Эйвинд улыбнулся. Старый знакомый… Действительно старый, если учесть, сколько лет он по собственной воле пролежал в стазисе.
Он подошел ближе.
– Доброго дня тебе, Эйвинд.
– Здравствуй, Мамерон. Узнал по звуку шагов или по запаху?
– Она подсказала, – посол указал вниз. Хеймгардец улыбнулся: под ногами Мамерона лежала, задрав свою страшную голову, его неотъемлемая спутница.
– Я слышал, – Эйвинд вернулся взглядом к хозяину животного, – что ты намерен улететь на родину.
– Всё верно, – посол кивнул. – Моя роль дипломата на этой планете несколько затянулась.
– Отбыл бы вместе с представителями народа кентавров…
– Нет, – Мамерон покачал головой. – Я желал отомстить лично.
Эйвинд нахмурил брови, отвел взгляд от посла. Посмотрел вдаль. Там, среди моря зелени то здесь, то там, поверх крон многовековых гигантов виднелись прозрачные полусферы – купола зданий одного из центров научных достижений цивилизации Хеймгард.
– Но ведь, – взгляд молодого ученого застыл, – ты обрек себя на невероятно страшную судьбу. Никогда не задумывался об этом?
– Ты про то, что я лишил себя возможности видеть, как взрослеют мои друзья и знакомые? Про то, что спустя немыслимое количество лет, проведенных в стазисе, я вернусь в родной мир ничего не соображающим изгоем?
– Значит, уже думал над этим, – Эйвинд усмехнулся.
– Ты не первый, кто спрашивает, – Мамерон тряхнул косматой медвежьей головой. – Но я тебе отвечу так: кроме тех, кого я потерял в той войне, больше родных у меня не было. Именно поэтому я принял решение погрузить себя в стазис-капсулу и ждать подходящее время для мести. А что до дальнейшей моей участи в родном мире… я легко смогу найти себе роль в виде пыльного музейного экспоната.
– Да, на эту роль ты подойдешь лучше всего. Пыли в твоей шерсти предостаточно.
Мамерон повернул голову, но не в сторону собеседника, а вбок. Повел ухом:
– Ты это слышишь? Что за дивные песни? Сколько силы и красоты в них! Кто это поет, мудрый Эйвинд?
– Это валькирии. Они поют о героях, павших в этой битве.
– Но песня не похожа на плач. В ней явственно слышны ноты торжества.
– А там и не должно быть печали. Это песнь радости. Ты разве забыл?
– Да, – Мамерон кивнул. – Всё время забываю об этом.
День второй
Российская Федерация, Москва. Станция метро «Алексеевская»
Его опять вырвало – он едва смог добежать до тоннеля. Лучше уж перетерпеть и держать всё в себе, чем вывалить содержимое практически пустого желудка под ноги. И ладно бы, только под свои. Рядом охает, не переставая, старый ученый, а к нему то и дело захаживают бывший машинист, больше похожий на маньяка-социопата, и девчонка-доктор. И если вторая ничего плохого ему, Роме, не сделает, то первый, ещё чего доброго, схватит за шкирку и начнет им же, Ключинским, вытирать его же блевотню. Видите ли, здесь Александр Петрович отдыхать изволит… И чего они оба так с ним возятся? Старый дед, которому жить-то осталось от силы пару лет. И лично он, по мнению Романа, никакой ценности для будущего не представляет. Сил уже нет, детей заделать тоже не может. Нахрена он нужен? Сейчас, после окончания ядерной войны главная ценность заключается в сохранении молодых и здоровых. Именно они должны возрождать человечество заново. Взять хотя бы того же бывшего машиниста, которого старикан упорно называет Сергеем Александровичем. Вообще, все тут зовут его Вартом. Что это за погоняло такое, фиг разберешь, но это и не важно. А важно то, что ценится он не потому, что раньше работал в метро, метро-то уже сутки как нет, а потому что здоровый и сильный. То же самое доктор Оля. Ведь ясно, что доктором она никаким не является, даже старик признал это. Без всех своих лекарств и разных аппаратов она ровно ноль. Но Оля молодая и реально красивая. А вот старик им зачем? Оберегают его так, словно он из золота сделан. А если разобраться по-нормальному, то жизни его ничто не угрожает. Этого самого… пневмоторакса у него нет. Только ребра сломанные. Вот у него, Романа, например, самое настоящее сотрясение мозга. Которое очень вовремя напомнило о себе.
Вчера вечером Варт подошел к Роме и сказал, мол, «хватит валяться, надо идти помогать остальным». Он, Ключинский, конечно же, встал и пошел. Попробуй скажи ему «нет». Но когда удалось сделать несколько шагов, почти отпустившее головокружение резко возобновилось. Романа повело в сторону, а потом знатно так прополоскало. Работник из него сейчас был никакой, поэтому Варт отстал. Ключинский дополз до своего места и был через какое-то время осмотрен Олей, которая и сказала, что у Романа самое настоящее сотрясение мозга. И ещё закрытая черепно-мозговая травма. Короче, вещи реально опасные. Это не пара ребер сломанных, тут целый мозг поврежден.
На вопрос, что теперь делать, Оля ответила, что ничего. Типа, лежать и ждать, само пройдет. Добавила только, что тошнота и рвота могут повторяться даже с пустым желудком. Хрен знает, как это вообще может быть, но Роман спорить не стал. Пусть говорит, что хочет. Главное, теперь от него отстали и можно ничего не делать совершенно официально. К тому же он здесь такой не один. Кругом куча раненых.
