Когда мы спрячем за пазухи Ветрами избитые флаги.
И молча сожжем у берега Последние корабли...
Тоже грустная песня, но все же в ней не было такой безнадежности. Это была песня повстанцев.
Так, под эту песню, Яр и просидел всю ночь. До яркого золотого рассвета.
Утром они позавтракали хлебом и огурцами из Альки-ного рюкзачка. И скоро, раньше, чем ожидал Алька, потянулись по правому берегу предместья Орехова.
— Ой, смотри, вон труба старой пекарни, — шептал Алька. — Только она обугленная, и верхушка обвалилась... А водонапорная- башня целая...
Еще не было видно самого города и обрушенной крепости, они скрывались поворотом. Но Алька сказал, что туда плыть и не надо. Они пристанут к берегу раньше, сразу за старой баржей.
Потом он вдруг притих, печально съежился на краю плота.
— Ты что, Алька?
— Я думаю, как там мама,..
Как можно бодрее Яр пообещал:
— Все будет в порядке, не грусти.
Алька, видимо, поверил. Улыбнулся.
Плот прошел вдоль скользкого от зелени борта полузатопленной баржи. И сразу Яр подогнал его к берегу — к желтой песчаной полоске. Алька подхватил рюкзачок, прыгнул на песок и пошел, нетерпеливо оглядываясь на Яра.
Мимо кривых заборов с колючей проволокой наверху, мимо штабелей старых ящиков, мимо куч железного хлама они вышли на обширную поляну, поросшую сурепкой.
Посреди поляны стоял ствол тополя с растопыренными вверху, обломанными сучьями. Это было сухое дерево.
Под деревом сидел с книжкой Чита.
2
Чита положил в траву книгу. Снял очки. Хотел пойти навстречу спокойно, только не выдержал, побежал. Облапил сразу Яра и Альку. Потом оторвался, сказал немного сердито:
— Ну, наконец-то. Теперь уже четверо. Только Тика нет. Яр отвел глаза. Алька своим брезентовым башмаком
стал пинать траву.
Чита посмотрел на того, на другого, насупился и объяснил:
— Он еще не приходил, в дупле нет его записки. Но он все равно придет.
Яр сказал через силу:
— Не придет Игнатик...
Пока Чита слушал про все, что случилось, у него было странное лицо. Не печальное, а напряженное: будто он не мог что-то понять. Или что-то вспомнить. Потом он сказал:
— Непонятно это.
— Что, Вадик? — мягко спросил Яр.
— Непонятно, почему он погиб. Тут что-то не увязывается.
— Это всеща не увязывается, Вадик.
Чита обмяк, растерянно завертел очки. Видимо, наконец поверил.
— А у Данки мама погибла. Тогда, при нашествии, — сказал он.
«Сами-то вы как уцелелй?» — хотел спросить Яр. И не стал. Потом как-нибудь... Он спросил:
— А что с Данкой?
— Живет одна теперь. Ничего...
Алька сказал, запинаясь:
— Чита, а моя мама... Ты не слыхал?
— В порядке твоя мама, — грубовато, как-то не по-своему ответил Чита. — Только извелась вся. Ты давай беги к ней.
— Ага, я побегу! Яр...
— Беги, беги...
— Потом приходи к Данке, — сказал Чита. — Хотя постой. Надо оставить в дупле записки, твою и Яра. Что мы тоже пришли.
— Для кого? — спросил Яр. — Мы пришли уже все четверо. Больше некого ждать.
У Читы досадливо шевельнулись брови.
— Все равно, так надо. У нас такой обычай.
Он достал из нагрудного кармана карандашик и свернутый листок. Оторвал две бумажные полоски.
— Яр, напиши свое имя. Надо, чтобы ты сам... Алька, напиши... Вот, я книгу подставлю, пишите на ней...
Книга была «Рассказы» какого-то А. Рысина. Яр и Алька на ней, как на столике, приладили бумажки и написали имена. Яру было не по себе. Очень грустно и непонятно: что же будет дальше?
Алька умчался, уже не оглядываясь на Яра. Понятное дело — к маме. Что ему теперь Яр?
Чита поразительно ловко, не помяв отглаженных брюк, забрался по бугристому стволу до первого сука, торчавшего, как одинокая лапа. Сел на него.
— Здесь дупло... _
Он, перегнувшись, сунул руку в глубь ствола. И как-то странно замер.
Казалось бы, долгое ли дело положить записки? Но Чита сидел целую минуту, словно чтогто нащупывал в дупле. Потом прыгнул с трехметровой высоты.
— Вот странная штука, — сказал он с напряженной улыбкой. — Там в дупле внизу мох и труха всякая, и мне всегда казалось, что под ней что-то круглое, только было лень раскапывать. А теперь раскопал. Смотри...
Он протянул на ладони синий мячик с тремя белыми полосками.
— Вот куда залетел...
«Неужели тот самый?» — подумал Яр.
Мячики так похожи друг на друга. И прошло столько лет.
Яр все же улыбнулся. Даже сказал:
— Вот здорово..'.
Чита поднял из травы книгу и надел очки.
— Пошли к Данке, Яр.
Он зашагал впереди, читая и в то же время играя мячиком: стукнет им о натоптанную тропинку и поймает... Яр опять подумал: как много дел может делать Чита, не отрываясь от книги. Да и читает ли он? Может, просто прячет за книжкой то, что думает и чувствует?
— Вон Данка идет навстречу, — сказал Чита. И Яр увидел на краю пустыря Данку.
