– Официально его существование никто не признавал, но… да. Оно есть. Несколько лет назад среди машинистов депо «Замоскворецкое» проводили набор для работы на какой-то линии, расположение которой не афишировали. Зарплату обещали в три раза больше. Желающих было дофига, но отобрали только одного.
– И что? Он что-то рассказывал потом?
– А его после этого никто и не видел. Исчез, как будто и не было человека. Матери его даже звонили, но она трубку не взяла.
– А правда, что это метро идет прямо от Кремля за город?
– Я не могу тебе сказать точно. Я там не был, и я не диггер, поэтому где правда, а где слухи и домолвки, судить не берусь. Могу рассказать то, о чем слышал лично. Однако, повторюсь, всё это слухи.
Говорят, секретная линия соединяет сразу несколько объектов. Один из них находится под Кремлем, другой – под зданием МГУ, там есть огромный подземный город. Он лежит на глубине трех сотен метров и может вместить в себя около десяти тысяч человек. Есть и ещё две точки. Спецобъект в районе Раменки – поговаривают, что там располагается дивизия РВСН. И второй объект, если судить по расположению дальних воздухозаборников, – правительственный аэропорт Внуково-2.
– Значит, под тем же МГУ действительно могут спастись люди, – кивнул Семён.
– Если только не правы другие слухи, – Варт пожал плечами. – Говорят, к середине девяностых эта система бункеров оказалась заброшена и затоплена. Так что пятьдесят на пятьдесят: либо всё это после окончания холодной войны оказалось похерено, либо с приходом новой власти систему удалось восстановить. Поди разбери.
– Если предположить, что всё уцелело, – на этот раз вопрос задала Ольга, – в эти бункеры можно попасть?
– Конечно. По слухам, сбойки есть на перегонных тоннелях в районе Александровского сада, возле Лубянки и в районе Васильевского спуска.
– Но если входы расположены там, то каким образом этот диггер хочет дойти отсюда?
– Это тебе лучше спросить у него, – Варт усмехнулся. – Ему виднее. Он же диггер.
– И много людей собирается идти с ним?
– Достаточно. Точной цифры не знаю, но, судя по тому, что я видел, около сорока человек.
– Их можно понять, – вздохнул Александр Петрович. – Люди напуганы. Люди подавлены и готовы цепляться за любую возможность, чтобы выжить. Особенно после того, как у них на глазах умерла от инфаркта та женщина.
– Интересно, почему именно этот случай стал пусковым механизмом? – Семён с интересом посмотрел на Пушкова.
– Мне кажется, – старый профессор откашлялся, – дело тут в простой бытовой психологии. Сутки назад мы все чудом избежали смерти. И за прошедшие двадцать с лишним часов многие выжившие, смирившись с ситуацией, начали адаптироваться под изменившиеся условия существования. Раз ты жив и тебе повезло больше, чем остальным, значит, жизнь можно наладить. Заботы отодвинули на задний план саму вероятность того, что любой из нас смертен. Ведь мы, живя в прошлом мире, ежедневно совершали поездки на общественном транспорте, не думая о тех сотнях или даже тысячах, кто ежедневно гибнут в автокатастрофах. Мы знаем, что умрем когда-нибудь в старости. И вот, происходит беда. И здесь, на месте, нет никакой возможности оказать эффективную помощь. Какой напрашивается вывод? Идти туда, где эта помощь есть. К тому же не стоит забывать и о других проблемах, так и оставшихся нерешенными. Многие же совсем не дураки и понимают всю сложность ситуации, в которой мы оказались. Сейчас только второй день нашего вынужденного заточения, а проблем уже вагон и маленькая тележка. И в первую очередь это касается еды. Её просто нет. Ольга Владимировна, сколько дней человек может прожить без еды, при условии экономии энергии и наличия воды? Четырнадцать? Благодарю вас. Две недели, из которых прошло два дня. Хорошо, что у нас есть источник воды. Пока что бесперебойный. Это помогает немного приглушить голод. Но мы можем вскоре лишиться и этой жизненно важной поддержки. Когда-нибудь у нас закончится топливо и тогда встанет насос, который сам по себе может по целому ряду причин выйти из строя. Водяная артерия может быть перекрыта в силу продолжающейся тектонической активности близлежащих пород. В конце концов, вода может просто замерзнуть в трубе, ведь начинается ядерная зима. Сам источник воды, откуда она поступает, также может замерзнуть или же получить радиационное заражение.
– Не стоит забывать ещё и о том, что в тоннеле у нас множество трупов. Они уже начали разлагаться и скоро могут стать причиной вспышки инфекции. Без лекарств наша станция очень скоро превратится в одну большую братскую могилу. И я не знаю, что с этим можно сделать. Сжигать трупы нельзя. Вентиляция не справится с таким объемом угарного газа. А закопать их у нас не хватит сил.
– Вы правы, доктор. И многие также понимают надвигающуюся беду, поэтому собираются идти за этим диггером. Мне думается, через пару часов мы с вами будем точно знать, какое количество людей верит ему и идет с ним. Или не верит, но всё равно идет. Подальше отсюда. Какой процент верит, но будет сидеть тут в ожидании новостей, потому что не хочет рисковать своей жизнью. А кто уже ни на что надеется и просто ждет любого расклада.
– На месте этого диггера, – усмехнулся Семён, – я бы не стал так уж сильно рассчитывать на военных.
– Почему?
Все четверо посмотрели на Романа.
