— Тебя прислал ко мне Владыка Вигг? — произнесла Корда.
— Царь приказал мне сопроводить тебя в Рону, чтобы в дороге ты научила меня говорить на рисском, — ответил Рейван, снова поглядев в лицо Корды: оно казалось ему знакомым. — Мы встречались раньше?
— Не раз, — произнесла она, чуть улыбнувшись. — Я много раз лечила тебя здесь, в Харон-Сидисе. Но ты ничего этого не помнишь.
В голосе Владычицы прозвучал надрыв, и Рейван не понял, укор ли это был ему или сокрытая тоска души. Он смерил её взглядом: жрица была не очень стара, но уставшие глаза и поседевшие прежде времени волосы выдавали, что прожитые ею годы были непростыми.
— Когда ты будешь готова ехать? — спросил кзорг.
— Как только Маррей окрепнет настолько, чтобы перенести дорогу.
Рейван вспыхнул. Знание о том, что он будет сопровождать в дальнем пути и Маррей, заволновало его.
— Рейван! — осуждающе воскликнула Корда. — Если Вигг узнает, то убьёт тебя! О чём ты думаешь⁈ Как ведёшь себя⁈
«Вот о чём она хотела говорить!» — понял он.
— Вигг знает, — ответил Рейван, опустив взгляд в землю. — Он всё знает и грозит причинить Маррей вред, если я не передам ему рисские земли.
Корда прикрыла рукой рот. Оба они замолчали. Рейван сокрушённо вздохнул, пнул ногой землю. Прищурившись, осмотрелся по сторонам и потом вновь взглянул на Владычицу, когда та зашептала нараспев молитву Великой Матери.
— Что ты делаешь? — с озлоблением произнёс он.
— Бедный мальчик, — произнесла Корда, на её глазах выступили хрусталики слёз. — Я буду усерднее молиться Богине о тебе.
— Оставь молитвы при себе, Владычица! — ответил Рейван.
— Не смей грубить жрице! — ударила Корда его по щеке.
Владычица ушла.
А Рейван вновь плюнул на землю и выругался, чувствуя горячий след её руки на лице.
***
Занимался рассвет. Рейван поднялся на северную башню Харон-Сидиса, чтобы всмотреться в широкий мир за его пределами. Где-то там, за горами, жила его сестра.
«Интересно, как она теперь? — задумался он. — Может, я смогу спрятать её от войны в каком-нибудь храме? Кровопролитие всё равно случится, какую бы сторону я ни избрал».
Небо теплело, розовело на глазах и напитывалось пока ещё скрытым, но ощутимым присутствием могучей божественной силы, светом, который подступал из-за края земли.
Глядя на раскинувшуюся у подошвы крепости долину, Рейван вспомнил, как стоял с Ингрид на перевале Винденфьёл и она пыталась объяснить ему красоту земли. Тогда он не верил, что в мире существует что-либо, кроме Причастия, но теперь наполнялся счастьем от того, что любил женщину. Он вспомнил, как крепко и до боли ласково она прижимала его к себе, и от воспоминания волосы на его теле вставали дыбом. Он любил её и нежил в душе предвкушение того, что сегодня наконец снова увидит её после долгой болезни. И впереди у них будет немного дней, по цене равных вечности, которые они смогут провести вблизи друг друга.
Алый сияющий диск, словно по волшебству, вытек из-за горбатого профиля скалы и расплескал нежную трепещущую радость жизни на серый спящий мир.
День начался.
Рейван спустился с башни и встретил во дворе кзоргов, шедших на тренировку, среди них был и гегемон. В руке у Циндера сверкал обнажённый меч.
— Ты ещё не разучился драться? — спросил он, подняв клинок.
Глаза Рейвана засеребрились, он взялся за рукоять своего клинка и кивнул Циндеру с большим увлечением. Гегемон отдал команду воинам сражаться меж собой, а сам встал напротив Зверя и занёс меч для удара.
Рейван парировал его играючи.
— Неплохо для калеки, — фыркнул Циндер, а затем решительным броском выбил оружие из рук Зверя. — Подбери! — потребовал он.
Они снова сошлись в схватке. Отсутствие тренировок сказалось: Рейван растерял и силу, и скорость. Циндер упрекал его в этом каждым новым взмахом меча.
— Сегодня ты уйдёшь, — сказал гегемон, — и встретимся мы с тобой теперь лишь на войне.
— Ты знал, кто я? Всегда знал? — зло прорычал Рейван.
— Всегда.
— Ты убил Ингвара? — с яростью обрушивая клинок, выкрикнул Зверь.
— Я убил, — ответил Циндер, отражая удар. — Я был сильнее.
— Как он погиб⁈
— Как мужчина! — ударил гегемон. — В ярости!
Бой измотал Рейвана, и Циндер сжалился.
— Достаточно. Тебе сегодня предстоит ещё долгий путь, — гегемон убрал меч.
Рейван тоже убрал меч. Циндер подошёл к нему близко и сказал в лицо:
— Вигг велел не опаивать тебя перед выходом в мир: хочет, чтобы ты погубил Владычицу, знай.
Рейван выдержал взгляд гегемона.
— Сделай всё, чтобы я гордился тобой, Рейван, — сказал Циндер на прощание и развернулся к воинам.
— У нас есть возможность, хоть малая неуловимая возможность вырваться из-под власти Причастия⁈ — крикнул вслед гегемону Рейван.
— Нет, — ответил Циндер.
Рейван остался стоять один, под высоким и недосягаемым небом.
