— Ладно, если так надо… А зачем тебе, Марта?
— Я тебе потом расскажу… В пятницу после обеда приеду из больницы и все скажу, и у тебя на выходные останусь.
— Из больницы? Ты сказала — из больницы? Что случилось, Марта?
— Да ничего не случилось! То есть случилось, конечно… Давай не по телефону, ладно? В пятницу приеду и расскажу. Но если тебе Деничка вдруг позвонит, пока меня не будет, скажешь, что я в аптеку ушла! Или в магазин!
— Да поняла я, поняла… И даже поняла, что с тобой случилось. Но почему, Марта?! Почему?
— Да все уже решено, Оля, давай без вопросов.
— Может, тебя встретить после больницы?
— Нет, я сама — поймаю такси… А ты лучше дома будь, вдруг Деничка позвонит. Он обязательно будет звонить, я знаю…
— Ладно, договорились. А Димке что я скажу? Я ж ему про температуру не смогу соврать, он сразу примчится!
— Ну, придумай что-нибудь.
— Ладно, я придумаю. А ты… Ты не боишься, Марта?
— Все, Оль, отстань! Мне сейчас не до твоих дурацких вопросов… Пока! Мне домой надо. Там Деничка с Ириной Ильиничной меня уже потеряли, наверное.
Вечером в пятницу Оля открыла ей дверь, с испугом отступила в прихожую. Прижав ладони к груди, проговорила тихо:
— Боже, какая ты бледная… Давай заходи скорей, раздевайся, иди ложись, я тебе на диване постелила. Хорошо, что мамы дома нет, она в командировку уехала…
— Да, это очень хорошо, Оль… Деничка звонил, да?
— Звонил, и не один раз. Я говорила с ним убитым температурным голосом, извинялась, что из-за меня тебе пришлось занятия пропустить. Он рвался приехать, чтобы помочь… Я еле отговорила.
— Спасибо, Оль…
Марта легла на диван, отвернулась к стене, со стоном обнимая руками живот. Оля присела рядом, осторожно погладила ее по плечу, проговорила тихо:
— Как же так, Марта? Ну как же так… Неужели тебе не жалко ребеночка?
— Да вот так, Оль. Не могу я… И не хочу.
— А Деничка был бы счастлив, наверное?
— Зачем мне сдалось его счастье? Я Никиту люблю. Я с ним встречаюсь. Поняла?
— Ой… Но так же не честно, Марта!
— Конечно, не честно. А я разве говорю, что честно? Никита — это всего лишь решение вопроса, это честный компромисс, да… Надо же как-то компенсироваться.
— Компенсируешься любовью ради… нелюбви? Но ведь это глупо, Марта… Тогда лучше уйди от Дениса, зачем ты с ним живешь? Уйди тогда к Никите!
— Не тот вариант, Оль… Не тот по большому счету.
— Ну, тогда я совсем ничего не понимаю! Какие тут могут быть счеты? О чем ты? Ведь себе же хуже делаешь!
— Себе? — с усмешкой обернулась к ней Марта. — Нет, что ты… Как раз о себе я и думаю в первую очередь. И все, хватит разговоров, дай мне полежать спокойно, ладно? Лучше принеси мне чаю горячего, ужасно пить хочется.
— …Ты когда с мамой поговоришь, а?
— О чем? — испуганно спросил Денис, поднимая на Марту глаза.
— Ничего себе, о чем! Ты же сам хотел поговорить с мамой о квартире!
— Так я поговорил. А что толку? Она только расстроилась, и все…
— Значит, еще раз поговори! Сам поговори, понимаешь? А то получается, будто я настаиваю. Как так-то, Денис?
— Да я думал… Я думал, вопрос решен, если мама расстроилась. Я думал, ты тоже забыла…
— Не забыла, как видишь.
— А может, мама тебя чем-то обидела, а, Марта? Ну, так бывает… Может, она хотела как лучше, но взяла и обидела… Ты скажи, я пойму.
— Да ничем она меня не обидела! Все хорошо! Просто когда все кругом хорошо, это тоже плохо. Будто ты не своей жизнью живешь. И зависишь от этого «все хорошо», и ждешь, что вот-вот будет «все плохо»… Понимаешь?
— Нет. Не понимаю. Хоть убей.
— Не понимаешь, потому что ты мужчина. Потому что тебе удобно жить под маминым боком. Потому что привык. А мне своя территория нужна, я не могу так, под чьим-то боком. Пусть хоть какая, пусть не такая комфортная территория, но своя! И мне очень жаль, что ты не понимаешь!
Марта прикусила губу, отвернулась в сторону, всхлипнула почти натурально. И тут же почувствовала, как испугался Денис, как засуетился с обещаниями:
— Я понял, Марта, я понял… Я все сделаю, как ты хочешь! Я сегодня же с мамой поговорю, обещаю!
— Только без меня, ладно? Я не хочу, чтобы она подумала, будто это я тебя заставляю. Я сегодня после института по магазинам планирую пробежаться, поздно приду…
— Да, я понял. Сегодня с мамой поговорю.
Вечером, вернувшись домой, по расстроенному лицу свекрови Марта поняла, что разговор таки состоялся. А через неделю Ирина Ильинична тихо обронила за ужином, как бы между прочим:
— Я поговорила с твоим отцом, Деничка. Он согласен купить квартиру. Уж не знаю, каким способом он это сделает, ему виднее… Хотя и предупредил, чтобы на большую и в центре вы не рассчитывали. Но на двухкомнатную малометражку, я думаю, он расщедрится. Я добавлю, если не хватит. Но у него условие есть. Он хочет, чтобы квартиру я оформила на себя. Ты же понимаешь, Деничка, что он осторожничает, просто человек такой. Я обещала…
Деничка молчал, сидел, насупившись. Страдал от грустных ноток в материнском голосе. По крайней мере, Марте казалось, что он страдает. И она была очень удивлена, когда Деничка вдруг поднял голову и проговорил отчаянно:
— А почему на тебя, мам? Почему сразу на меня нельзя? Получается, если на тебя, мы опять будем на твоей территории жить, что ли?
