; — А потом?
— Потом.*, если есть время, а человек не совсем дурак, он приходит к какой-нибудь здравой мысли. Йот и я понял: воевать с ними бесполезно.
— Почему? — спросил Тик и со стуком поставил чашку. Алька тоже поставил, но бесшумно.
— Сейчас объясню, хлопцы, — ласково сказал Глеб. — Сейчас... Вот представьте, что у вас на кухне завелись тараканы. Их можно давить, морить разными порошками. Можно их на какое-то время вывести. А потом они опять... Надо не тараканов морить, а чтобы на кухне была чистота. А если там грязь и плесень, они разведутся снова... Разве не простая мысль?
— Простая... — сказал Яр. — Но...
—- Разве они — тараканы? — перебил Алька.
Глеб жестко сказал:
— Я не знаю, откуда они взялись и какие они в своей природной сущности, хотя бился над этим много лет. Может, пришельцы из других пространств, а может, наша собственная плесень. Только точно знаю: это цивилизация паразитов... если их можно назвать цивилизацией... Они — тараканы и клопы. Посудите сами. Сколько сил надо положить, чтобы развести пчел или, скажем, шелкопряда. А клопы лезут из щелей сами — стоит хозяевам только зазеваться или стать ленивыми... Вот и в человеческой жизни: когда люди становятся равнодушными, ленивыми или слишком сытыми, когда им наплевать на свою планету, появляются те, которые велят. И кое-кто из людей не против: так спокойнее и проще... Яр! В истории вашей Земли разве не случалось такого?
— Да... Почему «вашей»? Нашей, Глеб...
— Конечно, Яр... Земля есть Земля...
— Глеб... И ты перестал стрелять и стал бороться за чистоту «кухни»?
— Как мог...
Яр осторожно спросил:
— А как? Для меня это очень важно...
— По-всякому, Яр... Честно говоря, я делал это неумело и без большого успеха. Одни люди были запуганы, другие закормлены. Те, кто умел бороться, или погибли, или устали... Яр, не было союзников на этой замороченной Планете. То есть очень мало их было. Это страшнее всего.
— И все же?..
— Я мотался по Планете, кричал, убеждал, получил кличку Дикий. Писал книги... Кстати, выражение «люди, которые велят», — это мое. Так называлась одна моя книга, ее очень быстро сожгли...
— Кто? Они сожгли?
— Нет. Те, кто считали, что их нет. Вернее, делали вид, что их нет. Многим так спокойнее и безопаснее жить... Иногда я опять начинал стрелять. Потому что когда чистишь кухню, тараканов тоже надо выметать. Не ждать же, когда они вымрут... Тем более что кусачие тараканчики-то: сколько раз пытались меня прихлопнуть или упрятать за проволоку. Не сами они, конечно... Здесь на всех материках ужасно безалаберная система управления, никаких строгих юридических норм, но все же меня дважды приговаривали к виселице «общественные штабы по борьбе с эпидемиями»...
— За книги? — спросил Тик.
— Да. И за стихи. Особенно за одну песню... «Пять пальцев в кулаке годятся для удара. Годятся, чтоб держать и молоток, и меч...»
Алька вскинул ресницы — они золотились от лампы. Он звонко спросил:
— Из-за этой песни они и боятся цифры пять?
Глеб засмеялся:
— Спасибо, Алька... за такое допущение. Знаешь, я считал бы себя ужасно счастливым, если бы это было так... Нет, они боятся пятикратности не потому.
— Почему же? — спросил Яр. — Никто не мог мне до сих пор объяснить.
— Я, наверно, тоже не объясню толком... Но мне кажется, дело здесь в свойствах пятиугольника. В том, что он чем-то похож на круг...
— Пятиугольник? — воскликнул Алька.
— Да. Некоторыми свойствами. Я имею в виду пятиугольник с равными углами и сторонами... Вот такой... — Глеб концом чайной ложки нацарапал на сукне фигуру. На ворсе остался заметный след. Пятиугольник был четко вписан в окружность.
— Ну и... — с любопытством сказал Яр.
— В конце концов, что такое круг? — увлекаясь, проговорил Глеб. — Тоже равносторонний многоугольник, только с бесконечным числом сторон. Кое в чем они с пятиугольником схожи.
— Движением? — спросил Игнатик.
Глеб вскинул на него очки:
— Ты читаешь мысли?
— Он может... — хмыкнул Алька.
— Я догадался, —сказал Игнатик.
Да... — Глеб скатал из хлебного мякиша горошину. — Если мы пустим по периметру пятиугольника шарик... Ну, скажем, по желобку с такими вот поворотами, он будет катиться, пока есть инерция... В треугольнике шарик застрянет в остром углу. В квадрате — отскочит на повороте и пойдет назад. А здесь — неохотно, со скрипом, но будет продолжать путь. По рикошету...
— Ну и ладно... Ну и что? — озадаченно спросил Яр. — Пусть продолжает. Им-то что, этим манекенам? Жалко, что ли?
— Наверно... — Глеб развел руками. — Видимо, они боятся всяких построений, которые приближаются к кругу. Боятся, что будут раскрыты или нарушены какие-то законы их развития.
— Но есть многоугольники, которые гораздо больше похожи на круг!
