– Думаешь, всё может быть так плохо?
– А ты считаешь иначе? – Варт усмехнулся. – Вроде похож на здравомыслящего человека. Ладно этот, – Роман почувствовал на себе короткий взгляд, но оборачиваться, чтобы проверять свою правоту, не стал, – ещё может верить в непогрешимость ценностей, декларируемых праздником, который отмечался четвертого числа. Но ты-то… Если ситуация станет действительно критичной, начнется деление народа в рамках жесткой сегрегации.
– Жаль, что мы не можем вернуть упорядоченность старого мира. Там было всё относительно тихо.
– Не было там никогда никакой тишины, только временное затишье. Большинство очень скоро должно было начать говорить в открытую. До этого момента сдерживающим фактором являлось щедрое финансирование и хоть какое-то влияние уголовного кодекса и прочих федеральных законов. Но когда к власти в превалирующем большинстве пришли бы заинтересованные люди, правила были бы тут же отменены, как идущие вразрез с законами совсем иного толка. Ведь таких, как я или ты, или Оля, или Александр Петрович терпят и не трогают только тогда, когда мы удобны или не мешаем. Но сколько вокруг ситуаций, когда кто-то мешал? Вот и выходит, что теперь здесь чужие мы.
– Вот же гады!
– Кто?
– Они.
– А при чем тут они? – Варт усмехнулся. – Вернее, почему они? Мы сами виноваты. Во всем, что происходит сейчас…
Чем тогда закончился разговор, Рома дослушать не смог, его сморил сон. Да, в общем-то, немного он потерял, так как всё равно было непонятно, про что толкуют эти чуваки. Фигню какую-то порют. «Федеральные законы»… Понимали бы они ещё в этих законах. Один машинист, а второй, небось, какой-нибудь слесарь. А всё туда же…
– Здравствуйте, Александр Петрович, – судя по голосу, к бесполезному старикану вновь зашла в гости доктор Оля. – Как себя чувствуете?
– Благодарю вас, Ольга Владимировна. Я в прекрасном расположении духа. Вы так заботливы… Позволите преподнести вам небольшой подарок?
– Ой! Это что, конфета?
– Берите, берите! Мне она ни к чему. А вам нужно питать свой мозг глюкозой. И не отказывайтесь. Я вас прошу.
– Ну, хорошо. Я тогда, с вашего позволения, отнесу её одной девочке…
– Помогите! Помогите! Доктора!
Истошные крики приближались.
– Доктор! Там человек умирает! Спасите! Скорее!
После таких воплей притворяться спящим было уже глупо. Ключинский изобразил на своем лице максимально несчастное выражение и, торопливо развернувшись, сел.
К ним бежала полная низкорослая женщина.
– Ай! Скорее! Там дочка умирает! Доктор, скорее!
Сидевшая возле профессора Ольга подхватила свои нехитрые медицинские инструменты и поспешила вслед за неожиданной вестницей. Идти долго не пришлось: у дальнего края станции виднелась беспрерывно галдящая толпа женщин и мужчин. Понять, что происходит, было совершенно невозможно. Подбежавшая к ним спутница Ольги начала что-то выкрикивать на незнакомом языке, и толпа расступилась перед Ольгой, давая проход. Вскоре доктор оказалась в центре небольшого круга. В середине, на пыльной плите лежала молодая девушка. Ольга опустилась рядом.
Внешних повреждений нет. Она приподняла девчонке веки с густыми ресницами, убедилась, что зрачки одинаковые. Уже хорошо. Отработанным движением накинула манжетку на безвольно висящую руку, измерила давление. Девяносто на шестьдесят. Низковато, но ничего, пойдет. Нацепила на один из пальцев пульсоксиметр. Приборчик долго не мог считать показатели пульса и сатурации, но это и неудивительно: через длинные наращенные ногти сделать это практически невозможно. Но с насыщением крови кислородом проблем быть не должно: дышит девчонка спокойно и глубоко, губы не синие.
Ольга взяла её за запястье, прощупала пульс. Частит. Надавила на точку в районе ключицы. Девчонка сморщила нос. На боль реагирует.
Теперь можно и поговорить.
– Ты пьешь какие-нибудь таблетки?
– Она не понимает по-вашему, – над Ольгой навис высокий мужчина с большой черной бородой.
Анисимова подняла на него взгляд:
– Тогда переводи, чтобы понимала.
– Со мной говори.
– Мне надо поговорить с ней.
– Я буду переводить, – к Ольге подсела ещё одна молодая девушка. Наверное, родственница той, что сейчас лежала на полу. – Что нужно узнать?
– Она пьет какие-нибудь таблетки?
– Дуца таблеткаби рахъулел ругищ?8 – «переводчица» взяла лежащую девушку за руку и протараторила вопрос.
Длинные ресницы начали мелко дрожать. А затем девушка едва различимо прошептала:
– Ууна.9
«Переводчица» быстро посмотрела на Анисимову и, мотнув головой, цыкнула.
– Она принимает какие-нибудь препараты постоянно? – Ольга повторила вопрос.
– Нет! Нет! – приведшая её сюда толстуха вклинилась в разговор. – Она ничего не принимает! Доктор, что с ней? Она умирает?
– Пока что не собирается.
– Что с ней?
– Просто обморок. Она не беременна?
– Что?!
