Он звучал, как магнитофонная лента, склеенная в кольцо.
“Приходи, как раньше… Приходи, как раньше… Приходи, как раньше…” — звал из чужого мира мой далекий друг — трубач, командир и рыцарь Валерка…
Видимо, я очень долго слушал, и в тревожных Володькиных глазах появилось нетерпение. Тогда я опустил раковину.
— Володька, ты слышал в ней слова?
Он растерянно мигнул.
— Я думал, что показалось… Разве так бывает?
— Бывает, — сказал я.
У меня появилось странное ощущение. Была уверенность, что скоро случится что-то необычное, но не чувствовалось волнения. Наоборот, пришло спокойствие, и даже какая-то сонливость. Я сел на стул перед Володькой, улыбнулся ему и сказал:
— Это не для тебя раковина… Просто они не знали, что мы поменялись комнатами.
— Кто? — спросил Володька и придвинулся вплотную.
— Помнишь, я рассказывал? Про Город, про барабанщиков, про Канцлера? Про Валерку и Братика… Ты, Володька, решил, что это совсем сказка?
Он взял раковину, прижал к уху. Потом прошептал:
— Зовет…
Я кивнул.
Володька требовательно смотрел на меня.
— А как туда попасть?
Я пожал плечами.
— Понимаешь, Володька, раньше он сам приходил за мной…
— Разве ты не знаешь дорогу?
“Дорогу… — подумал я. — Это не дорога. Это способ перехода в непонятный мир: то ли в сказку, то ли в другую галактику. Наверно, есть какие-то хитрые законы, только я их не изучал. До того ли мне там было?”
— Не знаю, — сказал я. — Сейчас не знаю…
— Но ты должен знать!
— Каждый раз — новый способ. Наверно, должно быть какое-то место. Особое.
— Место? — переспросил Володька.
— Да. Откуда можно уйти к ним…
— Место… — повторил Володька. Сел опять ко мне на колени, глянул снизу вверх. — Только ты не смейся и не спорь… У меня уже было, как сегодня с этой раковиной. Ну, не так, а похоже. У дедушки на даче…
Я слегка удивился. Дача Володькиного деда находилась далеко за городом. К тому же она стояла заколоченная, а дед отдыхал в Сочи.
— Было, — повторил Володька. — Когда мы там в июне жили… Знаешь, там такая улица есть, и мне иногда казалось, что в конце ее море… На самом деле ничего нет. Ну, кусты да трава. А идешь, и все кажется, что вот-вот море будет. Даже запах как от водорослей. А если глаза закроешь, то совсем будто на берегу. И шум…
— А ты доходил до конца улицы?
Володька сердито мотнул головой:
— Не доходил.
— А почему? Боялся, да?
— Да нет… Ну да, боялся. Что обманусь…
— Ну что ж… Может быть, это то, что нужно, Володька.
Он вскочил:
— Так едем!
— Прямо сейчас?
Володька очень удивился:
— А разве можно ждать?
Я встряхнулся. В самом деле, что со мной? Что за сонная одурь? Или правда старею и глупею понемногу. Может быть, там дорога каждая секунда, а мы рассуждаем!
— Одевайся, — велел я Володьке, а сам спустился к себе. Надел сапоги, взял брезентовый плащ. Положил в карман тяжелый охотничий нож — подарок приятелей, с которыми был в походе по Кавказу. Может быть, и не пригодится, а может быть… При этой мысли у меня слегка заболел шрам на левом боку и кольнула тревога за Володьку. Но было ясно, что уговаривать его остаться бесполезно. К тому же, я не знал дороги…
Володька ждал меня. Вместо раскисших на дожде сандалий он натянул старенькие, но надежные кеды, а на майку надел оранжевую курточку-штормовку с капюшоном. Он стал в ней похож на яркого тонконогого гномика, который из таинственной пещеры несет кому-то в подарок волшебную раковину.
Штормовочка была так себе, из легкой материи. “Продрогнешь, глупый”, — хотел сказать я. Но Володька глянул с такой суровой нетерпеливостью, что я промолчал.
3
Как добрались до вокзала, я совершенно не помню. Мы словно сразу оказались в вагоне электрички. Он был пуст. Ярко горели лампы. У Володьки на щеках блестели дождинки, а штормовка была усыпана темными звездочками — следами капель.
Мы сели друг против друга на желтые лаковые скамейки. Поезд будто нас одних и ждал: мягко толкнулся и набрал скорость. Сразу прижалась к стеклам густая, как смола, чернота.
Володька сидел прямой, и даже строгий какой-то. Положил раковину на блестящие от дождя коленки, смотрел перед собой и шевелил губами — словно повторял тихонько важный урок.
— Володька, — окликнул я. — Долго ехать?
Он вздрогнул.
— Что?.. Нет, не очень. — Приложил раковину к уху и улыбнулся: — Говорит. Будто даже громче.
Я тоже послушал. Может быть, не громче, но неутомимо и настойчиво звучал Валеркин голос…
Мы, и правда, ехали недолго. Даже темные звездочки на Володькиной куртке не успели исчезнуть. Не знаю, что Володька сумел различить в темноте за окнами, но вдруг вскочил и потянул меня за рукав. Едва мы вышли в тамбур, как зашипели тормоза и разошлись двери. Мы прыгнули на мокрые доски платформы. В них отсвечивал станционный фонарь. Поезд опять зашипел и умчался, а мы по скользким ступенькам спустились на размокшую траву.
