Игнатик стоял с опущенной головой. Смотрел уже не в сторону, а вниз.
-г- Если бы ты знал... — с отчаянием сказал Яр и встал. — Если бы можно было передать, что человек чувствует. Не словами, а так вот, из мозга в мозг. Чтобы ты понял, как мне было тогда ночью... Когда я увидел на столбике «Игнатик Яр»...
Тик поднял мокрые глаза.
— Ну ладно, Яр. Я же не уйду...
— Ага, это сейчас «не уйду»! А потом опять что-нибудь тебя взбрыкнет...
— Нет, Яр. Теперь никогда»
Яр тяжело сопел и смотрел поверх деревьев.
— Ну, я глупый был, — пробормотал Игнатик.
— Свинья ты все-таки, — сказал Яр. Взрыватель был вывинчен, и можно было отвести душу. — Нет, в самом деле, свинство какое...
Игнатик облапил красными варежками брезентовую штормовку Яра. v
— Просто слов нет, какая морока с тобой,-— сердито и беспомощно проговорил Яр. И дернул Игнатика за шерстяной шарик на синей вязаной шапке. — Придумал! «Уйду»!.. А я? А Данка, Алька,' Чита? Подумал?'
— Ага... Я про это и подумал, Яр, если отыщется твой сын, тогда ведь нас уже будет шестеро. А так ведь нельзя...
— Ох, как мне надоела эта идиотская математика! Почему, леший все раздери, нельзя?
Тик виновато объяснил:
— Ну, будет же это... неустойчивый многоугольник.
Яр часто задышал.
-j- Ты что? — испугался Тик.
— Я считаю до ста. Чтобы сдержаться... Многоугольники, пятиугольники... Да главное, чтобы держаться крепко друг за друга! Ясно?.. И, кстати, нас уже и так шестеро. Куда от нас теперь денется Глеб?
Они оба посмотрели на Глеба. Он стоял в полусотне шагов. Стоял спиной, но часто оглядывался на Игнатика и Яра. Тик слабо улыбнулся и помахал ему варежкой. Глеб радостно замахал палками.
— Он хороший, — сказал Игнатик. Яр придвинул его к себе вплотную.
— А мой Юрка... — сказал Яр, — Он ведь сейчас, наверно, такой же, как Глеб. Ну, разве что чуть помоложе... Тик, вы же с ним очень разные...
«И вам, таким разным, не пришлось бы ссориться и ревновать друг друга, если бы встретились. Нечего и бояться», — добавил он про себя.
Игнатик его понял. И недовольно ответил:
— Что хорошего, если разные? Наоборот... Был бы он мальчишка, другое дело. Одинаковым братьям легче договориться...
С ближнего склона мчались Алька, Чита и Данка.
— Ну что за копуши! — кричала Данка. — А еще мужчины.
2
Дальше они двигались вшестером.
Впереди встала густая рощица — смесь елок, березок и осин. Яр хотел обойти ее, но Игнатик обогнал всех и въехал под заснеженные ветви. Минуты две лыжники пробирались среди трескучих сучьев и мохнатых зеленых лап. Затем вышли на просеку.
— Ой... — негромко сказала Данка. — Это что?
Просеку наискось пересекали следы. Человеческие следы. Кто-то маленький, легкий, почти не проваливаясь, пробежал здесь по свежему снегу. Босиком.
Просека полого уходила вниз по склону, солнце светило вдоль нее, и лучи накрывали снег неярким скользящим светом. Зато в следах солнце как бы застревало. Они ярко золотились на мерцающем снегу. Это было очень красиво. Но Данка передернула плечами и сказала:
— Они же поморозятся...
— Они холода не чувствуют, — насупленно ответил Игнатик. И попросил: — Пошли. Только без шума.
Лыжники пересекли просеку рядом со следами и опять оказались в чаще. Но почти сразу чаща поредела. И слышны стали голоса. Веселье тонкие голоса, вскрики и смех. Как на школьном дворе во время перемены.
Елки расступились, и открылась овальная поляна.
На поляне бегали, догоняли друг друга, кувыркались и боролись десятка два одетых по-летнему мальчишек.
Яр передернул плечами. Было что-то резко тревожное, ненастоящее и даже пугающее в этом полете растрепанных ребячьих волос, в мельканья смуглых ног и рук, взметаю-
щих гейзеры снега. Но мальчишки играли по-настоящему. Й сами они были настоящие. Снег мелкими капельками таял на их загорелой коже. И когда Яр издалека разглядел эти капельки, ему стало легче.
Младшим было лет восемь-девять, старшим где-то около тринадцати. Они оказались давно не стриженные и все очень загорелые — будто после смены в летнем лагере у моря. Многие бегали босиком. Приглядевшись, Яр заметил, что их майки, рубашки, матроски — выцветшие и залатанные. Но, если не приглядываться, мальчишечья компания казалась очень пестрой и даже нарядной. Будто швырнули на снег охапку разноцветных елочных флажков и теперь их носит ветер.
Посреди поляны, провалившись тонкими ногами в снег почти по колено, стоял и швырялся снежками мальчишка ростом с Игнатика. А другие ребята кидали в него. Мальчишка смеялся, откидывая голову. Рубашка у него была желтая, и волосы — желтые, солнечные. Они горели на ярком свету. Снежки — совсем не липкие, сухие — не долетали до ребят, рассыпались в воздухе в мелкую сверкающую пыль. В клубах этой пыли и на желтом снегу метались тонкорукие синие тени...
И вдруг пыль осела, тени замерли, смех и голоса стихли. Оказалось, что мальчишки стоят неподвижно. И смотрят на незваных лыжников.
