— Гелька, поехали на Оленье озеро купаться! К полуночи вернемся! Смотри, машина новая, «Клипер-два».
Я слабо помотал головой.
— Не могу, домой надо... Гоняете, как сумасшедшие...
Ух, даже спина мокрая стала... Стыдно, Травушкин.
Чего ты боишься, кому ты нужен? Никто не знает, что ты догадался про статуи. И живая искорка не у тебя. У Глеба...
Но Глеб-то не знает ничего! А если те нападут на него?
Я был уже у самого дома. Я вскочил на крыльцо и дернул дверь.
— Явился, — вздохнула мама. — Хотела уже искать... А чумазый-то какой. Умывайся, буду кормить.
Но я весь звенел от тревожного нетерпенья.
— Мама! Можно, я пойду к Юрке ночевать? Ну, мам... Я там поем.
Мама печально сказала:
— Неправда, Гелик.. Ты собираешься не к Юре, а в ваш «Курятник».
Я, видимо, покраснел, как Юркин барабан. По крайней мере, ушам стало горячо. Прошептал с трудом:
— Ты откуда знаешь... про «Курятник»?
— Знаю. И Глеба вашего знаю. Очень славный, только история у него какая-то странная.
— А... кто тебе сказал?
— Да он сам! Он приходил в тот вечер, когда я приехала, волновался, что тебе досталось за машинку. Й все объяснил.
Вот он какой, Глеб... А я его сегодня бросил!
— Мама! Мне очень надо! Честное слово! Последний раз!
— А почему последний?
— Начальник станции не велит, Глеба выселяет. Мама... а можно ему у нас?
— Подумаем, — сказала мама и опять стала печальной.
Я очень спешил к Глебу, но то, что мама очень грустная, остановило меня.
— А ты что... такая? Из-за папы?
Она слабо улыбнулась.
— Ты опять к нему уедешь? — испугался я.
Мама взяла меня за локти.
— Гелик. А если поехать вдвоем? Ведв-живут и там дети. Школа маленькая, но учиться можно.
«Да? — быстро подумал я. — А что... Папа там, ребята новые, никто не скажет «Копейкин». Найду верных друзей. Не будет страшных загадок. Не будет огорчений из-за Юрки... Но и самого Юрки не будет. И Глеба, и Янки...»
— Ма... подумаем, ладно? — осторожно сказал я. — Время-то есть, хотя бы до завтра... Я побегу?
— Беги...
ТЕОРИЯ ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ ПРОСТРАНСТВ
Когда я подбегал к вагону, у меня кололо в боках от спешки. Но вот уже совсем близко, вот я вижу: щели светятся. Значит, Глеб там, значит, все в порядке.
Там был не только Глеб. Рядом с ним сидели на лежанке и беседовали Юрка и Янка. Спокойненько так. Будто и не уходили.
Значит, не успели мы разойтись, как они снова сюда!
Сами отпросились, а меня опять не позвали!
Но Янка сказал:
— Мы как раз хотели за тобой бежать. Спорили, отпустят тебя или нет.
— Да? — обрадовался я. — А я вот он! Мама на всю ночь отпустила.
— Мы хотели, чтобы ты атласы деда прихватил, — объяснил Юрка. — Чтобы по ним проверить: наша эта галактика или другая.
А, значит, не я ему нужен. Атласы нужны...
Я сел на сундук Еремы и сказал, глядя на фонарь:
— Это глупо по двум причинам... Даже по трем.
— Первая: то, что тебя опять какая-то курица клюнула, — отозвался Юрка. — Какая?
— Не в курице дело. Просто бабушка эти атласы никому не дает из дома выносить. Это раз...
— А «два»? — усмехнулся Юрка.
— Ты думаешь, в атласах все галактики и туманности напечатаны? Их миллиарды.,. А третье — это как раз даже Курице ясно, а тебе, Юрочка, нет: откуда в атласах возьмется наша Галактика? Кто ее мог снять со стороны? Люди не выходили за ее границы.
— Эскадер-три выходил, — быстро сказал Юрка. Он смотрел прищуренно, как при стрельбе из лука.
— «Тройка»? Ха! Кто это докажет? Они сами не знали, что с ними было! Может, вынесло из Галактики, а может, им показалось. Фокусы субпространства... Про это еще в третьем классе объясняют.
— Но не говорят, что они сделали снимок, — возразил Юрка.
— Потому что это научно не доказанный снимок. И в атласах его не печатают.
— Ну и дураки, кто не печатает, — хмуро огрызнулся Юрка. — Если не верить скадерменам, зачем посылать их в пространство?
Янка тихо сказал:
— Наверно, поэтому и не посылают больше. Говорят, что скадеры вообще запретили строить.
Юрка недовольно проговорил:
— Никто не запрещал. Просто они очень дорогие... Все равно строят помаленьку. «Девятку» заложили недавно.
— Братцы! — взмолился Глеб. — Может, вы мне объясните? То и дело слышу: скадеры, скадермены! А что это такое?
— Ты и этого не знаешь? — изумился Янка.
— Что же это за дыра твой Колыч? — сказал Юрка.
Глеб жалобно поморщился, и мне стало обидно за него.
— Глеб, скадер — это тип звездолета. Суперкрейсер дальней разведки. Сокращенно — СКДР. Их мало строят, потому что спор идет: нужны они или нет. Многие ученые говорят, что не нужны. Мой дедушка, например, был против...
— Ну и Гелий Травушкин тоже, конечно, против, — поддел Юрка.
Я пожал плечами. Против я или за, меня все равно не спросят. Но вообще-то я в самом деле не люблю, когда кто-нибудь улетает надолго.
