Земле не знает где этот барабанщик...»
— Яр-р, осторожнее! — сказал сзади бормотунчик. — Не дергай руль.
Яр с трудом вывернул машину с обочины в заснеженную колею.
— Почему барабанщик? — тихо спросил он.
— Юрка увидел у матери фотографию. Там были ребята. В одном Юрка угадал отца. Уловил сходство с собой...
— Глеб,., Ты видел фотографию?
— Нет. Но Юрка рассказывал... Старый двор, девочка а по бокам от нее мальчишки с деревянныцш саблями. И еще один, чуть в стороне...
Яр усилием воли растолкал почти остановившееся сердце. Тогда оно взорвалось отчаянным ритмом.
— С барабаном? — сипло спросил Яр.
— Да... Яр, значит, мы встретились не зря?
— А барабан... он из старой кастрюли?
-Да.
СНЕЖНАЯ ПОЛЯНА
1
После вьюжной ночи утро было тихое, только воздух позванивал от колючего морозца. Да еще шуршали и поскрипывали лыжи. Ярко горело солнце.
На старые, покрытые льдистой* корочкой пласты лег свежий снег. Он был сухой и мелкий. На солнце он казался ярко-желтым, а в нетронутых лучами ложбинах лежала густая синева. От разбросанных по склонам сосенок и пней тянулись лиловые тени. Яр часто мигал от блеска — снежинки, будто крошечные зеркальца, били по глазам голубыми, малиновыми и белыми вспышками.
Путь лежал среди пологих, покрытых редколесьем холмов. По неглубокому свежему слою лыжи скользили отлично. Данка, Чита и Алька убежали вперед и мелькали разноцветными пятнышками на краю широкой вырубки. Яр, Глеб и Тик неторопливо шли по их следам. Яр и Глеб — рядом, Игнатик чуть позади. После бессонной ночи у Яра чуть кружилась голова. Но дышал он легко, и усталости не было. Только и радости он не чувствовал. Вчерашняя резкая печаль слегка улеглась, но осталось ощущение потери и тревожной неизвестности. И желание скорее эту неизвестность разорвать, и понимание, что сделать это едва ли удастся...
У Глеба ярко блестела седина, он шел без шапки. В школьной кладовой ему подобрали лыжи и ботинки, Яр дал свой свитер. Глеб был похож на бодрого и сильного пенсионера, у которого в прошлом немало спортивных побед. Яр подумал, что у него красивое лицо: обветренное, узкое, с четким узором глубоких морщин. Решительное лицо. Только глаза, смотревшие сквозь толстые стекла, казались немного неуверенными. Но, скорее всего, это лишь сегодня.
Глеб улыбнулся и сказал:
— Целый век не вставал на лыжи, а вот помню еще кое-что.
— Ты отлично держишься, — сказал Яр. — Глеб...
— Что?
— Глеб... А какой он был?
— Юрик?
— Да... Хотя ты, наверно, не очень помнишь. Сорок лет.;.
— Нет, я помню, Яр... Тощенький такой парнишка, темноволосый. Немножко сумрачный. Иногда казалось, что обижает своего друга Гельку... но вот вернулся же к нему... Яр, было в нем какое-то одиночество, я про это уже говорил. Правда, в последнее время он стал веселее. Был в Ста-рогорске детский праздник, Юрика взяли в барабанщики, он ходил в голубой форме с галунами и аксельбантами. Ладненький такой стал, гибкий и какой-то... ну, будто решил для себя важное.
— Решил... — медленно сказал Яр. — Сперва решил идти с тобой, потом вдруг вернулся...
— Ну что же... Это ведь тоже надо было решить. Если трезво подумать, не было у него никакой надежды отыскать тебя. А там оставались друзья... Яр, я хорошо помню, как он уходил от меня. Ему закат светил в спину, а он шел по рельсу, как по воздуху, и только один раз посмотрел назад...
— Все-таки посмотрел...
— Посмотрел и помахал рукой... Когда я эту песню писал... ну, о барабанщике... я почему-то все время думал о Юрке. Хотя он никакого отношения не имел к восстанию...
— Спасибо, Глеб, — сказал Яр.
— За что?
— Так... — вздохнул Яр и услышал сзади:
— Яр, подожди...
Он тут же оглянулся. Игнатик стоял, упираясь подбородком в палки, и лицо у него было... Яр знал, когда у Тика такое лицо. Он очень хорошо знал. Когда рядом беда. И не просто беда, а такая, которая грозит расставанием. «Этого еще не хватало», — тоскливо подумал Яр. И все другие тревоги тут же затерялись в страхе за Игнатика. Яр глазами сказал Глебу: «Иди вперед», и тот понял, сразу понял, умница Глеб. Яр круто развернулся, и они с Игнати-ком съехались вплотную — так, что лыжи одного прошли между лыжами другого.
Яр увидел у Игнатика слезинки и сел перед ним на корточки*
— Ну? Тик, что случилось? — Он крепко взял его за маленькие красные варежки. — Тик... Не молчи.
Игнатик посмотрел в сторону, часто замигал и сказал полушепотом:
— Яр, я тебя вчера обманул.
Вчера, на дороге, Яр на минуту остановил машину. Руки ослабели, даже стыдно было. Он торопливо проговорил:
— Сейчас, ребята, сейчас...
— Давай, сяду за руль. — сказал Глеб.
— Да нет, что ты... Я только спросить хотел... — Он быстро обернулся: — Тик, можно пробить пространство? Чтобы побывать там! Тик, ты же умеешь! А?
«Я веду себя, как слезливый растерявшийся ребенок», — подумал он. Однако это было неважно. Важно было, что скажет Игнатик.
