— Ну, этот факт особый, критика эта в^ чем-то правильная, — слегка обиделся Пауль Верхняя Душа. — Только я вижу так, что про маяк ты заговорил, чтобы разговор увести от себя. Дело, конечно, совершенно твое. А мне просто в душе больно смотреть, если кто ходит понурый... Сперва ты вон какой бойкий был, да все не один, а с мальчонкой. Чего его не видать-то, приемыша твоего?
—й• Какой же он приемыш? Он с родной теткой живет.
— Тетка теткой, да и не родная она, а бес ее знает какая. А за тобой-то он, бывало, как пришитый ходил...
«Да замолчи ты, дубина», — тоскливо подумал Яр.
И сказал:
— У него свои дела, мальчишечьи...
— Свои-то свои... Он, конечно, парнишка вроде смышленый. И вежливый такой, только от нашей ребятни все в сторонке держится. Со взрослыми нормально, а мальчишек здешних боится, что ли. Мне с башни все видно... '
— Не привык еще, — сказал Яр. — По старым друзьям тоскует. Я же говорил, у него друзья погибли в обвале...
Пауль повздыхал; закивал, хотел опять заговорить, но язык у него стал потяжелее: во время беседы они с Захаром пропустили по паре кружек.
— Пора... — Яр поднялся.
В баре прибавилось посетителей. У двух бочек устроились компании по три человека. Дымили трубками. Оранжевое солнце пробивало зеленоватые клубы дыма, которые поднимались к потолку — к запылившимся моделям парусников и стеклянным шарам, оплетенным сизалевыми сетками. Шары — это были поплавки от сетей. Еще недавно такой поплавок Яр подарил Игнатику...
Яр резко шагнул к выходу. Черный Яков закричал из-за стойки:
— Яр! Что же ты, а? После одной кружки не уходят!
— На вахту же...
Но тут его заметили другие.
— Яр! Подсаживайся!
— Давай, давай, Яр! Четверо — не пятеро, садись к нам.
— Не могу, ребята, надо Стефана менять. Время.
— Ну, что Стефан? — сказал со своего места Пауль, — Стефан молодой, подежурит еще часок. Я вот'пойду и скажу: «Ты, Стефан, подожди. Яр не часто с нами сидит, пускай побудет у Якова, а ты еще подежурь маленько...» Дай мне, Яков, кружку, я отнесу Стефану.
«Ну и пусть», — устало подумал Яр. Стефан и в самом деле мог подождать, нравы здесь были простые.
Яр подошел к бочке, за которой тянул пиво диспетчер Феликс. Он Яру нравился. Молодой еще, но кряжистый, русобородый, по-стариковски спокойный. На первый взгляд он казался даже мрачным. Но глаза были ласковые и какие-то беззащитные. Кроме Феликса сидели тут механик поселкового кинотеатра Дымок — совсем мальчишка — и старый мастер канатного дела Антон Хвост, такой же разговорчивый, как Пауль Верхняя Душа.
Феликс улыбнулся, Дымок солидно крякнул и сделал глоток, а старый Антон заговорил:
— Садись, Яр, садись... Яша, ты нам принеси!.. Я вот смотрю, Яр, ты у нас целый месяц, а к здешней жизни все не приспособился. Будто из другого мяса ты...
— Я человек с той стороны, — вздохнул Яр.
— Та сторона, эта сторона — предрассудки собачьи, — басовито сказал Дымок.
— Может, и предрассудки. Только откуда они взялись, вот вопрос, — осторожно проговорил Яр.
Феликс отвел глаза и подавил улыбку. Старый Антон нелепо развеселился:
— Вопрос — это хорошо! Любопытному человеку интереснее живется. Ты давай вопросы-то, мы, может, все тут и разберемся!
— Хорошо. Что такое нашествие? — неожиданно для себя громко сказал Яр.
В баре замолчали. Потом кто-то мелко засмеялся. Дымок солидно проговорил:
— Чушь это. Никаких нашествий не бывает.
— Бывают, — сказал Яр. *
— Это шмели-то? — отозвался старый Антон. — Ну да, ну я знаю. На той стороне... А что шмели? У нас сроду не было...
— Это не просто шмели, — разозлившись, сказал Яр.
Феликс поцарапал бороду. Он был изрядно под хмельком, но сейчас посмотрел трезво.
— Яр, когда вулкан или цунами... вот, как на Желтых Камнях, например... никто же не спрашивает — что такое? Природа...
— Довели матушку-Планету, вот она и. плюется, — сказали у соседней бочки. — И нечего тут искать других объяснениев...
— Кто довел? — спросил Яр.
Старый Антон захихикал. Дымок, важно улыбаясь, курил. Феликс ласково проговорил:
— Яр* ты как с другой планеты, честное слово...
— Я и так с другой планеты, — ничем не рискуя, сказал Яр.
Старый Антон засмеялся, закашлялся, хлопнул по спине Дымка так, что у того вылетела трубка.
— Дым, пошли за пивом, Яков там уснул, не несет...
Дымок важно поднял трубку, и они с Антоном двинулись к стойке.
Феликс царапал мундштуком латунный обруч бочки.
— Яр, ты хороший парень... Жаль, ты у нас не задержишься.
— Почему не задержусь?
— Ты сам знаешь. Тебе не это надо.,. Вопросы у тебя.
— А что, здесь не любят тех, кто спрашивает?
Феликс улыбнулся:
— Не здесь..; Яр, ты совсем ничего не боишься?
«Боюсь потерять Игнатика», — подумал Яр, но это никого не касалось.
— Я пока не знаю, чего надо бояться...