Юрке я сказал:
— Скадер построить — дороже, чем несколько городов. Но дело даже не в этом. Просто есть другая теория, академиков Скальского и Коцебу. Мне наш знакомый рассказывал, дедушкин ученик. Можно разрывать пространство, не покидая свою планету...
— Моментальный разрыв пространства — это, наверно, еще дороже, чем скадер, — задумчиво сказал Янка.
— Зато быстрее, — возразил я. — Не надо ждать кучу лет, пока крейсер вернется. Туда и обратно — как на соседнюю улицу.
— А, это все треп, — отозвался Юрка. — Это старая теория параллельных пространств.
Я сразу вспомнил скважину в Ярксоне и папу. Что там? Может, правда поехать?
— Параллельные пространства — это совсем другое, — сказал я Юрке. — Это когда на одной планете может быть несколько разных миров. И они никогда не пересекаются.
— Значит, так в самом деле бывает? — быстро спросил Глеб.
Юрка зевнул:
— Много чего придумают в академиях. Только доказать не могут. Это сказки.
Я опять подумал про скважину.
— Если бы... — сказал я.
— Если бы... — повторил Глеб. — А давайте-ка ложиться, ребята! Завтра на рассвете надо освобождать гостиницу...
Мы погасили «сатурн» и легли на тугие надувные матрацы. На нижних нарах, Я слева от Глеба, Юрка и Янка справа. Стало тихо, в вдели полезла трескотня ночных кузнечиков.
«Пора», — опять подумал я и приготовился заговорить о Клоуне. Наконец-то!
Янка сказал в темноте:
— Все кажется, что сейчас .закряхтит,в углу Ерема... на площадке.
— Ладно вам, и так тошно, — проворчал Юрка.
— Если тошно, разве обязательно молчать? — возразил Янка.
Глеб сказал ему:
— Жаль, что ты не взял сегодня скрипку... Может, было бы легче на душе.
«Вот сейчас расскажу про Клоуна, будет вам легче», — подумал я. И сказал:
— Янка может и без скрипки. Он играл и на лунных лучах...
— Сейчас новолуние, — заметил Юрка.
Мы помолчали. Кузнечики надрывались за стенками вагона.
— Это неважно... — вдруг сказал Янка.
— Что? — спросил я.
— Что новолуние...
— Но лучей же нет.
— Я могу хоть- на чем...
— Янка... это как «хоть на чем»? — осторожно спросил Юрка.
— Ну... на всем, что похоже на струны.
— И- на проводах?
Я разозлился: чего Юрка придирается? Ну, ко мне — это понятно, это по привычке. А к Янке-то зачем?
Янка сказал:
■ — Ну... пожалуйста.
— Разве до них дотянешься? — спросил я.
— Это неважно.
— Смычка нет, — напомнил я.
— Для этого необязательно. Для такой музыки.
Тогда я спросил, будто меня толкнул кто-то:
— Янка... А на рельсах?
— Ну... пожалуйста. Только это будет не такая музыка...
— Какая не такая? — спросил Глеб.
— Не знаю... Не как на скрипке. Наверно; просто музыка рельсов... Нет, не знаю.
Глеб зашевелился.
. — Пойду покурю... Янка, а как это — музыка рельсов?
Янка сказал:
— Зажги фонарь.
Свет «сатурна» ударил по глазам. Янка легко вскочил, пошел в угол к Бреминому сундуку, снял с гвоздя куртку (Ерема был без куртки, когда погиб, она так и осталась в углу). Я удивился: зачем она Янке? Но оказалось, что под курткой висит на гвозде длинная металлическая линейка. Ерема ею пользовался, когда чертил Ваську. Янка взял линейку и пошел к выходу на площадку. Мы за ним. Янка попросил Глеба:
— Пожалуйста, возьми фонарь.
Глеб повесил фонарь на крючок под крышей площадки. Свет разлетелся далеко-далеко, трава у вагона сделалась очень зеленой, на путях — и ближних, и дальних — заискрились рельсы. На рельсах задвигались наши вытянутые тени.
Янка сказал, будто извиняясь:
— Вы, пожалуйста, сядьте. Надо, чтобы только моя тень...
— Лучше сойдем, — предложил Глеб.
Мы спустились в траву. Встали у ржавых буферов. Было очень тихо. Кузнечики молчали, испуганные неожиданным светом. Янка встал на краю площадки, у подножки. Его тень выросла, вытянулась поперек путей. Взметнула великанскую руку с линейкой. Или со смычком? Тень смычка легла на рельсы длинной полосой, замерла. Потом шевельнулась, прошла по блестящим рельсам, как по струнам...
И это словно добавило тишины.
— Ничего не слышу, — прошептал Юрка.
— Помолчи, — сказал Глеб.
Я тоже ничего не слышал. Кроме тишины. Кроме того, что за горизонтом пропел сигнал локомотива. Красивый такой и печальный. Сигнал растаял в ночи, а ночь будто вздохнула, и вздох отозвался под небом, как внутри громадной гитары. Что-то совсем негромко зазвенело вокруг — в траве, в дальних тополях, в черной высоте надо мной. Зазвенело и запело еле слышно...
Это Янка играл? Или мне показалось? Не знаю. Только мне очень захотелось в дорогу. В дальнюю. Куда-то идти, ехать, лететь. И чтобы не знать, что там впереди...
Может быть, это в самом деле была музыка рельсов?
...Мелодия затихла, и мы молча поднялись в вагон. Повесили фонарь на гвоздь, вбитый в край верхней полки. Сами сели на нижнюю. Рядышком.