Они долго смотрели вслед вихорьку.
— С ума сойти, какой же я был идиот, — со стоном проговорил Глеб.
Никто не стал утешать его, хотя никто не понял: за что он так себя?
Яр виновато сказал:
— Даже имя спросить не успел...
Чита быстро подъехал к Данке:
— Ты что?
— Ничего... — Она отвернулась. — А я успела одно имя спросить. Помните, маленький такой.
— Еще бы. Он на тебе висел, — ревниво заметил Аль-ка. — Ну, ты чего, Игнат? Я же так просто...
Игнатик подъехал к Яру.
— Денек сказал, что пробьется. Теперь надо ждать.
— Будем ждать, Тик... — Яр сильно уперся палками и вскинул голову: — Пора домой, братцы-путешественники! В четыре часа елка... Глеб, а что если мы поручим тебе роль Деда Мороза?
ОСЕНЬ В СТАРГОРОДСКЕ
Осень была очень похожа на позднее лето. Лишь больше стало в воздухе пушистых семян белоцвета, напоминающих летучих паучков. Да чаще слетали с кленов ярко-желтые листья.
И еще один признак был — кончились каникулы.
Только первого сентября Гелька узнал, что они с Янкой будут учиться в разных классах. Гелька в пятом, а Янка в шестом.
Янка сказал немножко виновато:
— Мне ведь почти двенадцать. Только ростом я такой, не очень...
— Значит, Юрка, с тобой учился бы... — вдруг сказал Гелька. То есть не вдруг. Про Юрку они с Янкой думали постоянно. Только говорили о нем не часто, будто молчаливо условились не будить лишний раз тревогу. Но теперь Гелька сказал, не выдержал. И в простых словах смешалось множество вопросов: «Где он? Что с ним? Куда привела рельсовая дорога? Нашел ли? Вернется ли? Когда?»
Янка сказал:
— Ничего. Он же не один...
— Сегодня директорша про него спрашивала, — насуп-ленно проговорил Гелька. — «Не знаешь, куда подевался Юра?» Я говорю: «Кажется, в Нейск уехал...» — «Почему же не взял документы?» Я говорю: «Не знаю...» А что еще сказать?
— Будет заваруха, — озабоченно сказал Янка.
Но несколько дней прошли спокойно. По крайней мере, Гельку и Янку вопросами никто не тревожил.
...Из школы они проходили мимо детской поликлиники, вдоль старой стены, где в нишах спрятались старые лавочки. И каждый раз молча вспоминали, как летом познакомились здесь. Как Янка попал в засаду. Но не говорили про это. Янка молча улыбался. Гелька сердито поддавал коленками тяжелый портфель с бронзовой ящеркой на крышке. Ящерка — это был такой значок, длиной со спичку. Однажды Гелька расцарапал им ногу, снял с крышки и прицепил под-воротник.
— Зачем прячешь-то? — удивился Янка. — Носил бы на рубашке.
— Да ну, на рубашке... Скажут: как девчоночья брошка.
— Ничего не девчоночья, просто значок... Хорошая какая ящерка. Как живая... Откуда она у тебя?
— Я разве не рассказывал? Папа ее в лесу нашел, в траве, недалеко от скважины. Спрашивал там: чья, кто потерял? Говорят: не знаем. Ну вот он мне и привез... Смотри, Янка, друзья-приятели топают!
Впереди, шагах в тридцати, шли Васька и Алешка Листов. Гелька звал про себя Алешку «Огонек», но другие звали его «Листик». Алешка был в новенькой зеленой форме второклассника. Васька блестел на солнце.
— Во, прогульщики, — обрадованно сказал Гелька.
— Почему? — возразил Янка. — Может быть, как мы...
У Гельки почему-то отменили урок географии, а Янку отпустили с физкультуры, потому что у него не шведской стенке вдруг закружилась голова.
— Нет,, у них сейчас математика, я знаю... Эй, Ог... Листик! Васька! А ну, стоп! Лодыря гоняем, да?
Алешка обернулся, а Васька замер. Потом, не шевельнув туловищем, Васька развернул на сто восемьдесят градусов квадратную голову (тихонько заскрипела ребристая шея). Резиновые губы растянулись в улыбке, коротенькая макушечная антенна весело изогнулась. Но тут же Васька насупился и сказал:
— А че... Она сама...
— Нас прогнали, — деловито сообщил Листик. — Вернее, его. А меня заодно...
— Как это вы достукались? — весело удивился Янка.
Листик бросил на Ваську косой взгляд:
— Да ну его... Сам виноват. Все время подсказывает на уроке...
— Да?! А если они сосчитать не могут! — взвинтился Васька. Затанцевал на тонких дюралевых ногах и привел голову и туловище в нормальное положение. — Такие задачки смехотворные, а они...
— Не у всех ведь мозги электронные, — сказал Гелька. — Ты, Василий, смотри. Будешь своими способностями хвастаться, тебя ребята выскочкой задразнят.
— Ребята ничего не говорят, они только рады. Это На-стюшка придирается... Настасья Федоровна. Она меня терпеть не может.
— Ну уж... — осторожно не поверил Гелька.
— Да! Она вчера меня стукнула...
— Как это? — изумился Янка.
— Вот так! Пластмассовым треугольником. — Васька потер сзади нижнюю часть выпуклой ферро пластовой канистры, из которой было сделано его туловище.
— Тебе же не больно. Вон какая броня, — утешил Гелька.
— Да?! ;— Васька сверкнул фиолетовыми фотоглазами. — Если железный, думаешь, не обидно?