— Ну и правильно! — вдруг пьяно сказал Феликс и грохнул кулаком по бочке. — Так и надо!.. Яша! Поставь, милый! Слышишь? Поставь ту пластинку! Один-то раз. Для Яра...
Шум в баре поутих. Яр оглянулся на стойку. Яков улыбался. Улыбка — беззубая щель на черном обезьяньем лице. С полки, из-за пестрых бутылок, он достал плоский пакет, вынул пластинку, подул на нее. Положил на диск проигрывателя...
Стало совсем тихо. Солнце окуналось в море, стеклянные поплавки у потолка уже не блестели, но лампы еще не зажглись. Скрытый за моделью галиона динамик зашипел. Потом ударил тяжелый аккорд гитарных струн, пошла медленная мелодия.
И глуховатый мужской голос запел:
Когда мы спрячем за пазухи Ветрами избитые флаги И молча сожжем у берега Последние корабли,
Наш маленький барабанщик Уйдет за вечернем солнцем И тонкой блестящей льдинкой Растает в желтой дали.
Это пел явно не артист. Но пел хорошо, по-настоящему. Со скрученной печалью и нарастающей жесткостью. Яр вспомнил песчаный обрыв у крепости...
От горького пепелища,
От брошенных переулков,
Где оьют дожди монотонно По крышам, как по гробам,
От злой измены, что рыщет В домах опустелых й гулких.
Наш маленький барабанщик Уйдет, не сдав барабан...
Издалека, сначала незаметно, вошел, вплелся в песню голос мальчишки (у Яра сжало горло).
Но есть утешенье — как будто Последний патрон в обойме, —
Последняя горькая радость,
Что каждый из нас был прав.
И вот потому над Планетой Шагает наш барабанщик —
Идет он, прямой и тонкий,
Касаясь верхушек трав...
Кончилась песня, прошли секунды тишины. Потом загорелись лампы — будто свет в кинозале после окончания фильма.
У бочек задвигались, закашляли. Кто-то сказал:
— Да-а... Гордые были мальчики.
— Ну а что с того, что гордые? Сгорели, а толку...
— Не накликать бы чего... Ты, Яков, тоже... смотри...
— Да что мы, не люди, что ли? — громко спросил Феликс.
Вернулся Пауль Верхняя Душа.
— Ну вот, я сказал Стефану. Ты, Яр, не волнуйся, он подежурит, сколько надо. Мы с ним там посидели, он говорит: конечно, пускай Яр погуляет, если охота, а я, говорит, побуду за него, а потом он за меня, дело такое...
— Что это за песня была? — спросил Яр у Феликса.
— А вот, — опять хмелея, отозвался Феликс. — Это про тех ребят, которые тогда поднялись в Морском лицее, в городе... Дело давнее, а песня осталась.
— Как поднялись? Против кого?
— Против кого... Знать бы... Не хотим, мол, и все. Карабины порасхватали с учебными патронами. А зачем эти хлопушки, если пожар. Это тебе не шмели...
Феликс макнул бороду в кружку.
— А в каком городе? — спросил Яр. — У реки?
— Ну, я же говорю: в Городе. Он один тут, Город...
— Феликс, а почему он пустой?
— Никто не живет, вот и пустой. Вроде музей, заповедник...
— А почему нс живут?
— Не хотят — и не живут. Ты сам попробуй в пустом-то городе...
«Черт, — беспомощно подумал Яр. — Хоть бы одного человека найти, который скажет...»
— Я видел там людей, — резко бросил он. — Врете вы все тут. Люди там живут и ничего не боятся. Веселые люди.
— Сколько их — веселых — там? — совершенно трезво сказал Феликс. — Это те, кто смог... А если разобраться, какой смысл?
«Ни в чем нет смысла», — подумал Яр.
— Ладно, ребята, пора Стефана менять.
— Да подождет он, Стефан-то, — заговорили с трех сторон. — Ты, Яр, об этом не думай, ты к нашей компании привыкай. Вот и народу прибывает, посидим, споем наши рыбацкие... А вопросы, ну их, Яр, к черту...
В баре и правда становилось людно. За окнами темнело, но еще видна была дорога от поселка к мысу. Вверх по дороге тянулись завсегдатаи «Нептуна».
Появился высокий мужчина с бородкой-эспаньолкой и в круглых конторских очках, которые к его бородке совершенно не подходили. Это был начальник местной береговой охраны по прозвищу Шериф.
— Иду, слышу, музыка тут играет, — сказал он Якову. Яков засуетился, раскрутил шипучий пивной кран.
— Старую пластинку играем, — заговорил мастер Антон. — Садись, Шериф, вон к Захару, их трое. Мы для Яра тут пластинку играли, такое вот дело.
— Яр, привет, — Шериф протянул руку. — Ты как-то говорил, что хочешь своего мальчонку на катере покатать. Завтра идем в Новый Свет браконьеров гонять. Пойдете с нами?
— Завтра я на вахте до вечера, — вздохнул Яр.
— Ну, тогда на той неделе... Пауль, сто гарпунов тебе в верхнюю и нижнюю душу! Почему твоя коптилка на башне опять мигает вразнобой, как пьяная курица? Я вот составлю донесение...
Пауль поперхнулся и засеменил к выходу. Там он столкнулся с краснощекой крупкой женщиной. Она заговорила с порога:
— Рыболовы! Мужичка моего здесь нету? Говорит, в рейс пошел, а сам небось встал тут на прикол да наливает цистерны?
Посыпались шуточки. Смысл их сводился к тому, что «мужичка» здесь нет и что он в самом деле пошел в р