Игнатик сзади подошел к Яру. Положил ему на плечи варежки, тихо проговорил:'
— Ты ни о чем не тревожься, я им все рассказал. Они обещали сделать все, что можно.
— Да. Я уже понял, Тик.
— Все-все, что можно, — повторил Игнатик.
— Спасибо, Тик. — Яр взял его руки и сложил их у себя на груди,, как концы воротника. Игнатик постоял так, потом тепло сказал Яру в ухо:
— Они надежные, они меня уже не раз выручали... Яр я пойду посижу с ними, а то недолго осталось.
Тревога Яра утихла. Мысли о Юрке стали спокойными он верил теперь, что ветерки помогут. А может быть, просто пришла усталость...
Глеб сидел между Читой и Командиром, они о чем-то тихо говорили. Огонь стал спокойнее, негромко потрескивал, и с этими звуками смешивался еще один треск: крепкие ребячьи зубы хрустели кусками колотого сахара. Это Алька распотрошил рюкзак с продуктами и всем раздал угощение. Алька знал, конечно, что не нужна ветеркам никакая еда, но догадался: сладкое ветерки все равно любят. Что они, не мальчишки, что ли?
Рядом с Яром присел на жерди тонколицый светлорусый мальчик в оранжевой майке и вытертых джинсовых тортиках, разлохмаченных nq нижней кромке. Поднял серые знакомые глаза, сказал неловко:
— А я вас помню...
И Яр мгновенно вспомнил. И обрадовался:
— В поезде! Да?
Мальчик быстро кивнул:
— Ага. Вот... — он положил Яру на колени коричневую руку. На ней пониже острого локтя был темный рубец.
— Помните, вы порохом присыпали, чтобы скорее зажило? И правда, быстро зажило, только порох въелся под кожу.
Яр коротко вздохнул от горячего толчка ласковости к этому одинокому и беззащитному на вид пацаненку. Распахнул куртку, придвинул мальчика к себе, накрыл его плечи косматой полой. И тот сразу доверчиво прижался к Яру.
Помолчал немного, глянул на Яра, подняв острый подбородок, спросил полушепотом:
— Значит, нашли того мальчика, за которым ехали?
— Нашел...
— Я посижу тут немножко с вами, ладно?
Яр прижал его еще плотнее. Он ощутил сквозь рубашку его тепло, гибкую твердость мальчишечьих фебер, а за ними частое и упругое биение сердца.
«Они же настоящие! — ахнул про себя Яр. — Они живые, как мы! В точности! Как они могут исчезнуть, улететь?»
Мальчик пошевелился и опять посмотрел на Яра. Может быть, ему хотелось поговорить, но он не знал, о чем? Яр сказал осторожно и ласково:
— Значит, вы собираетесь вместе не только под Но
вый год? Тогда, летом, ты тоже спешил с кем-то встретиться... < ,
— Конечно! — охотно откликнулся мальчик. — Тогда был большой летний сбор ветерков. Мы хотели договориться, как остановить тучу, если снова будет нашествие...
— Договорились? — быстро спросил Яр.
— У нас не хватает сил. Даже если мы все-все соберемся, мы не можем остановить никакое облако... А большие ветры нас не слушают, им все равно. Они ведь никогда не были людьми...
«Значит, все это сказки, что ветерки могут соединяться в ураган», — печально подумал Яр. И, чтобы грустью не задеть мальчика, заговорил о другом:
— А весной и осенью у вас бывают сборы?
— Да. Тоже большие. И маленькие сборы бывают, когда мы тоже... превращаемся в людей. Но это не надолго...
— А когда вы... когда ветерки, то как живете?
Он улыбнулся — и озорно, и с грустинкой:
— J-Iy, как... Летаем. Листьями шелестим, форточками хлопаем, балуемся... Иногда змеи воздушные помогаем ребятам запускать или кораблики гоняем по лужам, это ведь тоже работа... А я могу хоть каждый день в человека превращаться, только не на много времени, минутки на две... Многие могут.
— И превращаются? — нерешительно спросил Яр.
— Не часто. Потому что какой толк? Побегаешь две минуты, поиграешь, а потом опять лети...
— А много вас, ветерков, на свете?
— Наверно... Нас же никто не считал, — засмеялся мальчик. — По лесам, по морским берегам, в полях...
— Ив Пустом Городе. Да? — сказал Яр.
— Да. Там больше всего тех, кто стал ветерками после восстания...
— А ты? Я думал, ты тоже... после...
--Ия, — кивнул мальчик. — И Денек. И Косматик... ну тот, курчавый. Только нам в лесу больше нравится, чем в городе* Но мы туда часто летаем. Кино смотрим и просто так...
«Кем зке ты был, малыш, до восстания? Как жил? Кто твои отец и мать, помнишь ли их? — думал Яр. — Спросить бы про это... И про само восстание. Что же там было?» Но он не посмел. Только сказал, будто был в чем-то виноват:
— Жаль, что мы не можем встречаться почаще... Но мы еще, наверно, встретимся, да?
Мальчик опять зашевелился под курткой. Прошептал:
— Наверно. А вы хотите?
— Еще бы...
— Я тоже... А сейчас уже недолго осталось. Часы подходят.
— Какие часы?
— Солнечные... Хотите посмотреть? — Он вдруг вскочил (и куртка разлетелась). Взял Яра за руку маленькими горячими пальцами. — Пойдемте.
Он повел Яра от костра на дальний край поляны. Здесь сохранился незатоптанный участок снега — размером с большой ковер. В центре его была воткнута сосновая жердь (к ней не вело ни единого следа). Вокруг жерди кто-то начертил широкое кольцо и разделил его двенадцатью короткими линиями.