Гелька и Янка вопросительно глянули на Листика. Тот неловко объяснил:
— Она у нас еще молоденькая, только из института. Сама еще как девчонка...
— Все равно это свинство, — сурово сказал Янка.
Листик смутился. Настасья Федоровна, видимо, ему
нравилась. Листик наклонился и стал поправлять шнурки на кроссовках. Не разгибаясь, Напомнил Ваське:
— Она же сразу извинилась.
— Ха! Извинилась! А потом опять придирается: «Почему ты голый в школу являешься!» Я говорю; «Я же робот, у меня и так шкура прочная». А она: «Не робот ты, а обыкновенный хулиган. И нечего приходить в школу без штанов!»
— Правда, придирается, —. заметил Янка.
— Я ему свой матросский костюм дам, — примирительно сказал Листик.
Гелька представил роботенка Ваську в матросском костюмчике — большелапого, с квадратной головой, с ногами-трубками — и зажал улыбку. Серьезно сказал:
— Лучше комбинезон какой-нибудь. Я у себя поищу.
— В такую-то жару! — капризно отозвался Васька.
— Тебе какая разница! — удивился Гелька.
— Да, разница. Я терморецепторы в себя вставил. — Васька резиновой перчаткой хлопнул по блестящему животу с выпуклым клеймом «Промнефтегаз».
— Опять на свалку таскался за деталями, — строго сказал Гелька.
— Я ему на детали деньги давал, он их в «Юном конструкторе» купил, — заступился Листик.
— Но на свалку наш Васенька все равно таскался, — проницательно заметил Гелька.
— Его там ржавые бабки приваживают, — сказал Янка.
— Не бабки! — огрызнулся Васька. — Я хотел посмотреть, где папа Ерема жил.
— Папа Ерема жил в «Курятнике», — сухо напомнил Гелька.
— «Курятник» же разломали! А сперва он жил на свалке... пока с бабками не поругался. Они его теперь вспоминают и жалеют... А вы тоже на свалку ходили, я знаю!
Гелька и Янка быстро переглянулись.
— Мы — по делу, —сурово сказал Гелька. —А тебе туда соваться нечего. И нечего спорить, когда старшие говорят...
— Подумаешь! — роботенок дерзко мотнул антенной.
— Ничего не «подумаешь», — поддержал Гельку Янка. — Ты, Васька, не вредничай, мы тебе все равно что родственники. Мы из-за тебя пальцы кололи. У меня потом два дня болел, я играть не мог.
— Я тоже колол, — напомнил Алешка Листик.
— И Листика слушайся, — дипломатично сказал Гелька. . А то у него будут неприятности в школе.
— Уже, — вздохнул Листик.
Васька засопел носом, сделанным из рожка от чайника, и сказал:
— Все на одного. Воспитатели...
Васька жил у Листика.
— Пошли, — сказал Листик. — Попрошу бабушку подогнать на тебя костюм.
Васька был маленький — Алешке по плечо.
Глядя им вслед, Янка усмехнулся:
— А мы правда как воспитатели.
Гелька кивнул:
— Ага... Пока Васьки не было, никогда не думал, что могу такие речи говорить. Про послушание... Как тетя Вика!
— А все-таки он ничего роботенок, — сказал Янка. — Хорошего парнишку мы склепали.
— «Мы», — засмеялся Гелька. — Если бы не твой дедушка...
— Ну, я й говорю, мы все: дедушка, ты, я, Листик...
— Я думал, твой дедушка только скрипичный мастер, а он на все руки...
— Да не так уж и трудно было. По готовым-то чертежам... И главное — все материалы на месте оказались!
— Вот это — самое большое чудо... — вздохнул Гелька.
— Что — чудо?
— Что вагон оказался на месте. Приходим, а он будто никуда не уезжал. Даже колеса к рельсам, как раньше, приржавелые...
Янка задумчиво сказал:
— Я бы, наверно, решил, что все приснилось, если бы не вторая куртка. Одна на мне, а другая — в вагоне на гвоздике. Будто не снимали. Я даже испугался. Помнишь?
— Нет, я не помню, что ты испугался. У меня у самого тогда мозги набок... Но я обрадовался. Думаю: вот хорошо, что Еремины чертежи теперь в двух экземплярах.
Янка тихо улыбнулся:
— И дневник Глеба. Как будто на подарок: и тебе, и мне — пожалуйста... Гелька, ты все листы прочитал?
— Конечно. Не один раз...
— Я тоже. А стихи даже наизусть помню... Гелька, а ты говорил, что он стихов не писал...
— Я же тогда не знал еще... Да это и не его стихи, Янка. Он же просто вспоминает старую песню.
— Не вспоминает, а придумывает. Ты прочитай внимательно.
— Я внимательно...
— Ну, еще раз. Давай я тебе покажу.
— У меня же его дневник не с собой...
— У меня с собой. Пожалуйста! — Янка вытащил из сумки пачку потрепанных листов, — Давай сядем... — Он продрался сквозь дикий укроп к лавочке в кирпичной нише. Гелька за ним.
В укропе прятался похожий на колючие рыбьи плавники зуболист. Гелька чертыхнулся и вскинул ноги на скамью. Янка тоже. Теперь они сидели друг к другу лицом, црислоняясь лопатками к боковым стенкам ниши. Ниша была узкая, сидеть пришлось в такой тесноте, что Гелька увидел у своего носа Янкино коричневое колено с розовыми проплешинками на месте отвалившихся коросточек. На колено упал откуда-то красный жук-пожарник. На его спинке чернел узор, похожий на человечье лицо. Вернее, на маску. Гелька сердито сдул жука, он вспомнил неподвижную маску Клоуна.