Игнатик сказал:
— Яр, я не знаю... я не могу. Я мог прийти на крейсер, мог от манекенов уйти... Ну, потому что я. знал, куда. Потому что к тебе... А как теперь...
Яр стиснул руль, глубоко вздохнул, посидел секунд пять и включил скорость.
— Ладно... — пробормотал он. — Ничего...
Это случилось, от этого не уйдешь. Яр не думал, что когда-нибудь его потянет в родные места, потому что родным местом стала Планета, здесь было все, и он верил, что так будет до конца жизни, но вот теперь...
— Яр, ему сейчас уже за пятьдесят, — осторожно напомнил Глеб.
— Не все ли равно...
— Мы попробуем что-нибудь придумать... — неуверенно сказал Глеб.
— Что? — горько усмехнулся Яр. — Распотрошить бор-моту нчика, отдать манекенам искорку и взамен попросить помощи?
— К счастью, это невозможно, — серьезно сказал Глеб.
. — К счастью для миров и цивилизаций, — опять усмехнулся Яр. — Ах ты, черт бы побрал все эти миры и пространства... Юрка. Как я и мечтал... если бы хоть что-нибудь узнать про него...
— Ве-тер-ки! — вдруг механическим голосом сказал сзади бормотунчик.
— Что? — разом спросили Яр и Глеб.
— Ве-тер-ки. Они летают везде. Они знают все. Это совет.
— Где их найдешь, ветерков? — недовольно спросил Глеб. — Тоже мне совет.
— Что знал, то сказал. Это совет, — повторил бормо-тунчик и глухо выключился.
— Я знаю где, — хмуро и решительно сказал Яр. — В Пустом Городе. Будут каникулы, мы туда съездим, верно, Тик?
— А я?! — подскочил Алька.
Игнатик долго молчал. Машину сильно кидало, и желтый луч метался среди летучего снега.
Игнатик наконец проговорил:
— Не надо в Город. Ветерки есть ближе. Я провожу.
...Уже дома, когда грелись у трескучей уютной печки,
Игнатик как-то виновато рассказал, что ветерки под Новый год собираются на лесных полянах и на короткое время превращаются в обыкновенных мальчишек. Они для этого и слетаются — чтобы снова почувствовать себя ребятами, поиграть, подурачиться, повидаться с друзьями. Они же, хоть и ветерки, но остались мальчишками в душе. Причем навсегда...
— И ты знаешь эти поляны? — недоверчиво спросил Глеб.
Игнатик кивнул:
— Одна совсем недалеко. У Черного озера. Это километров восемь...
— А откуда* ты все это знаешь? — снова спросил Глеб. — Нет, я верю, конечно, только... Я вот сорок лет здесь, а...
— Глеб, не спрашивайте, — мягко сказала Данка. — Тик про многое знает и много всего умеет. А объяснять про это не умеет...
— Например, как выстрелило ружье... — подал голосок Алька.
— Кое-кто у меня дотанцует, — сказал в пространство
Яр.
— Душе-раздир-рающе выстрелило! — отозвался бормо-тунчик. Он висел наверху у печки, вцепившись в кольцо выдвинутой вьюшки.
Чита поднял глаза от книги и посмотрел на бормотун-чика. Тот, кажется, смутился, засучил ножками, замурлыкал, как приглушенное радио. Тик молчал, он сидел на охапке поленьев и стягивал шерстяные носки. Глеб присел с ним рядом.
— Люди, — сказал Глеб. — Мне с вами хорошо... Так хорошо мне не было 'целую космическую вечность. Ей-бо-гу... Но я же еще мало про вас знаю. Люди, если я что-нибудь не так скажу или не то спрошу, вы не сердитесь. И не прогоняйте меня, ладно?
— Куда же на ночь-то... — снисходительно откликнулся Алька. — Ой! Простите, это меня нечаянно е язык ужалило.
Глеб засмеялся.
Яр пообещал:
— Кое-кто за свой язык сейчас отправится ночевать домой.
— Я больше не буду.
Игнатик вдруг сказал:
— А что такого! Я могу рассказать про ветерков. Они ко мне прилетали, когда я у манекенов сидел. Это ведь они мне рассказали, что Яр вернулся. И снежинки принесли пятиконечные. Они хорошие ребята, завтра сами увидите...
И вот теперь он признался:
— Яр... Я тебя вчера обманул.
— Что? Как обманул? — потерянно пробормотал Яр. — Значит, нет поляны с ветерками?
— Да нет, поляна есть... Я про другое обманул. Что не могу пройти через пространство...
— Значит... можешь?
Тик помотал головой, и блестящие слезинки слетели с ресниц.
— Не могу... Но я тогда еще не знал, что не могу, еще сам не понял, а сказал сразу.
— Тик... почему?
Он молчал и опять смотрел вбок. В сторону синей ложбины.
— Тик, ну ты чего... — очень-очень бережно, будто вывинчивая взрыватель, сказал Яр. — Тик, ну разве у человека не могут быть два сына?
— Да я понимаю... ,— прошептал Тик. — Я ведь поэтому и повел к ветеркам.
— Тик, ты, наверно, не совсем понимаешь... Ты повел, иод., ты все равно что-то думал, я знаю. Да?
Он прошептал еще тише:
— Я думал, может, мне остаться с ними?
— С кем?
— С ветерками... У меня получится.
Яр в душе задохнулся от страха. «А ну-ка, тихо, — сказал он себе. — Ну-ка, спокойно!»
— Игнатик, — все с той же осторожностью начал он. — Ты где-то доверчивый, а где-то... просто досада берет. Ты один раз уже не поверил мне и ушел... И что получилось? Кому было хорошо?