— Здесь тропинка, — шепотом сказал Володька и повел меня мимо темных плетней и сараев. По-прежнему сеял дождик.
— Вот здесь дедушкина дача. Видишь?
Ничего я не видел. Кругом ни огонька, даже станционный фонарик затерялся во мгле. Я уже хотел сообщить своему спутнику, что глаза у меня не кошачьи, но он вдруг виновато попросил:
— Слушай, возьми меня на руки, пожалуйста. Тут шиповник.
Я сразу подхватил его, но для порядка проворчал:
— Нежности какие. Давно ты стал бояться колючек?
— Но ведь это железный шиповник… Ты осторожнее, он и сапоги может изорвать.
Я никогда о железном шиповнике не слышал, поэтому только хмыкнул. Потом попросил:
— Если он такой вредный, почему вы с дедом его не выкорчевали?
— Как его выкорчуешь? — удивленно сказал Володька. — Я же говорю: железный шиповник. У него корни до центра Земли.
— Вечно ты выдумываешь…
— Ничего не выдумываю, — рассеянно откликнулся Володька. — Это правда… Ты иди теперь прямо, здесь короткая дорога.
Я продрался сквозь кусты и вынес Володьку на широкую улицу дачного поселка.
Тишина стояла невероятная. Даже дождик закончился и не шуршал в траве. Ни одно окошко не светилось. Однако полной темноты уже не было: в небе стали видны облака, словно отразившие далекий рассеянный свет.
Володька нетерпеливо шевельнулся, и я опустил его на дорогу. Он ойкнул. Оказалось, уронил на ногу раковину. Я поднял ее и больше не дал Володьке: разобьет еще или сам поранится.
— Куда же теперь пойдем? — спросил я.
Володька уверенно махнул рукой вдоль домов. Я взял его за плечо, и мы зашагали посредине дороги.
Стало еще светлее: облака проступили ярче, и в воздухе как бы повисла серебристая пыль. Мы молчали и думали, наверно, об одном и том же: чем кончится наше путешествие? Говорить об этом я не решался, и Володька, видимо, тоже. Мы оба, наверно, боялись спугнуть сказку. А молчать стало трудно. И я просто так, лишь бы сказать что-нибудь, полушепотом произнес:
— Какие-то странные облака. Светятся…
Володька подумал и тихонько ответил:
— Наверно, в них распыляется звездный свет.
— Такой сильный?
— А что? За облаками звезды светят очень ярко. Просто мы не видим… — Он помолчал и вдруг спросил: — А почему они горят?
— Звезды?
— Ну да. Огонь горит, если воздух кругом, а там ведь безвоздушное пространство…
— Ученые говорят, что в них атомные процессы идут. А в общем, до конца это еще не изучено…
— И главное, вечно горят…
— Не совсем вечно. У звезд тоже бывает рождение и конец.
— Ну, все равно. Миллиарды лет…
— С чего это ты о звездах задумался, Володька?
Он серьезно сказал:
— А что? Я о них часто думаю… Вот смотри: если бы не было звезд, не было бы планет. Значит, не было бы людей. Вообще ничего хорошего не было бы… И мы с тобой никогда бы не подружились…
“А ведь в самом деле…” — подумал я и покрепче взялся за Володькино плечо.
Шли мы уже минут пятнадцать, а улица все тянулась. “Удивительно, — думал я. — Это же поселок, а не город…”
Сделалось теплее. Володька откинул капюшон.
Улица стала узкой, дома вплотную подступили к дороге. В мерцающем полусвете облаков я разглядел, что это необычные дома. Точнее, это были всего два очень длинных дома — справа и слева. Они и составляли улицу. С правой стороны тускло поблескивал бесконечный ряд полукруглых окон, с левой тянулась перед домом длинная терраса или галерея — столбы с навесами.
Мы подошли совсем близко, и я увидел, что столбы покрыты резьбой: их оплетали деревянные листья и цветы. А вверху, на карнизе, я смутно различил какие-то смеющиеся маски.
— Что это за дома, Володька?
— Не знаю, — шепотом сказал он. — Я их раньше не видел.
Даже в полумраке я различил, какие опять встревоженные сделались у него глаза.
Ощутимой волной прошел вдоль домов теплый воздух, и я уловил в нем запах травы. Той серебристой травы, что росла у стен Валеркиного Города.
— Что? — поспешно прошептал Володька. — Это уже? Это правда?
Я сжал ему руку и повел мимо резных столбов. Я не знал еще точно, где мы, но от волненья перехватило горло.
Так шли мы полминуты. Улица оборвалась наконец, и в этот же миг из-за просветлевшей кромки облака выглянул краешек луны. Я остановился и радостно прижал к себе Володьку. Луна могла светить только там. У Валерки. У нас было новолуние.
Яркий круг выкатился из-за облака целиком, и словно включили голубой прожектор.
— Ой! Ура… — с тихим восторгом сказал Володька. — Смотри.
Я смотрел. Но глаза не сразу привыкли к странному серебристо-голубому миру.
Слева на холме, в километре от нас, я разглядел белые домики. А справа и впереди, занимая половину пространства, стояла туманная мерцающая стена. И неясно было: вблизи она или очень-очень далеко. Только то, что находилось совсем рядом, я видел отчетливо: кусты и нагромождение камней.