Ключинский, неожиданно для всех задавший вопрос, уловил на себе явно недружественные взгляды и стушевался. Да, он не смог сдержать эмоций. Такое бывает с нормальными людьми. Нормальными! А не всякими маразматиками и имбецилами. Такое бывает, когда на протяжении получаса вселяют надежду на то, что где-то рядом есть спасительное место, где должен быть запас еды, медикаментов и нет трупов. Где созданы человеческие условия, чтобы переждать весь этот песец. И вот теперь, когда Роман почти уверовал в то, что всё может пойти хорошо, этот Семён заявляет, что лично он не отправился бы за помощью. Естественно, у каждого здравомыслящего человека возникает резонный вопрос. А эти опять смотрят на него, как на последнее говно. Если такие умные, взяли бы да ответили.
– Это ни к чему не приведет, – Семён все-таки снизошел до пояснения.
– Почему?
– Потому что люди могут просто не добраться до бункера. Никто не знает, какое количество тоннелей уцелело. Наверняка многие из пролетов завалены. А те, что ближе к реке, уже затоплены. К тому же сложно отыскать направление и вход без соответствующих карт и схем… Возможно, они есть у диггера с собой или в голове… не знаю.
– Но, если он ведет людей, значит, уверен в себе. Значит, он знает, куда идти.
– Предположим, – согласился Семён. – Допустим, они дойдут до конечной точки. И увидят, что от неё остались радиоактивные развалины.
– Почему?
– Да потому что! Неужели ты полагаешь, что если про Метро-2 и Раменки известно Варту, Эмилю и ещё куче других людей, то про всё это не известно разведке наших противников? Все всё знают. По крайней мере, о том, что выстроено давным-давно. Насколько я помню из рассекреченных данных американских военных семидесятых годов, по Москве в случае ядерного конфликта предполагалось нанести около двадцати ударов. С того момента планы, конечно же, изменились, как и боевая мощь стоящих на вооружении ракет. Так что над нами сейчас радиоактивная пустыня, тянущаяся за МКАД на полсотни километров.
– Но защита может и выдержать! Если они знали про нас, то и наши военные должны были знать про них всё. Про то, что ядерные ракеты совершенствуются, и что необходимо усиливать собственную защиту. Разве не так?
– Хорошо. Допустим, ты прав и военные в Раменках или люди под МГУ выжили. Дальше что?
– В смысле, «что»?
– Ну вот ты дошел до двери бункера, и что будешь делать? Стучать молоточком, просить, чтобы тебе открыли и впустили внутрь?
– Да.
– А зачем им тебя впускать?
– Как это зачем? – от тупости вопроса и от насмешливого тона очередного неадеквата у Романа пропал дар речи. Он в замешательстве и со злостью продолжал смотреть на сидящего перед ним Семёна: – Как это зачем?
– А ты кто? – Семён вновь усмехнулся.
– Я? Я… человек. И гражданин.
– Не существует больше никаких государств, и гражданств тоже нет. Так что это не сработает. Для них ты никто.
– Но почему? Я же чело… – начал было Роман, но Семён его перебил:
– Ты кто? Профессор, обладающий знаниями, которые сейчас необходимо сохранить, в силу того что электронные и бумажные источники уничтожены? Нет. Может быть, доктор или медсестра? Нет. Ты преподаватель, инженер, слесарь, строитель, агроном? Зоотехник или ветеринар? Может быть, электрик или машинист? Нет? Тогда для чего ты им? Объедать лишним ртом и тратить ограниченные ресурсы? Поверь, таких, как ты, в Раменках сейчас вагон с прицепом и шесть тележек. Потому что у каждого из военных есть семья и родственники. И родственники родственников. Думаю, личный состав получил оповещение об угрозе начала конфликта чуть раньше гражданских. Чтобы ты сделал на их месте, если бы у тебя под боком были твои дети, жена, родители? Забрал бы с собой. Так поступили бы все нормальные люди. И я более чем уверен, что имеющиеся запасы бункера не были рассчитаны на поток хлынувших в него людей. Так что любой из тех, кто не является избранным в силу родственных связей и не является обладателем полезных навыков и умений, не получит пропуск в безопасное место.
Ключинский почувствовал, как в горле образовывается перехватывающий дыхание ком. И как на глаза, помимо его воли, наворачиваются слезы злости и отчаяния. Слезы осознания безвыходной ситуации.
Чтобы не получить в свой адрес новую порцию насмешек, он лег, отвернулся к стене и весь обратился в слух.
Какое-то время слышалось только покашливание старого маразматика, после чего раздался голос Семёна:
– А что такое «Жужжалка»?
– Это одна из радиостанций Западного военного округа, работающая там примерно с середины пятидесятых годов, – ответил Варт. – Если на неё настроиться, то будет слышен повторяющийся жужжащий сигнал. Через каждые две с лишним секунды. Собственно, поэтому она и получила такое название. Но иногда жужжание в эфире прерывается и можно услышать, как кто-то произносит непонятно к чему относящиеся слова: «Карандаш», «Омертвление», «Красопух». А иногда в эфир пробивается «Лебединое озеро» или гимн СССР. Есть мнение, что внезапно появляющиеся в эфире слова – это кодовые послания, означающие, что люди, там, на месте, постоянно находятся в состоянии полной боевой готовности. Витька «Аллигатор» говорил вчера, что за минуту до объявления эвакуации в эфире прозвучало слово «Заря».