– Беременность у неё есть?
Лежащая на полу девушка открыла глаза. Встретилась взглядом с замершими от неожиданности матерью и сестрой. Поднесла руки к лицу и тихо заплакала.
– Зевар! Мун лъимер гьабизе йигищ?10
Анисимова перевела взгляд с рыдающей девчонки на её мать. Только что выглядевшая ошарашенной, но вполне здоровой женщина схватилась за грудь и рыхлой массой осела на пол. На посеревшем лице отобразилась гримаса боли.
Только этого не хватало!
Ольга схватила её за запястье, посмотрела на лицо. На побледневшем, мокром от пота лице отчетливо выделялись посиневшие губы. Пульс едва улавливался. Был слабым, но частым и неровным.
– Где болит?
– Сердце! Сердце болит!
– В руку и в спину отдает?
– Да!
Последнее слово Анисимова разобрала с трудом: кругом кричали и выли стоящие рядом люди.
– Мне нужны таблетки! Мочегонные и обезболивающие! Вы меня слышите?
Женщина начала тяжело дышать. Ольга схватила фонендоскоп, задрала наверх зимнюю куртку женщины. Под ней оказалась черная ткань какого-то платья. Хорошо, что тонкая, прослушать легкие можно и так. Хотя то, что ожидала услышать Ольга, можно было определить уже дистанционно: нарастающее влажное бульканье.
– Мне нужны таблетки! Найдите их! У неё начинается отёк легких!
***
В следующий раз он проснулся от шума разговоров или от… холода?
Ключинский открыл глаза, сел. Растерянно поморгал и осмотрелся по сторонам, туго соображая спросонья.
Кругом горел свет. Но к этому, по всей видимости, придется привыкать. По крайней мере, до тех пор пока до кого-нибудь из этих дураков типа Варта не дойдет, что топливо для генераторов вообще-то не бесконечное и пора уже начинать задумываться о том, чтобы экономить жизненно важный ресурс. Заодно неплохо было бы урегулировать (посредством организации графика работы генератора) суточный режим, чтобы люди могли хоть примерно догадываться о том, день сейчас или ночь. Вот он, Роман, допустим, вообще уже потерялся во времени. Телефон и электронные часы, синхронизированные с ним, сдохли. И теперь время можно определить, только если найдешь у кого-то механические часы.
Ключинский уселся поудобнее, нахохлился. Втянул голову в плечи и, запустив руки себе в подмышки, угрюмо, исподлобья посмотрел на сидящих рядом имбецила, старикашку и девчонку-докторшу. Пфф… Такая себе специалист. Иначе уже давно рассказала бы этому Варту и своему ненаглядному профессору о том, что спать при включенном свете очень вредно. Там начинает не вырабатываться какой-то гормон, и можно с ума сойти. Рома всех нюансов не помнил, но, собственно говоря, ему это и не нужно. Он, в конце концов, не врач. Да и никто тут не врач, даже эта Оля. Наверняка получила диплом за счет красивого лица и накаченной задницы. А теперь, когда тут нет нормальных специалистов, можно и умную из себя построить. Всё равно никто не догадается. Хотя, наверное, с такой внешностью можно быть и тупой. Всё равно не пропадешь. Вон, как та, что лежала здесь молча всё это время. С которой ещё старый маразматик помешал замутить.
Рома так и не выяснил, как её зовут. Девица реально не произнесла за всё время ни одного слова, а потом просто молча встала и ушла. Ключинский видел её пару раз у источника питьевой воды. Хотел было попытаться заговорить с красоткой ещё раз, но быстро сообразил, что девчонка примкнула к какой-то новой компании, и подходить не стал. Не хватало ещё получить от этих неадекватов. Выглядели они все крайне напряженно и агрессивно.
Так что теперь, если и начинать мутить, то только с этой Олей. Она рядом и выглядит не то, чтобы более доступной, но гораздо лучше вступает в контакт. Не строит из себя звезду и недотрогу.
А что там вообще происходит? Что за движ странный?
Рома зябко повел плечами. Бросил хмурый взгляд в сторону, откуда доносилось множество голосов.
Такое ощущение, что митинг или предвыборные дебаты. Может, стоит сходить и посмотреть? Вдруг и правда решили выбрать местного президента? Тогда, возможно, хотя бы решится вопрос с едой…
Краем глаза Роман заметил придвинувшуюся к нему тень и вздрогнул.
– Привет, Сень.
– Здорово, Варт, – Сеня уселся рядом с машинистом. – Здравствуйте, профессор. Здравствуйте, доктор. Привет, – последнее слово было брошено Роме – видимо, чисто из вежливости. С такой интонацией, что было сразу ясно: ему на Романа тоже насрать, как и Варту. Реально за человека не держат, ублюдки. Что плохого он им сделал?
– Слышали новость?
Машинист молча кивнул.
– Нет, – Ольга и профессор покачали головами.
– Эмиль организовывает группу, чтобы идти к Метро-2.
– Кто такой Эмиль?
– А хрен его знает. Говорит, диггер с большим опытом. Хочет идти вместе с добровольцами искать помощи у военных.
– Я всегда считала, что Метро-2 – это одна из городских легенд. Как и «Жужжалка», – Ольга посмотрела на Семёна, перевела взгляд на Варта. – Серёж, это правда? Оно существует?