— Стойте здесь, — быстро сказал спутникам Игнатик. Сильно толкнулся палками, оставил их в снегу, выехал вперед и замахал над головой красными "варежками.
Мальчик с желтыми волосами улыбнулся.
— Это Тик, — сказал он негромко, но было хорошо слышно в холодной тишине. — Все в порядке, ребята.
Он выдернул ноги из снега и, почти не касаясь его, побежал к Игнатику. И другие побежали. Обступили со смехом, снова поднялся шум. Яру показалось, что сейчас мальчишки подбросят Игнатика в воздух и станут качать, как победителя лыжной гонки. Но нет, они только смеялись и шумели. Потом чуть поутихли, и звонкий голос отчетливо сказал:
— А чего же! Конечно!
Из толпы высунулся щуплый темноволосый пацаненок в синей майке — один из самых маленьких. Сложил рупором ладошки и крикнул тоненько:
— Вы чего там стоите? Идите к йам!
— Пошли, — решительно сказал Чита.
Мальчишки обступили гостей. Их любопытные глаза напомнили Яру осеннее утро, когда он впервые пришел учителем в Ореховскую школу номер семь. Ребята так же обступили, так же смотрели. Впрочем, не совсем так. У тех, у школьников, кроме любопытства мелькала порой и озабоченность: какой ты? Не злой ли? Не будешь ли обижать? А здесь все смотрели без недоверия. Кто весело, кто задумчиво, а кто чуточку хитровато.
Яр все-таки сказал с неловкой улыбкой:
— Вы нас не бойтесь...
Те, кто стоял поближе, засмеялись. Не обидно, и все же с ощущением превосходства. Так ребята смеются над взрослыми, когда те пытаются играть с ними в детскую игру и не умеют. Курчавый мальчик в клетчатой рубашке — пухлогубый и с очень синими глазами — снисходительно разъяснил:
— Чего же нам бояться? Если что, мы взлетели — и нет нас.
— Вы — ветерки? — в упор спросил Алька.
Они опять засмеялись. Мальчик с желтыми волосами сказал:
— А кто же еще.
Худощавый, похожий на Читу паренек (только без очков) обратился к Яру:
— Тик сказал, что вы его друзья. Значит, все в порядке... Хорошо, что пришли. Ребята иногда скучают по людям.
— Это наш командир, — весело сунулся к Яру темноволосый малыш в синей майке. — На этой поляне командир.
Данка сняла варежку и взяла малыша за поцарапанное плечо.
— Тебя как зовут?
Он улыбнулся большим щербатым ртом:
— Вовчик зовут... А иногда — Стручок. А тебя как?
Данка нагнулась к нему.
Чита спросил у Командира:
— Вы не станете возражать, если мы разожжем костер?
— Нет, конечно. Мы и сами... — Он оглянулся на ветерков. — Эй, ребята! Давайте костер!
Пока собирали сучья, пока вытаптывали площадку, пока Глеб устраивал вокруг нее сиденья из валежин, Яр думал об одном: «Это же просто мальчишки. Неужели они что-то могут? Неужели сумеют помочь?»
Потом он возразил себе:
«Игнатик — тоже мальчишка. А сколько он сумел в свое время!»
Он оглянулся на Игнатика. Тот не собирал дрова. И еще несколько ветерков не.собирали — желтоволосый мальчишка, Командир, курчавый пацаненок... Всего человек семь. Тесной кучкой они стояли на краю поляны. Не слухом, а скорее натянутыми нервами, Яр услышал обрывки их разговора.
— Это же не каждый сможет...
— Надо, чтобы смог и чтобы хотел...
— Я... — сказал желтоволосый.
— Ты, Денек?
Желтоволосый Денек, опустил голову. И, видимо, опять сказал: «Да».
— Сперва-то хорошо, — проговорил Командир. — А когда пройдут двенадцать лет... Я знаю, я пробовал.
— Я понимаю, — сказал Денек. — Но ведь все равно кому-то надо...
Игнатик недоверчиво спросил:
— А разве так может быть?
— Если очень постараться... Только не у каждого получается, — вздохнул курчавый. — Я вот никак не могу. А Денек может...
Тик незнакомым голосом сказал:
— Это было бы такое... Нет, даже не верится.
— А сам-то... — улыбнулся Денек.
— Но я же не сквозь время...
— Это не самое трудное. Самое трудное — расставаться, — сказал Командир.
— Но ведь надо, — отозвался Денек.
Кажется, Игнатик сказал:
— Очень надо...
Денек пожал плечами:
— Тогда что говорить? Я могу. Пожалуйста...
Шумящая толпа заслонила Игнатика и тех, с кем он
говорил. Мальчишки тащили охапки хвороста. Яр поймал себя на том, что ветерки в своих легких рубашонках и майках уже не кажутся странными, не вызывают беспокойства. Будто все так и надо, будто здесь летняя лужайка. Странно и неуклюже выглядели Данка, Алька и Чита в своих теплых куртках и вязаных шапках. Впрочем, Алькина зеленая шапка уже мелькала на ком-то из ветерков, а куртка на Альке была распахнута...
Яр увидел, как Вовчик-Стручок подбежал к Данке. Он протянул ей стебелек с красными бусинками брусники.
ггт- На! Это я под снегом раскопал!
— Ой, спасибо, Вовчик...
— Ага... Я тебе еще найду!
3
Все сидели у костра. На солнце огонь казался густооранжевым и неярким. Он с хрустом пережевывал сучья. И ветерки притихли, как притихают все на свете мальчишки у всех на свете костров. Стручок сидел на коленях у Данки и что-то шептал ей в ухо, под шапку. Она быстро кивала.