Взгляд остановился на ярком пятне искореженного металлического хлама, бывшего ранее одним из автобусов, полным людей.
Со всех сторон раздавались крики, призывы о помощи, стоны и плач.
Кто-то толкнул Пилипенко в спину:
– Идти можешь?
– Да, – Костя повернулся и увидел мужика в разорванной куртке.
– Давай за мной.
Вместе с «рваным» Костя присоединился к небольшому отряду. Люди торопливо исследовали склон дороги. Искали выживших, помогали выбраться из-под завалов. Пытались оказать первую помощь. Костя отдал свой шарф, и «рваный» соорудил подобие косынки, куда уложил сломанную руку одного из парней. Рука выглядела ужасно. Предплечье изгибалось под неестественным углом. Пилипенко даже показалось, что сквозь ткань легкой старой куртенки он видит острый угол кости.
– Живее! Живее! Надо идти к Барьеру!
Но поиски шли медленно. Многих буквально доставали на руках. И всё чаще после того, как удавалось добраться до места, где обнаруживался очередной человек, люди с ужасом находили искалеченные мертвые тела. При виде которых окружающие впадали в ступор или истерику, что не помогало поискам.
Вскоре прошел слух: удар по району был нанесен единичной ракетой, прорвавшейся через щит ПРО, но очень скоро может последовать вторая, а за ней, возможно, и третья волна пусков. Надо было спешить, и люди ускорились, как могли.
Наконец стало ясно, что все, кто подавал хоть какие-то признаки жизни, оказались уже наверху. Медлить было больше нельзя: в любую минуту ожидали повторного взрыва. Всех спасшихся силовики наскоро организовали в колонну, и люди начали свой путь к спасению.
Сразу же стало ясно, что далеко уйти им не удастся. Дорога, как таковая, перестала существовать. Весь путь был усеян останками деревьев, принесенных сюда ударной волной. В некоторых местах образовались настоящие завалы, и их приходилось огибать. Многие были ранены. Кто-то нес на руках детей. Другие малыши, кто был постарше, терпеливо шли вместе со взрослыми, но держаться с ними на равных они просто физически не могли. Вскоре колонна растянулась более чем на километр, и что творилось в её хвосте, головной группе было совершенно неясно. Тем, кто сохранил силы, приходилось бегом возвращаться в тыл и оказывать посильную помощь наиболее обессиленным.
«Носилки бы, – тоскливо пронеслось в голове у Пилипенко. Он видел, как двое буквально тащили на себе державшуюся их за шеи молодую женщину. Бледное лицо, оскаленные от боли зубы. Намокшая от крови штанина, поверх которой кто-то догадался накрепко затянуть ремень. – Тогда, может, было бы быстрее и легче».
Предательски ныла спина. Видимо, он все-таки здорово приложился, когда прыгал с дороги вниз. Или потом что-то сверху прилетело, поди разбери.
Костя перехватил начавшую было соскальзывать с его плеча руку какого-то парня. Тот повредил ногу: что там, вывих, ушиб или перелом, никто разбираться не стал. Вытащенного из-под бурелома, его всучили Пилипенко, и с тех пор он старательно исполняет роль говорящего костыля.
В первое время Костя пытался высмотреть Юру среди выбравшихся на дорогу, но так и не смог разглядеть знакомую фигуру.
Жаль, если ему не повезло. Хороший был парень. Честный.
Слева чуть выбился вперед яростно пыхтящий мужик. Было видно, что толстяку очень плохо. Его багровое лицо с толстыми висящими щеками тонуло в складках потной шеи, виднеющейся из расстегнутого ворота куртки. Косте даже начало казаться, что бедолагу вот-вот хватит удар. Вероятно, подобные мысли преследовали и самого толстяка. Слишком испуганными были у него глаза. А может, его, помимо одышки, мучила и боль. Кто ж разберет.
Тем не менее, мужик упорно тащил на руках плачущего ребенка лет двух или трех от роду. И почему-то увиденное придало Косте сил. Подстегнуло уверенность: всё будет хорошо. Не может быть по-другому! По-другому – будет неправильно. Несправедливо. А он так не хочет! И никто не хочет! Никто из тех, кто сейчас борется и старается помочь другим из последних сил.
Под ногами в стороне что-то блеснуло. Как будто бы золотое. Почему-то представился образ Золотой рыбки. Самой настоящей, говорящей, с хвостом, как из мультика.
Да ну! Бред!
Костя моргнул. Видимо, он и башкой хорошо приложился. Уже хрень всякая мерещится. Рыбка в лесу… Сейчас на дерево забежит и будет там гнездо вить.
А жаль, что он сейчас не в сказке. Будь у него возможность позвать Рыбку, он бы загадал желание. Носилки. А лучше – помощь с носилками.
Это была бы, наверное, самая странная сказка, которую ему, Пилипенко, доводилось читать. Интересно, а был бы там наш премьер-министр, который заявил бы, что «надо сейчас, прямо здесь» провести некие розыскные работы. Может быть, с кого-то покров сорвать – и там появятся такие же персонажи, как в фильме «Люди в черном».
Впереди, в начале колонны послышалось оживление. Сперва раздались крики, и услышавший их Костя, оторвавшись от своих мыслей, напрягся. Но вскоре стало ясно: то, что произошло, несет им хорошие новости. Тон криков не оставлял в этом никакого сомнения. Неужели добрались до Барьера?
До слуха долетело слово «помощь», а затем Пилипенко увидел их.
