– Список? – хмурюсь я.
– Фигуристов, которые едут на чемпионат мира, – подсказывает она.
– И что с ним?
– Список появился еще до моей травмы.
– Это как? – я отлично помню, как Инга рассказала мне о нем незадолго до выписки Дианы из больницы.
– Из-за моей травмы, – последнее слово она произносит, изображая в воздухе кавычки, – они не успели его опубликовать.
– Ты сымитировала травму, потому что тебя не взяли на чемпионат? – решив, что догадался, я силюсь скрыть свое удивление ее поступком.
Когда Диана бросает на меня полный разочарования взгляд, до меня доходит, что я облажался. Снова.
– Я была в этом списке. Вместе с Эмилией и Виолеттой, – прикрыв глаза, она будто возвращается в недавнее прошлое, в день, когда решила соврать всей стране. – Из-за провальных этапов Гран-при они включили Ингу в запасные.
– Что? А как же итоги чемпионата страны? – осознав, к чему она клонит, я непроизвольно делаю шаг вперед. Заметив сокращающуюся дистанцию, Диана отступает и садится на кровать.
– Они не всегда играют решающую роль. И это был как раз тот случай. – Она рассматривает лежащие на коленях ладони, словно пытается прочесть на них объяснение своему поступку. – Ты даже не представляешь, как много значит для Инги этот турнир. Она так и не отобралась на чемпионат мира среди юниоров, и тут ее не хотят брать на взрослый… Я представила ее лицо, когда она узнает, что ее нет в списке, и у меня едва не разбилось сердце.
– И ты решила притвориться, чтобы она поехала вместо тебя?
Совсем недавно мы обсуждали, что она чувствует из-за невозможности поехать на чемпионат мира, а теперь выясняется, что это был ее осознанный выбор. Да что не так с этой девушкой?
– А нельзя было просто отказаться?
– Только после официального выхода списков, – она говорит это с такой интонацией, словно в ее словах нет ничего удивительного. – Инга не позволила бы мне отдать ей свое место. Она бы заставила меня тренироваться и ехать на эти чертовы соревнования, в которых я и близко не нуждаюсь так сильно, как она.
И эту девушку я на полном серьезе назвал эгоисткой. Арсений, ты вообще в своем уме?
– Не понимаю. – И это чистая правда. – Как ты это провернула? С врачами, больницей и всем остальным?
– Не могу сказать, иначе у этих людей будут неприятности, – отвечает она, закусив нижнюю губу.
– Значит, вчера к нам приходил не врач, а… кто?
– Нет-нет, – помотав головой, Ди объясняет, – это был настоящий врач. И мне на самом деле стало плохо. Наверное, карма за мое вранье.
– У тебя правда болела нога?
Она отвечает легким кивком.
– Но ведь тебе пришлось нанять Майю, меня и этого идиотского конюха. И все ради Инги? – у меня в голове не укладывается, что она спланировала все это ради подруги.
– Я знаю, как звучат несбывшиеся мечты. – Ее голос начинает дрожать, а глаза наполняются слезами. Я сразу понимаю, о ком сейчас пойдет речь, ведь только мысли о брате до неузнаваемости меняют ее прекрасное лицо. – Ты думаешь, в этом доме нет его комнаты. Но мы прямо сейчас в ней.
– Я не… – она не дает мне договорить, потому что теперь настал ее черед ставить меня на место.
– Он просил сделать для него небольшое помещение, в котором он сможет, сидя в кресле, писать стихи. И я выполнила его просьбу. Только вот она ему уже не пригодилась.
– Комната, в которой я нашел тебя в день приезда, – догадываюсь я.
– Да, – быстро смахнув бегущие по щекам слезы, она находит в себе силы продолжить. – В отличие от меня, Артуру всегда нравилось заботиться о животных. В этом он был похож на папу, который вырос в небольшой деревне в горах. Вспоминая детство, мы постоянно говорили о времени, проведенном у бабушки с дедушкой. Отправляясь кормить животных, они часто брали нас с собой. Их рассказы мы с братом пронесли через всю жизнь. А потом, незадолго до смерти, он признался, что мечтает о небольшой ферме и конюшне. Я не восприняла это желание всерьез, не понимая, как можно мечтать о чем-то подобном.
– Значит, все твои животные… – с трудом произношу я, потрясенный услышанным. – Это все для него.
– После похорон мы с папой листали семейный альбом и наткнулись на фотографию Арчи, сидящего верхом на лошади. Я никогда не видела его лицо таким счастливым, как на том снимке. Он выглядел так, словно только что исполнилась его самая большая мечта. – Диана перестает вытирать влажное от слез лицо. Убрав прилипшие к влажным щекам волосы, она поворачивается ко мне. – Я до сих пор слышу звук разбивающейся мечты моего брата. Еще один такой я просто не вынесу.
– Инга заслужила этот шанс, но не таким путем, – несмотря на услышанное, я остаюсь непреклонен.
– Это уже не тебе решать, – резко отвечает она.
– И не тебе вообще-то.
Поднявшись с кровати, я направляюсь в сторону выхода, чувствуя, что оставляю позади то единственное настоящее, в котором хотел бы остаться.