— А я потом переоформлю ее на тебя, сынок. Позже. Его ведь все равно не переспоришь. Договорились?
— Конечно, Ирина Ильинична… Спасибо! Спасибо вам большое… — заторопилась с благодарностью Марта, пихнув под столом коленкой Деничку. — Спасибо, спасибо вам…
Ирина Ильинична ничего ей не ответила. Даже не посмотрела в ее сторону. Наверное, она от сына ждала слов благодарности. Марта даже снова пихнула его под столом коленкой, чтобы он произнес их наконец. Но Деничка неправильно понял ее старания, потому что проговорил тихо и настойчиво:
— А точно переоформишь, мам?
— Да, сынок. Я же сказала. Разве я тебя обманывала когда-нибудь?
Через два месяца они уже устраивали новоселье в своем «гнездышке», как любовно назвала Марта очень уютную квартиру в хорошем районе, такую, как и предполагала Ирина Ильинична. Маленькую, но с гостиной и спальней, и удобной квадратной кухонькой, и относительно свежим ремонтом. Поменяли только обои в гостиной — Марта захотела чисто белые, чтобы визуально расширить пространство. И чтобы минимум всякой мебели — только большой диван и телевизор. И белые жалюзи на окне. Чтобы поднимать их утром и впускать солнце…
Через полгода Ирина Ильинична переоформила квартиру на Деничку, как и обещала. Деничка торжественно принес Марте бумаги, произнес гордо:
— Вот… Теперь это наша квартира. То есть моя. А значит, и твоя. Теперь ты чувствуешь себя полноценной хозяйкой?
— Ну да, конечно… Моя, значит, твоя… Твоя, значит, моя… А вдруг ты решишь со мной развестись, а?
— Я?! Развестись? — искренне изумился Деничка, поднимая на нее глаза. — Да как тебе такое вообще в голову пришло?
— Не знаю… Чего-то подумалось вдруг. Но ты не обращай внимания, я в последнее время сама себя не узнаю, всякие дурацкие мысли в голову лезут.
— Может, ты беременна?
— Да ну тебя, скажешь тоже…
— А что? Я бы рад был. И мама бы рада была. Тем более у нас теперь своя квартира есть…
— Да, квартира у нас есть. А дипломов пока нет. Поэтому ваша с мамой радость откладывается до лучших времен, Деничка.
— Но мама бы помогла нам с ребенком.
— А тебе не кажется, что ты уже большой мальчик, а? Что хватит уповать на мамину помощь? Что надо научиться самому принимать решения?
— Ты сердишься, Марта?
— Да не сержусь я… Просто… Я ведь действительно ничем не защищена, получается. Все кругом твое, а я… Как была ни с чем, так и остаюсь ни с чем. И ты хочешь, чтобы я еще ребенка заводила при таких обстоятельствах? Когда я на птичьих правах?
— Ах, вот ты о чем… Да господи, Марта! Хочешь, я завтра же пойду и перепишу эту квартиру на тебя? Хочешь?
— То есть как это — перепишешь? С ума, что ли, сошел? Кто тебе позволит ее переписать?
— Да я и спрашивать никого не буду! Квартира по документам моя? Моя! Значит, я ею могу распоряжаться по своему усмотрению? Вот я и распоряжусь! Завтра же пойду и оформлю на тебя дарственную!
— Ну, не знаю… А мама что скажет?
— Да ничего она не скажет! Потому что ничего не узнает! Пусть она думает, что квартира по-прежнему на меня оформлена.
— Как-то это неожиданно для меня… Такой поступок… Я даже не предполагала, что ты на такое способен, — тихо, но вполне внятно бормотала Марта, стараясь вложить в свое бормотание побольше удивленного восхищения и благодарности. А потом вдруг так взглянула на Деничку… Ей казалось, что сама себя превзошла. Сара Бернар, Вера Комиссаржевская, Марлен Дитрих в одном флаконе!
Денис с большой радостью вобрал в себя и бормотание, и восхищенный взгляд молодой жены. Если бы не поздний вечер за окном, вскочил бы сию секунду и помчался в нужные инстанции, чтобы немедленно претворить в жизнь «поступок». Ему очень хотелось, чтобы именно так — немедленно. И если б не долгие сроки, необходимые для оформления бумаг… И кто придумывает эти дурацкие сроки?!
Но сроки послушно истекли, как им и полагается. Через месяц Марта держала в руках нужную бумагу, в которой черной по белому значилось, что она теперь не кто-нибудь, а «одаряемая», то есть самая настоящая владелица двухкомнатной малометражки в хорошем районе города, владелица спаленки удобной квадратной кухни и гостиной с белыми стенами, залитыми по утрам желтым солнечным светом.
Странное у нее было ощущение. Радостное и… подлое немножко. Но подлость эта вовсе не казалась подлостью в самом плохом смысле этого слова, а казалась неким хулиганством, неким отвоеванным у несправедливой судьбы знаменем. Потому что… Почему одним все, а другим ничего? Не хотите делиться, так мы сами у вас возьмем, пусть и подлостью! А как вы хотели? Чтобы мы такие, все из себя подлые и плохие, ваших Деничек безоглядно любили? Да не дождетесь! Пусть уж теперь как повернется, так и повернется.