— Да, но у них много вершин, они склонны к дроблению. А пять — это прочный и опасный для манекенов минимум. Пятиугольник вписывается в круг, а потом рвет его колючими углами... Яр, а как прекрасно в пятигранник врисовывается звезда с пятью лучами! Она всегда была эмблемой тех, кто дрался за свободу...
— Ну... это красивое объяснение, — сказал Яр. — Может быть, не хуже других... Но уж какое-то оно начерченное, бумажное. Как теорема в учебнике для шестого класса. При чем здесь все-таки манекены, при чем их развитие? При чем круг?
— Но развитие всякой цивилизации, развитие Вселенной идет не по прямой, это и дети знают...
— Да, но не по кругу же! По спирали!
— Ага! — торжествующе сказал Глеб и кинул в чашку зазвеневшую ложечку. — Вот именно! А наши милые глиняные друзья не прочь замкнуть спираль, в круг. Хотя бы какой-то виток! Чтобы все вертелось бесконечно!
— Зачем?
— Я считаю, что им надо выиграть время. Цель-то у них, прямо скажем, крупномасштабная. А Галактика наша не будет ждать, когда они напичкают ее своим разумом, возьмет да и разовьется по-своему.
— Она может, — усмехнулся Яр. — Послушай, Глеб... А эта их бредовая идея о разумной галактике... Они в самом деле ее как-то осуществляют? Или это просто религия какая-то? Философия?
— В том-то и дело, что осуществляют! Отсюда и все заварухи. Нашествия эти и прочее...
— Но, может быть, это что-то вроде ритуала? Просто какой-то символ? Жертвоприношения?
— Нет, они уверены, что работают научно...
— Но как?
— Очень примитивно... Ты же сам заметил, что могущество и примитивность у них рядом. К тому же они паразиты. Недаром у них нет даже своей оболочки, они лезут в статуи и манекены. И в работе своей... Тьфу ты, даже неловко говорить про это «работа»... тут они тоже действуют чужими руками...
— Нашими? Как?
— Теория у них крайне наивная. Мне пришлось беседовать с одним глиняным философом, прежде чем его... — Глеб неловко глянул на ребят. — В общем, такая теория: галактика — это громадный мозг, только пока пустой. Не заполненный информацией. И они эту информацию посылают в пространство самым простым способом — с помощью взрывов.
— То есть?
— Ну, просто взрывов. Начиная от гранат и мин и кончая теми термоядерными взрывами, которые в свое время корежили Землю...
— Ты считаешь, что эти взрывы — их рук дело? — с сомнением спросил Яр.
— Конечно, нет... Увы, это дело рук человеческих. Но те очень умело их использовали.:. Как мы используем, например, энергию рек или ветра... Они, как могли, способствовали войнам. Потом — ядерным испытаниям.' А когда люди малость поумнели, отыскали себе этот забытый богом угол Вселенной. И здесь развернулись вовсю. Сами начали организовывать войны, стравливать города и Берега.
— Но пока без атомных взрывов, •— сказал Яр.
— Зато с нашествиями, — неожиданно сказал Игнатик. — И с эпидемиями. Это ведь тоже взрывы. Когда горе у людей взрывается... Это им тоже подходит...
Глеб с полминуты молча смотрел на Игнатика. Тот засмущался и сунул- нос в чашку.
— А ведь прав малыш, — сказал Глеб.
— Еще бы, — с дерзкой ноткой подал голос Алька. — Тик зря не говорит... Можно, я возьму еще конфетку?
— Куда в тебя лезет, — сказал Яр.
— У меня кишечник спиральный и бесконечный. Как галактика, — объяснил Алька.
— Еще один теоретик, — усмехнулся Яр. — Вот замкнем тебе кишечник в кольцо, тогда хватит одной конфеты на всю жизнь.
Тик фыркнул в чашку.
Алька сказал:
— Смотрите лучше, чтобы манекенчики не замкнули спираль Галактики. Они могут. Вот тогда повертимся...
— В самом деле... — полусерьезно сказал Яр.
Глеб опять зацарапал ложкой сукно.
— Меня всегда занимала природа спиральных явлений, — заметил он. — Их закономерности. От громадной галактики и до улитки. Или до маленького вихря на дороге.
— Это ты про ветерки? — спросил Яр.
— Про ветерков, — тихо поправил Игнатик. — Они живые.
— Мне сначала казалось, что это легенда, — сказал Яр.
— Может быть, и легенда... — отозвался Глеб.
— Да нет же! — сказал Игнатик. — Яр, ты же сам знаешь. Вспомни Город!
— Да, — согласился Яр. — Глеб, а ты слышал про восстание в Морском лицее?
— Да, — насупленно сказал Глеб. — Я знаю... Это было вскоре, как я здесь оказался. Мы даже были потом с отрядом в сгоревшей крепости. Ну... не хочется про это, ребята. Я после этого и начал стрелять без колебаний. И много лет потом не мог разговаривать с мальчишками — будто в чем-то виноват был перед ними.
— В чем? — шепотом спросил Тик.
— Не знаю. Может быть, в том, что меня там не оказалось, когда они поднялись... У них-то пули были обычные...
— А в Пустом Городе ты бывал? — спросил Яр.
— Нет... Я бывал во многих местах на Планете. Смотрел, как люди живут... По-всякому живут. Есть громадные города, где жизнь кипит, и никто, кажется, не боится никаких людей, которые велят... Но это на первый взгляд...
— А в Пустом Городе и вправду не боятся, — вмешался