— Ты Марта, да? Папа говорил, что ты в гости сегодня придешь…
— Да, я Марта. А ты, стало быть, Таточка… Надо же, какая большая…
— Я не большая, мне всего шесть лет. Просто я очень самостоятельная. Я даже сама во Дворец спорта на фигурное катание хожу, вот.
— Ну, так Дворец спорта на соседней улице… Если по дворам, то наверняка пять минут ходу…
— И что? Других все равно родители водят, а я сама!
— Да молодец, молодец, Таточка. Я ж не спорю. Давай заходи. Чего мы через порог разговариваем?
— Не зови меня Таточкой, мне не нравится… Лучше Таней меня зови. Я и папе с мамой тоже говорю — не называйте меня Таточкой! А они все равно…
— Хорошо, пусть будет Таня. Мне, кстати, Таня тоже больше нравится, чем Таточка. Тем более ты же здесь хозяйка, как скажешь, так и назову. А я просто в гости пришла. И ты должна меня как-то развлекать. Давай развлекай.
— Ну, я не знаю… Хочешь, рисунки свои покажу? Или давай сядем в гостиной и просто поразговариваем?
— Ага. Давай поразговариваем. А о чем?
— Ну, расскажи мне что-нибудь… Про себя… Про свою жизнь…
— Про жизнь, говоришь? Ну, давай про жизнь… А я замуж выхожу, Таточка. Ой, прости, Таня… Можешь меня поздравить.
— Поздравляю…
— Спасибо. А ты на свадьбу ко мне придешь? Я тебя приглашаю!
Таточка задумалась на мгновение, опустив глаза, потом снова подняла их на Марту и выпалила с неожиданной язвительностью:
— А мою маму ты тоже на свадьбу позовешь, да? Ведь не позовешь, правда?
— Ну почему же не позову… — немного растерялась Марта. — Пусть приходит, если захочет… Отчего же…
— Но ведь твоя мама рассердится, если ты мою маму позовешь, правда?
— Думаю, нет. Не рассердится. Не пере- живай.
— Да я и не переживаю… Я просто так спросила… Я думаю, мама все равно к тебе на свадьбу не пойдет. Папу отпустит, а сама не пойдет… Но переживать будет, я знаю. Она у меня такая, очень переживательная. Мне кажется, она думает, что папа все еще твою маму любит…
— Да с чего ты так решила? Нет, конечно!
— Да я-то знаю, что нет… Но моя мама… Она ведь женщина. А женщины всегда сомневаются и всего боятся… А еще я слышала, как мама с тетей Тамарой разговаривала — это ее подружка, тетя Тамара… И говорила ей, что боится… Что мой папа очень любил свою бывшую жену… Ведь твоя мама и есть эта бывшая жена, правда?
— Ну зря она боится, вот что я тебе скажу. И ты об этом не думай, иначе тоже бояться станешь, поняла?
— Поняла…
— И вообще, давай тему сменим, какая-то она слишком взрослая! Пойдем лучше рисунки твои смотреть…
Пришедшие отец и Маруся застали вполне мирную картину — они сидели голова к голове, рассматривали рисунки. Марта подняла голову, глянула на отца, и он ответил ей благодарным взглядом. А Маруся улыбалась так радостно, будто Марта и впрямь осчастливила ее своим воскресным визитом. И чего радуется, интересно? Видно ведь, что старается, что радость впереди заботы бежит, прикрывая ее своей широкой радостной грудью. А забота — вот она, никуда не делась. Денежные долги, в которые залезет отец семейства, — разве не забота? А как вы хотели, дорогие мои? У отца семейства забытая доченька есть, и ей надо выложить на свадьбу круглую сумму… За все надо платить, дорогие мои. Тут радостной улыбкой не отделаешься.
Домой Марта возвращалась с двояким чувством. С одной стороны, цель ее визита была достигнута и отец обещал раскошелиться на свадебные расходы, а с другой… Как-то неприятно все это было. Будто вторглась в чужую семью со своими проблемами, как с протянутой рукой. Заставила о себе вспомнить и себя любить…
А может, у всех детей разведенных родителей такая проблема и зря она так? Может, надо заставлять себя любить? Может, эту любовь никаким способом нынче и не добудешь? Хотя… При чем тут любовь… За деньгами же к отцу ходила, а не за любовью… И цели своей добилась. Вот и хорошо, вот и молодец, если так… Любовь любовью, а цели целями остаются, как бы там ни было. И все, и не стоит об этом думать больше! Вперед, только вперед…
Свадьбу решили играть в ресторане, который заказала Ирина Ильинична. Как-то так получилось, что все свадебные заботы легли на ее плечи, но она нисколько этому не сопротивлялась, а, наоборот, получала огромное удовольствие от процесса — по крайней мере Марте так показалось. Даже платье они ходили покупать вместе, и Деничкина мама сияла румянцем на щеках и блестела глазами, будто это не Марте, а ей самой предстояло надеть это платье и фату, скрывающую лицо.
— …А потом… Потом Деничка эту фату поднимет и увидит твои глаза… И все гости ахнут… Я видела недавно в одном фильме, как жених поднимает фату. Это так трогательно, правда? До слез трогательно…
Марта улыбнулась, кивнула молча. Она и не думала возражать Ирине Ильиничне. Ей было все равно. Она вообще запретила себе о чем-либо думать, чтобы не выскочить из этого спасительного и внешне вежливого «все равно». Да и жалко ей, что ли? Пусть женщина развлекается. Все-таки единственного сына женит.