Ключинский добрел до своего места и, стараясь придать своему лицу наиболее изнеможенное выражение, устало опустился на пыльные плиты пола, уперся спиной в груду насыпи. Надо стараться и дальше изображать из себя больного. И не терять бдительности: теперь тут светло и всё всем видно. Вообще никуда не денешься. Припашут убирать сортир или растаскивать очередной завал.
Как и говорил старикан, людям во главе с Вартом… мля, почему «Варт»? Что за убожество?.. Короче, им удалось отыскать складское помещение, где был расположен генератор, работающий на солярке. Комната оказалась реально большой. В ней, помимо уже упомянутого генератора, ещё обнаружились источник питьевой воды и работающий туалет. К последнему сразу же выстроилась очередь, и вскоре сортир оказался забит. Всё это начало дико вонять, но людей это не остановило. В туалет хотели все. Потом оттуда вообще полилось через край и «комфортные» походы закончились. В итоге, чтобы полностью не загадить помещение, в котором, помимо генератора, находился ещё и запас топлива, под туалет отвели второй из двух сохранившихся в целостности тоннелей. Так что теперь воняет уже из двух: из первого начинает нести сваленными там трупами, из второго – говном. Но выбора особо нет.
Этого Варта, после того как он отыскал комнату с генератором, чуть ли не на руках носили. Хотя что тут такого, Рома до сих пор понять не мог. То, что в метро есть генераторы, известно всем, кроме конченых имбецилов. Нужно было просто планомерно обыскать все запертые помещения, растаскивая завалы. А вот то, что эта комната оказалась сбоку от главного завала, было несказанным счастьем, и Варт тут совсем ни при чем.
После обнаружения генератора здоровенный жлоб вернулся к старику. Вновь несколько секунд слепил в глаза своим фонарем, после чего увел соседа Ромы в темноту. Мол, нужно присутствие умного человека. Там, типа, стоят таджики, которые вроде как в электрике шарят, и сам он тоже может кое-что, но было бы лучше…
Ключинский скривился. Да ерунда всё это! Просто хочет показать значимость старика и не хочет сам показаться тупым. Вот и весь расклад.
К тому моменту, как генератор запустили, Рома уже уснул, а когда проснулся, станция была освещена. Настоящим освещением, которое было тут раньше, назвать это язык не поворачивался: из всех светильников в рабочем состоянии осталось по три-четыре штуки возле рельсовых путей, да три в центральной части станции. Из них повыкручивали почти все ртутные лампы, которые были куда-то сложены и являлись теперь единственным запасом на случай выхода из строя работающих.
Ключинский улегся, отвернулся к «стене» и закрыл глаза. Хорошо, что его всё время мутит и о еде он пока не думает. У остальных с этим делом всё намного хуже. Те, кто смог вовремя добежать до метро после объявления эвакуации, имели при себе какой-то запас еды. Те же, кто был застигнут войной в процессе поездки, как он, ничего с собой не имели. Ну, если не считать стакана кофе, банки какого-нибудь энергетика да шоколадки. Народ сейчас предпочитает заказывать еду. Благо в Москве с этим делом всё обстоит нормально: доставка и всё такое.
В итоге, когда наверху рвануло и люди на станции оказались отрезаны от внешнего мира, ближе к вечеру у тех, кто выжил, появился вполне резонный вопрос: «что жрать?» И народ тут же разделился на множество групп.
Первыми были те, кто имел с собой хоть какой-то запас еды. Их отличало то, что вроде бы разрозненные люди оказались объединены по непонятным Роману принципам в небольшие подгруппки. То ли родственники, то ли друзья, фиг разберешь.
Вторые – обладающие едой одиночки, которые по ряду, опять-таки, неясных причин не захотели ни к кому присоединяться. Хотя чего тут непонятного? Тупо не желают делиться жратвой, вот и всё.
Следующую группу представляли оставшиеся без еды граждане. Их Рома определил для себя как «агрессивных». Несколько драк, вспыхнувших ближе к вечеру, впрочем, очень быстро сошли на нет. Чем там в итоге закончилось дело, Ключинский интересоваться не стал, предпочитая держаться подальше от таких личностей. А то ещё прилетит снова по голове. А вот Варт за кого-то пошел впрягаться. Вернулся он очень быстро, чего и следовало ожидать, так как спорить с подобным «шкафом» никто в здравом уме не стал. Вместе с ним пришел ещё какой-то человек. Как он выглядел, Роман не знал. Поворачиваться не хотелось. Но зато диалог пришлого с Вартом можно было разобрать во всех деталях.
– Благодарю тебя. Одному отбиться так легко у меня не вышло бы.
– Еды захотели?
– Конечно. Окружили вчетвером – и давай угрожать, сучье семя.
– Чужие?
– А тут уже и не разберешь, все перемешались. Многим же всё равно, лишь бы самим сыто было.
– Да. Мы с Александром Петровичем уже обсуждали вчера этот момент. И сошлись на мнении, что скоро дела у нас могут начать складываться весьма скверным образом. Мы-то с тобой сможем продаться подороже. А вот профессор или та же Ольга… Их судьбе я бы не позавидовал.