4 На распутье
Солнце поднялось из-за гор, быстро согрев холодную землю. С плаца раздавались звуки тренировки кзоргов, а на переднем дворе шли приготовления к дальней дороге. Владычица Корда усаживалась в повозку, конюшие успокаивали взволнованных лошадей. Рейван, двое кзоргов, которых он решил взять с собой, солдаты царской гвардии и слуги — все были готовы и ожидали лишь Владычицу Маррей.
Вскоре она появилась вместе с мужем и отцом Сеттом. Царь Вигг вёл жену под руку, довольно улыбаясь, словно сытый кот, исполненный хитрости. Он посадил Маррей в повозку и затем с игривым блеском в глазах посмотрел на Рейвана.
«Издевается надо мной!» — мрачно подумал кзорг, чувствуя совершенное бессилие.
Вскоре царь скрылся в дверях главной башни, не став дожидаться, когда обоз покинет Харон-Сидис. Отец Сетт подошёл к повозке, чтобы проститься. Коротко поклонившись Владычице Корде, перед Маррей он смутился.
— Береги себя, — прошептал он.
На лице старика дрогнули брови, когда он поднял взор и увидел поджившие ссадины на её лице.
— Прости меня… — затаив дыхание, произнёс он.
— Это ты подмешал Виггу в вино кзоргское зелье, — утвердительно произнесла она.
— Я подмешал. Прости, — виновато склонился старый хранитель.
— Прощаю, Сетт, — ответила Маррей. — Ведь ты хотел меня в какой-то мере защитить.
Старый хранитель склонился ещё ниже.
— Да пребудет с тобой Великая Мать, — сказал он.
— Несомненна её любовь! — ответила Маррей и благословила старика, коснувшись его головы.
***
Повозка с Владычицами тронулась в путь. Следом выехала и вторая — со слугами, припасами и снаряжением. Кзорги и солдаты сопровождали обоз конными.
Первый день пути пролегал по дикому ущелью Харон-Сидиса, где на пустынных склонах изрезанных скал не стояло ни одного человеческого жилища и лишь дикие горные туры бродили по крутым утёсам.
Повозка Владычиц шла тихо, чтобы Маррей не слишком утомилась от неровностей дороги. Она всё ещё была слаба и путь переносила на устланном шкурами ложе под пологом.
— Я так рада, что ты наконец перестала бунтовать и последовала своему долгу, — произнесла Корда. — Богиня вознаградит тебя, когда ты станешь матерью.
Маррей кивнула. Она действительно хотела покориться силе высшей и большей, чем она сама. Однако в сердце не унималось щемящее чувство несправедливости, когда она глядела сквозь занавеси полога на Рейвана, ехавшего на коне впереди.
«Почему Великая Мать оказалась так жестока? — думала Маррей, лаская взглядом его спину. — Почему позволила сделать из него кзорга, а меня — обязать долгом перед царём?»
Когда пришло время остановиться на ночлег, Рейван выставил солдат для охраны, а слугам велел разбить лагерь. Сам он, впервые за весь день, приблизился к Маррей и помог ей спуститься на песчаную землю.
— Придержи меня немного, — сказала она, берясь за него слабой рукой. — Мне нужно немного походить, разогнать кровь.
Рейван взял Маррей под локоть, благоговея под её взглядом, и, пока слуги устанавливали шатёр, обошёл с ней стоянку. Владычица шагала медленно, всем телом опираясь на его руку, и чем сильнее он чувствовал её тяжесть, тем больше радовался. Ему хотелось и вовсе поднять её, нести на руках, крепко обнимать и целовать. Он боялся глядеть ей в глаза: не хотел напугать силой своих чувств, но полагал, что она о них догадывается.
Маррей тоже прятала от него лицо за спускающимися чёрными змеями волос, и он всё не решался озвучить ей свой замысел: спасительный для неё и губительный для него. Потому что тогда разом истекут часы их хрупкого счастья, придёт час расставания, настанут дни погони и страха.
«Расскажу ей завтра, когда выйдем из ущелья на распутье дорог», — подумал Рейван.
Подойдя к шатру, но ещё не показавшись из-за него, они услышали ворчание слуг, растягивающих полог.
— Если он погубит Владычицу, то нам тоже всем достанется, — обеспокоенно сказал один из них. — Царь специально его к ней приставил, чтобы погубить…
Слух о том, что Рейвана, кзорга, не опоили зельями, лишающими воли и мужской силы, растёкся среди солдат, слуг и рабов, и все жались от него пуще прежнего.
— Вряд ли он тронет её: откуда ему знать, что с женщиной делать, — усмехнулся другой. — Если он оприходовал кого, так, наверное, только овец — вот овцу и словит.
— Если б так… — неуверенно простонал первый, забивая колышек оттяжки в землю. — Не место кзоргам среди людей, их место на войне! Когда мы выйдем к поселению, не начнёт ли он людей резать? Солдаты его не сдержат: он человеку череп пальцами проламывает. Чудовища они, кзорги, мешки с ядовитыми костями. Нельзя им в мир ходить неопоенными.
Рейван разозлился и хотел было наказать слуг за эти разговоры. Но ведь они говорили правду. Рейван помрачнел и стиснул зубы, сделав вид, что ничего не слышал.
Маррей бросила на него взгляд, исполненный страха и жалости, выдернула руку и скрылась в шатре. Слуги поспешили прочь с глаз кзорга, быстро заговорив об ужине. Рейван тяжело вздохнул, принимая вполне то, что был в глазах людей чудовищем.