' Она была подросшая, похудевшая, в каком-то сером печальном платьице. Яр такой и ожидал ее увидеть.
Данка заулыбалась навстречу:
— Ой, Яр... Здравствуй, Яр! Наконец-то... Яр, ты один?
— С Алькой. Он к маме побежал... Яр говорит, что Иг-натик погиб, — сразу сказал Чита. Ну и правильно, что сразу.
У Данки погасли глаза.
— Я будто чувствовала...
Она медленно повернулась и пошла по тропинке. Яр и Чита — по сторонам от нее, по шелестящей траве. Так они дошли до переулка с кривыми домиками. Некоторые домики были обугленные, без крыш. Данка молчала.
— Я вот... смотри, — осторожно проговорил Чита. — Мячик наш в дупле нашел.
Данка посмотрела без интереса.
Чита сник. Даже книгу опустил.
Данка сказала:
— Тут автобусная остановка недалеко. Поехали ко мне, что ли... Я вас покормлю чем-нибудь... Яр, а у меня мама умерла.
— Я знаю, Данка.
«Ну вот и. все», — подумал Яр. Оттого, что всю ночь не спал, голова у него была тяжелой. Но еще тяжелее было на душе. Вот он пришел. И что дальше? Зачем он этим ребятам? Зачем он здесь вообще? Воевать с неведомой силой? Один воевать не может. Дело не в том, что нужны союзники. Дело в том, что вообще нельзя одному, надо, чтобы тебя кто-то любил. Было хорошо, когда позвали ребята. Но они играли. Теперь игра кончилась, ее разбило настоящее, не игрушечное горе. Игнатика не вернуть. Данку не утешйть. Алька, не оглянувшись, убежал к маме. Наверно, ему хватило страшных приключений. Чита... Его не поймешь: чего он хочет, чего ждет? Они подошли к остановке — к бетонной площадке с кривым столбиком и ржавой табличкой. Стало пасмурно, ветер гонял по бетону сухую пыль.
«Зачем я здесь?— думал Яр. — Для ребят я только обуза...»
Подошел обшарпанный валкий автобус. Почти пустой.
— Садись, Яр, иди вперед, — сказала Данка. — Поедем.
«А куда? Что будет потом?.. Видимо, Тот был прав: надо было тогда, еще на вокзале, уйти...»
На миг острое сожаление, что он здесь, а не на крейсере, обожгло Яра. Сзади нетерпеливо дышал Чита. Яр машинально шагнул в автобусную дверь. Навалилась давящая темнота. Яр отчаянно мотнул головой. Стало светло. Он оглянулся на захлопнувшуюся дверь автобуса: а ребята?
Автобусной двери не было. Была стальная дверь гермошлюза.
3
Капитан Виктор Сайский сидел в кресле прямо и смотрел мимо Яра. В стеклышках старомодного пенсне Сайского блестели крошечные отражения плафонов. Длинные веснушчатые пальцы Сайский держал на подлокотниках. Когда он говорил, указательный палец правой руки слегка поднимался и опускался — будто отмеряя слова.
— Ярослав Игоревич... При всем уважении и доверии к вам, я вынужден сказать, что вы поставили нас в крайне трудное положение..;
— Именно? — спросил Яр. Он все больше хотел спать.
Капитан беспокойно шевельнулся. Его худое лицо с
блестящими залысинами и рыжеватой щеточкой волос на миг потеряло уверенность. И все же он сказал твердо:
— При всей боязни оскорбить вас, должен прямо заявить, что вашу историю мы не можем принять всерьез.
— Говорите только за себя, капитан! — звонко и дерзко вмешался второй штурман и разведчик Дима Кротов. Он сидел рядом с Сайским, но сейчас дернулся, словно хотел придвинуться к Яру.
Старший астронавигатор Олег Борисович Кошка, рыхловатый и нерешительный, возился в кресле, виновато уставившись в пол. Иногда шумно вздыхал.
— Я говорю от себя и от имени вверенного мне экипажа, — сказал Сайский. — Мы на суперкрейсере дальней разведки, а не в студенческом клубе, Кротов. Мы несем службу поиска и должны принимать за истину только доказанные вещи и явления.
— Где же я, по-вашему, был? — отгоняя сонливость и начиная злиться, спросил Яр.
— Я как раз и хотел бы услышать это от вас. Где вы были, когда отсутствовали на борту крейсера в течение сорока трех минут?
— Это смешно, в конце концов.., На кой черт мне развлекать вас сказками? '
— Понятия не имею, — сухо, но искренне произнес Сайский. — Очевидно, есть причины, о которых мы не догадываемся... Я, как капитан, настаиваю чтобы вы их изложили... или привели доказательства, что ваш рассказ — правда.
— Я привел. Вот фотография...
Олег Борисович Кошка нерешительно поднял голову.
— Яр, голубчик, это же несерьезно... Обыкновенные дети... Милые такие, веселые, живые. Абсолютно земные ребятишки...
«И одного из них нет», — подумал Яр. И сказал:
— Они и есть земные.
— Вот видите, — отозвался Сайский.
— Я не в том смысле... Просто они такие же.
— Все это противоречит современным космологическим концепциям, — сказал Сайский.
— А мне плевать, что противоречит, — безнадежно сказал Яр.
Сайский взял со стола снимок, долго разглядывал. Потом спросил:
— Почему же не сработал сигнал тревоги? Он реагирует на малейшее изменение нормальной обстановки. Вы говорите —■ пришел мальчик. Сигнал должен был отозваться на появление постороннего лица.