К самой большой черте (она смотрела прямо на север) подбиралась тонкая фиолетовая тень.
«Еще минут десять», — подумал Яр.
— Как коснется — все. Полетим, — тихо сказал мальчик. — Ничего не поделаешь...
В этом «ничего не поделаешь» была привычно сжатая печаль и в то же время как бы желание утешить — и себя, и Яра. Яр даже зажмурился от резкого ощущения вины перед этим мальчишкой. А в чем он был виноват? И что он мог сделать для ветерков? Он опять ощутил себя заброшенным новичком на Планете, где были чужие законы и непонятные силы.
Надо было что-то сказать мальчику, и Яр проговорил скомканно и неуверенно:
— Но, когда вы летаете ветерками, вы же, наверно, по-прежнему вместе?
— Когда вместе, а когда поодиночке. Это все равно не так, как здесь, на поляне, — отозвался мальчик неохотно. — Здесь-то мы совсем живые, а там...
Он замолчал, и они пошли по краю поляны. Мальчик еле касался снега стоптанными полуботинками. Все-таки и сейчас он был в чем-то ветерок.
У разлапистой елочки стояли Глеб и Командир. Яр остановился: не знал, подойти или свернуть. И, пока думал, невольно услышал разговор.
— Извините меня, — очень серьезно говорил Глеб. — Извините заранее. Сейчас я задам вам вопрос, который, может быть, вас опечалит или обидит. Но у меня такая профессия, приходится задавать людям вопросы и всегда — о главном...
— Я вас слушаю, — сказал босой Командир и наклонил набок голову.
— Скажите, вам никогда не хотелось вернуться? Стать обыкновенными? Как все ребята...
Мальчик-командир с полминуты молчал. Вскинул лицо, посмотрел мимо Глеба.
— Какой смысл в таком вопросе! Все равно это невозможно.
— Я понимаю. И все-таки!
Командир проговорил коротко и сухо:
— Не знаю. Кто как. Я бы не хотел.
— А почему?
Он свел брови, потом усмехнулся:
— А зачем? Мы живем вечно, нет для нас ни расстояний, ни времени. Ничего не надо бояться. И свобода...
— Да, конечно... — пробормотал Глеб. И еще раз сказал: — Извините.
— Ничего, Стрелок. Вы спросили — я ответил.
Глеб кивнул ему, зашагал к костру и увидел Яра. Подошел. Неловко проговорил:
— Кажется, я все-гтаки обидел его...
— Нет, — сказал мальчик в оранжевой майке, — он не обиделся. Но он соврал.
— Соврал? — быстро спросил Глеб.
— Конечно. Всем хочется быть настоящими. Иногда так хочется, что просто слезы...
— Значит, и ветерки плачут, — вздохнул Яр.
— Бывает, — сказал мальчик.
— И командир? — спросил Яр.
— Бывает, — сказал мальчик. — Хотя он очень смелый.
Яр подавил нерешительность и задал еще вопрос:
— А он тоже был с вами, когда восстание?
— Нет. Он был юнгой на «Атлете». «Атлет» взорвался у Стеклянных скал... А знаете, он ведь правильно сказал...
— Что правильно? — не понял Глеб.
— Если бы мы вернулись... Ну вдруг такое чудо! А что дальше? У нас ни дома, ни родных. Кому мы нужны?
Яр хотел возразить живо и горячо, но тут же испугался: «Надо ли?» А в следующую секунду подошел Командир. Теперь он улыбался. Сказал Глебу и Яру:
— Вы извините, но вам пора. Пять минут осталось, а нам еще надо костер погасить. А то, если полетим, погасить уже не сможем, только раздуем до пожара... Вы идите.
— Мы вам поможем, — сказал Яр.
Командир засмеялся:
— Вы уж идите. С вами Данка. Вы же знаете, как мальчишки гасят костры...
Тогда засмеялись все. Чтобы показать, что не так уж грустно.
Денек на прощанье что-то быстро сказал Игнатику. Стручок повис у Данки на шее, потом отскочил и отверг нулся. Все ветерки быстро замахали уходящим лыжникам. Только мальчик в оранжевой майке сказал Яру:
— Я вас провожу.
Впереди всех он пробрался через окружавшие поляну заросли. Потом — поцарапанный, с мелкими веточками в волосах — пошел радом с Яром. Ничуть не проваливаясь в снег. Тихонько попросил:
— Вы не обижайтесь на меня,, ладно?
— Господи, за что? — выдохнул Яр.
— Я же понимаю. Вам надо было узнать про восстание. А я молчал.
— Ну и правильно молчал, раз не хотел про это...
— Я не потому, что не хотел. Просто я почти ничего не помню... Только огонь помню и как мы стреляли. Карабин так здорово отдавал в плечо, а пули не летели. Падали в пыль, будто орехи. Так обидно...
— Это я знаю, — сказал Яр.
— Хорошо, что ударил барабан. Барабан их остановил. Но огонь-то не остановишь...
Он замолчал, и все молчали. Только лыжи скрипели...
— Но никто не боялся, — вдруг проговорил мальчик. Негромко, но звонко: — Никто. Даже те, кто не успели...
— Что не успели? — Встревоженно спросил Яр.
Но мальчик вдруг отскочил, коротко улыбнулся, вскинул руку и пропал. Сразу. Как в кино, когда на экране тот же кадр, а человека в нем уже нет. Лишь по лыжному следу назад к зарослям убежал чуть заметный снежный вихо-рек...