нельзя, - подумала Юля. - Это было бы слишком просто». И вздохнула.
- Но ведь кто-то может, - шепотом сказал Фаддейка. - Лучший друг может?
- Лучший друг… наверно, да.
Он взял ее за руку, как тогда на ночном берегу, в первый вечер знакомства. Как братишка. И сказал со спокойным вздохом:
- Тогда хорошо.
Теплея от благодарности к Фаддейке, и боясь за него, и радуясь, что есть он вот такой на свете, Юля проговорила:
- Но ведь я… но ведь друг, чтобы освободить от слова, должен знать, про что оно.
Он ковырнул ботинком нашлепку грязи на доске тротуара.
- Я дал слово, что не буду встречаться с одним человеком. Никогда в жизни. Потому что он меня бросил… когда я маленький был…
Обо всем догадавшись, Юля сказала негромко:
- Это бывает. Сперва решил что-нибудь, а потом понимаешь, что поспешил…
- Я не спешил. Я долго думал… Но сейчас опять думаю. Я ведь ничего про него не знаю. Может, он не виноват… Он теперь меня ищет. Вдруг ему плохо, а я… ну, я не знаю…
- Я понимаю, - сказала Юля.
Он глянул с сомненьем: понимает ли? И проговорил насупленно:
- На свете столько людей, которым плохо. А если еще одному… Сперва кажется, что пустяк. А потом - колокола…
«Какие колокола?» - хотела спросить Юля. Но смолчала. Ей вдруг показалось, что Фаддейка может заплакать. Она быстро сказала:
- Конечно, я освобождаю тебя от твоего честного слова.
Фаддейка глянул на нее хмуро и требовательно:
- Так быстро нельзя. Это надо серьезно. Ты должна подумать и все решить.
- Хорошо, я подумаю.
- Я тебе все расскажу, и ты решишь. Ладно? Можно ведь и не сегодня. У нас ведь еще будет время…
…Фа-Тамир устало проговорил:
- Все осталось… И мы, и пески. И колокола… Вы слышали, князь, старую сказку, что иногда они звонят сами собой? То ли в предвестии новых бед, то ли в память о ком-то…
Урата-Хал промолчал. Или не расслышал, или обдумывал ответ. Но полковник легкой конницы Дах, безмолвно слушавший беседу начальников, вдруг сказал:
- Простите меня, маршал, простите, князь, но я должен сообщить то, о чем не решался говорить раньше… Колоколов нет.
- Как нет? - Князь тауринов недоуменно вскинул голову. - Их сняли? Где и сколько? Кто?
- Неужели кто-то решился нарушить обычай? - сумрачно спросил Фа-Тамир. - Тогда и другие запреты будут развеяны, как песок…
- Их не сняли. Их нет вместе с башнями и арками…
- Говори яснее, Дах, - нахмурился Фа-Тамир. И ощутил, как сбилось с ритма сердце. Будто конь оступился.
- Мы хотели похоронить Хоту-Змейку у подножья двойной башни, прозванной «Брат и сестра». Ее колокол на рассвете всегда блестел, как звезда… Мы не увидели башни. Место, где она стояла раньше, нашли по трем высохшим деревьям, но от башни не было и следа. Ни фундамента, ни даже камня. Только песок.
- Вы ошиблись местом, полковник, - сказал Фа-Тамир.
- Когда возвращались к Стану, я приказал держать на холм с каменными столбами, где висели три колокола. Их тоже нет… Я бросил в пески полсотни всадников, они к середине дня вернулись в смущении. На всем пространстве, что успели они обскакать, не жалея коней, нет ни одного колокола. И словно не было никогда… То же говорят кормчие двух лодок. Не видя привычных знаков, они заплутали в песках…
Урата-Хал покачал головой, бросил повод и скрестил на груди руки.
Фа-Тамир сказал:
- Еще одна загадка нашего мира. Это смутит многие умы.