– Ты ей расскажешь? – бесцветным голосом спрашивает Диана.
– Думаю, ты и сама с этим справишься.
Когда я уже почти оказываюсь в коридоре, она окликает меня.
– Сеня.
– Что? – отвечаю я, продолжая стоять к ней спиной.
– Мы же больше не встретимся, да?
Ответом ей становится мое молчаливое обещание оставить нас позади. Чего бы мне это ни стоило.
25 главаСпустя месяц
– Эй, ты вообще слушаешь, что я говорю? – Лена толкает меня в плечо, потому что мыслями я где угодно, но только не здесь.
– Да-да. Я все понял.
– Повтори, – почти грозно требует она, уперев руки в боки.
Тяжело вздохнув и запрокинув голову, я стараюсь, ничего не забыв, перечислить все обязанности, которыми она обвешала меня с самого утра.
– Сделать фото открывшегося на первом этаже салона телефонной связи, снять серию коротких видео с посетителями ресторана индийской кухни и… – запнувшись, я судорожно пытаюсь отыскать в памяти нужный фрагмент. Там ведь точно было что-то еще!
– Парфюмерный магазин, – строго напоминает Лена. – Вчера пришла новая поставка, тебе нужно сфотографировать все флаконы. А после обработки отправить снимки нашему специалисту для создания электронного каталога. Адрес его почты я присылала тебе вчера днем. Ты же видел письмо?
– Конечно же видел. – В душе не чаю, что она несет. – Это все?
– Если останется время, займись съемкой торгового центра. К вечеру второй этаж должны украсить весенними гирляндами.
– Будет сделано, – равнодушно отвечаю я и разворачиваюсь в сторону выхода.
Лена провожает меня тяжелым взглядом, от которого я уже порядком устал. С самой первой минуты моего нахождения здесь она нагружает меня всей этой бессмысленной работой, не забыв упомянуть, как сильно мне повезло здесь оказаться.
С легкостью получив сертификат за свое портфолио, я, не думая, отправился на собеседование и довольно быстро устроился на эту должность, чему не перестаю удивляться по сей день. На мое место могли взять любого фотографа, который прошел хотя бы минимальную подготовку. Но они выбрали меня.
Несмотря на уговоры Лены, которая является моим непосредственным начальником, портфолио я ей так и не отправил. После череды нелепых отговорок мне пришлось признаться, что в нем есть слишком личные фотографии. «Это не то, чем можно вот так запросто делиться с кем попало» – сказал я ей на второй неделе работы. Она приняла оскорбленный вид, но все же угомонилась. С тех пор мы обсуждаем только снимки, сделанные мной в торговом центре.
Чего я не ожидал при устройстве сюда, так это того, что придется общаться с таким количеством народа. Каждый день по указанию Лены мне приходилось знакомиться с работающими здесь людьми и приходящими в торговый центр посетителями.
Больше всего я любил ходить в небольшую кофейню на первом этаже и снимать сделанные бариста рисунки на кофейной пенке. А еще они всегда угощали меня бесплатным круассаном с тонной шоколада внутри. Пораньше закончив с работой, я всегда забегал к ним, чтобы просто насладиться царящей там атмосферой и запахом.
Тяжелее всего приходилось с магазинами одежды – мне категорически не нравилось фотографировать все это тряпье. Поэтому снимки выходили не просто скверными, а до неприличия ужасными, за что я уже не раз получал выговор от Лены.
Удивительно, но угроза увольнения больше меня не пугала. После получения сертификата я неожиданно понял, что фотографом меня делает не документ, а заключенная внутри тела удивительная сила чувствовать этот до безумия странный мир и всех этих непохожих, но таких одинаковых людей. Из стороннего наблюдателя с камерой в руках я постепенно превращался в непосредственного участника жизни.
После возвращения домой время тянулось мучительно медленно, но, устроившись на работу, я перестал замечать, как день сменяет ночь и обратно.
Стоит ли говорить, что ни с кем из мира фигурного катания я больше не общаюсь? Наши переписки с Ингой прекратились сразу после моего отъезда. От Лунары, тщательно следящей за новостями, я узнал, что они с Дианой поссорились и до сих пор не общаются. Но, судя по тому, что списки на чемпионат мира остались прежними, никто не в курсе истинной причины их конфликта.
Сердцем я чувствовал, что должен поддержать Ингу, но просто не мог перебороть себя и снова встать на этот путь, неизменно ведущий к Диане.
И дня не проходило, чтобы я не попытался написать ей письмо с извинениями. Но, вспоминая собственные слова, каждый раз останавливался. Нет, такое нельзя простить. Не после того, чем она поделилась. Поддавшись эмоциям, я голыми ногами растоптал память о ее брате. И чем больше вечеров проходило за этой мыслью, тем сильнее крепла моя вера в то, что я ничем не лучше парня, из-за которого он погиб.
Обвини меня Диана в подобном эгоизме по отношению к родителям, я бы никогда с ней больше не заговорил. Так с чего ей читать мои бессмысленные извинения и тем более – прощать? Искренне веря в это, я день за днем удалял написанные письма и, закрывая почту, мечтал избавиться от навязчивой потребности вернуть нашу с ней связь.