— А ты совсем не волнуешься, да, Марточка? — осторожно спросила Ирина Ильинична, и пришлось вздохнуть глубоко, чтобы изобразить якобы глубоко спрятанное и радостное волнение.
— Отчего же не волнуюсь… Ужасно волнуюсь… — проговорила Марта тихо, поправляя фату. — Просто все чувства внутри себя держу… Очень стараюсь, по крайней мере.
— А почему? — ласково протянула Ирина Ильинична. — Ты ведь так юна еще, так прекрасна… Когда еще чувства свои выплескивать, если не в молодости? Вот я помню, когда замуж выходила, целыми днями то плакала, то смеялась! А то вдруг сомневаться начинала — любит ли меня будущий муж по-настоящему… Ты-то, надеюсь, в чувствах Денички не сомневаешься?
— Нет, Ирина Ильинична, не сомневаюсь. Может, поэтому я так спокойна. А еще у меня завтра экзамен, а я почти не готовилась. Столько хлопот…
— Ладно, тогда давай закругляться. Платье мы выбрали, фату тоже. Что осталось? Туфли? Но туфли давай на другой день отложим, экзамен важнее.
Сама свадьба получилась натужно торжественной и немного скучной, хоть приглашенный тамада и расстарался с напором избитых шуточек и конкурсов. А еще настроение Марте все время портил отец Денички — так пристально ее разглядывал, будто хотел немедленно, не отходя от свадебного стола, уличить в обмане. Он и на бывшую жену глядел с тем же вызовом — что, мол, тут происходит? Сама не видишь, кто есть эта невеста — на ней все ее коварные планы черными нитками по белому полотну шиты! На что Ирина Ильинична отвечала ему долгим укоризненным и даже немного гневным взглядом — и что, мол? Ты же нас бросил, сыном не занимаешься, а я совсем одна. Что я могла поделать? И если ты такой предатель, тогда и не смотри на меня с укоризной… Бросил сына, теперь получай результат.
Марта чувствовала себя очень неуютно, находясь в поле этого молчаливого и нервного диалога, и ужасно хотелось нахамить этому наглому папику. Ирине Ильиничне тоже хотелось нахамить, и не покидало чувство, будто она ее предала. Будто она оказалась разменной монетой ее давней женской обиды. А еще ужасно раздражало, как сильно ухватился за ее ладонь Деничка, как мнет ее дрожащими влажными пальцами, будто пытается успокоить. Чего ее успокаивать-то, интересно? Идет себе торжество и пусть идет… И пусть Ирина Ильинична со своим бывшим мужем продолжают выяснять отношения, если им приспичило… Это ведь свадьбу не отменяет!
К самой сердцевине торжества Деничкин папа сумел-таки развести свою досаду в хорошем коньяке, обмяк, потеплел глазами и даже пригласил невесту на тур вальса, и все принялись дружно аплодировать не в такт музыке, пока Марта изо всех сил пыталась удержать плотное папино тело в танцевальном состоянии. Слава богу, ей это удалось, и в конце новоиспеченный свекор изволил даже ручку поцеловать, и она присела в глубоком и благодарном книксене, и краем глаза увидела, с каким умилением на лице наблюдает за ней родной отец. Вроде и прослезился даже. Ах, какая у меня дочка, умница и красавица. Горжусь и рыдаю от счастья.
Да, довольно пошлая и обманчивая картинка получилась с обоими отцами, ничего не скажешь. Один ручку целует, хотя час назад разглядывал ее почти с ненавистью, другой слезу умиления пускает, будто только и делал последние годы, что доченьку свою любил да заботился. Забавно, забавно…
Потом и Деничка на примере отца совершил подвиг — пригласил на танец ее маму. И тоже пытался пройтись вальсом, хотя и понятно было, что при Деничкиной неуклюжести ничего из этого благого намерения не выйдет. Но мама очень ловко вышла из положения, сделав рукой выразительный жест в сторону музыкантов — давайте-ка что-нибудь веселенькое, разухабистое, чтобы в тему пошло — все-таки теща с зятем танцуют! Ну, музыканты и выдали цыганочку с выходом… Здорово получилось, да. Молодец, мама. Без всякого лицемерия обошлась.
А Маруся, новая отцова жена, на свадьбу не пришла. И правильно сделала, наверное. И Деничкин папа тоже пришел один. И тоже правильно сделал. Хотя не все ли равно, если честно. Свадьба закончится, и все разойдутся по своим домам и новым женам, а старые жены останутся в старых домах.
А после свадьбы началась новая жизнь. И к ней надо было привыкать и приспосабливаться, и перестраивать себя на другую тональность, как скрипку. Хотя нет… Скрипка — инструмент очень тонкий и нежный. А с нежностью в этой жизни никуда не пробьешься, да и где ее взять, эту нежность? Нет, если уж сравнивать, скорее, она контрабас. Тяжелый контрабас, в использовании неудобный, и надо основательно раскорячиться, чтобы извлечь из него музыкальные звуки. По сути, это ведь контрабас диктует музыканту свои условия. Не так явно, но диктует.
Хотя явное диктаторство было нецелесообразно, да и не к месту. Диктаторством доверия Ирины Ильиничны не завоюешь — так, чтобы полного и безоговорочного. Потому что, как ни крути, а всем в доме командовала она, и Марта вовсе не посягала на сложившиеся приоритеты. Войной тут ничего не решишь — только любовью, только любовью…