Незнакомые люди. Их было много! Больше восьми десятков. Они несли брезентовые скрутки носилок. Откуда появились незнакомцы и кем они являлись, Костя понять не успел: один из облаченных в защитный костюм мужчин подбежал к нему.
– Справишься? – голос из-под маски противогаза звучал приглушенно.
– Да, – Костя растерянно кивнул.
– Молодец. Держитесь, немного осталось. Швед! Помоги Отцу Федору! Там ещё двое раненых. Алевтина Федоровна! Ну вы-то зачем пошли с нами? Встречали бы уже там…
Соколов нес на руках взятую у одной из женщин четырехлетнюю девочку. Та вела себя тихо, только иногда бросала испуганные взгляды на семенящую позади и старающуюся не упасть мать. Женщина первое время пыталась помочь капитану, но только мешала: на заваленной дороге более или менее быстро идти можно было только цепью. После того как Соколов огрызнулся, женщина немного отстала и теперь ограничивалась лишь однообразными фразами благодарности и обещаниями молиться всю жизнь за здоровье спасителей.
– Далеко ещё?
Капитан обернулся. Дорога сделалась чуть свободнее, и к нему, воспользовавшись ситуацией, подбежал, отдуваясь, один из выживших. Судя по остаткам зимнего обмундирования, это был полицейский.
– Ещё около километра.
– Плохо. Люди выбиваются из сил.
– Надо идти. Потом отдыхать будем.
– Вы из-за Барьера? – силовик с интересом уставился на невиданную ранее форму незнакомца.
– Да.
– Как вы узнали про нас?
– Белка на хвосте весть принесла, – капитан поудобнее перехватил ребенка. – Потом расскажу.
– Барьер защитит?
– Частично. Но там есть место куда надежнее.
– Ясно.
Полицейский отстал. До слуха Соколова вновь донеслись негромкие причитания матери девочки и обещания молиться за него до скончания дней.
Соколов прибавил шагу.
В памяти почему-то возникло воспоминание: один из первых дней после появления Зоны. Объятый паникой Северодвинск. Толпы лишенных разума и потерявших человеческий облик людей, уже ставших зомби, русалками и мавками. Но ведь среди них были и те, кто не подвергся воздействию биологического оружия Хеймгарда. В том числе и дети. И наверняка родители некоторых из них, обитавшие с малышами в одной квартире или доме, были безжалостно изменены в силу совершенных ими ошибок. И что тогда произошло?
Перед глазами капитана отчетливо встала картина: запертая дверь в ванную комнату, где в дальнем углу, в темноте под раковиной сидит школьница, выставив перед собой нож. Рукоять словно приросла к белым от напряжения, дрожащим рукам. Лезвие окрашено следами свежей крови. Её не видно, но во мраке отчетливо ощущается специфический запах.
Дверь сотрясается от удара. И ребенок кричит от ужаса. Зовет маму, не понимая, что чудовище, пытающееся ворваться сюда, более не отзовется на самое родное и близкое слово…
А на нижнем этаже, в спальне уже другой квартиры, на стенах, окрашенных брызгами крови, видны ломаные движения теней, отбрасываемых двумя монстрами, рвущими на куски так и не успевшего проснуться…
Соколов выдохнул. Руки сами по себе крепче сжали ношу. Сильнее прижали к груди ребенка.
Нет. Не может быть такого. Хеймгард никогда не бросает своих. И сейчас не бросит.
Следующий шаг – зима пропала, сугробы сменились зеленой травой. В глаза под защитным стеклом противогаза ударил яркий солнечный свет.
Нужно дать команду, чтобы люди не расслаблялись. Это ещё не конец. Барьер выдержал остатки ударной волны, целиком поглотил энергию, дошедшую до этого места. Но скоро будет ещё волна, и тогда здесь всё будет гореть. Надо спешить.
Южно-Африканская республика. Территория заповедника Мадикве, недалеко от границы с Ботсваной
Ньякане, наклонившись вперед в кресле, выжидающе смотрел на сидящего за столом Тафари. Тот держал в руках телефонную трубку старого стационарного аппарата. Лицо его выражало усталость и безнадежность. Сквозь тишину, висевшую внутри помещения, до слуха Тендаи отчетливо долетали однообразные гудки: вызываемые операторы не отвечали.
Не отвечал головной офис на Бавиаансклооф. Не отвечал доступный канал связи в министерстве туризма, в министерстве полиции и даже в министерстве внутренних дел.
Тендаи откинулся на спинку кресла. Он видел, как Тафари, подняв глаза на него, а затем переведя взгляд на Палесу, покачал головой. Как он положил трубку на рычаг и, тут же подняв её, набрал следующий номер.
В трубке вновь раздались длинные, безответные гудки. Тафари отрешенно посмотрел на включенный экран стоявшего перед ним небольшого черно-белого телевизора. Звук был давно выключен, так как на протяжении вот уже двух часов по SABC 1 крутят один и тоже репортаж.
Европа, Азия и Америка в огне. Немногочисленные фотографии с оставшихся на орбите спутников, короткие, успевшие попасть в сеть клипы с мобильных устройств находящихся в воздухе пассажиров авиарейсов и видеофрагменты с борта Международной космической станции запечатлели страшный момент истории Земли. Сотни росчерков конденсационных следов от движения ракет в стратосфере зелено-голубой планеты, несущихся со скоростью несколько тысяч километров в час навстречу друг другу. И первые вспышки взрывов внизу, на земле. Яркие, мгновенно разрастающиеся в гигантские огненные шары, отчетливо видимые сквозь бледные воздушные островки облаков.