В объятиях самки богомола — страница 16 из 35

Утром она набрала номер домашнего телефона Ирины Ильиничны. Номер не отвечал. И днем тоже. И вечером.

Обеспокоенная, поехала домой к Ирине Ильиничне. Долго звонила в дверь, хотела уже уйти, но услышала за дверью какие-то шорохи, потом щелчок открываемого замка… И отпрянула на шаг назад, увидев в приоткрывшуюся дверь лицо Денички. Оно было серым от горя, под глазами залегли темные провалы. А глаза… О, она даже предположить не могла, что у Денички могут вот так блестеть глаза… Сумасшедшим глубинным светом… И ненавистью…

— Зачем ты пришла? Уйди отсюда, прошу тебя… И не приходи больше никогда…

— Тебе плохо, Деничка? Может, «Скорую» вызвать?

— Уйди! Я видеть тебя не могу! Я никого больше видеть не могу, никого…

— Хорошо, я маме твоей позвоню, скажу, чтобы приехала быстрее!

— Не смей говорить о моей маме! Ты и мизинца ее не стоишь!

— Хорошо, я не буду, не буду… Все, я ухожу… Может, ты выпьешь все-таки… Что-нибудь успокоительное?

— Уходи… Я жить не хочу, уходи.

Приехав домой, Марта сразу позвонила Ирине Ильиничне в дальний сибирский город — благо телефон у нее был. Ирина Ильинична выслушала ее молча, бросила коротко:

— Хорошо, я прямо сейчас поеду в аэропорт, может, удастся сразу улететь… Хотела еще кое-какие дела тут сделать, но… А почему Деничка в таком состоянии, вы поссорились, что ли? У него ведь психика очень токая, он всегда очень боится с тобой поссориться… Так любит тебя…

— Я не знаю. Думаю, он сам все вам расскажет.

— Значит, поссорились. Хорошо, я быстро приеду. Я потом тебе перезвоню, уже из дома…

Марта долго ждала звонка Ирины Ильиничны. Целую неделю ждала. Сама звонить не решалась. Вернее, трусила. А вдруг с Деничкой и впрямь случилось что-то ужасное?

Через неделю Ирина Ильинична сама позвонила в ее дверь. Молча прошла в гостиную, села на диван, принялась разглядывать так, будто сомневалась — действительно перед ней ее невестка или посторонняя какая женщина… Марта первой не выдержала молчания, спросила тихо:

— Что с Деничкой, Ирина Ильинична? С ним все в порядке, надеюсь?

— Нет, с ним не все в порядке. И не смей называть его Деничкой.

— И все же?

— Ну, если тебя это интересует… Он сейчас в больнице. То есть не совсем в больнице… он в клинике неврозов. По твоей милости он там оказался, тут уж не убавишь, не прибавишь… Но за твой звонок я все-таки тебе благодарна, если б ты мне не позвонила, я бы не успела тогда… Он ведь руки хотел на себя наложить… За что, Марта? За что ты так с нами? Со мной? С Деничкой? Что мы тебе плохого сделали?

— Странный вопрос, Ирина Ильинична… Конечно же, ничего плохого вы мне не сделали. Просто так получилось.

— Просто так? Получилось? Ну, не знаю, не знаю… По-моему, просто так ты ничего не делаешь… Ведь верно, да? Одного только я не понимаю — почему я тебе поверила, а? Почему? Ведь все было шито белыми нитками… Воистину говорят, что наивность — враг счастья. Если очень хочется поверить, то все равно поверишь…

— Простите меня, Ирина Ильинична. Я не хотела. Это жизнь такая…

— Да какая? Какая такая у тебя жизнь, господи? Ты молодая, красивая… Зачем тебе мой Деничка был нужен? За что ты съела его, а косточки выплюнула? Как он теперь из всего этого выкарабкается? Или тебе все равно? Съела и не подавилась, дальше пошла? Дрянь!

— Давайте обойдемся без оскорблений, Ирина Ильинична.

— Да больно мне нужно тебя оскорблять… Не за этим я сюда пришла.

— А зачем вы сюда пришли?

— А затем и пришла… Давай собирай свои манатки и выматывайся отсюда, поняла? Даю тебе час на сборы. А я пока на кухне посижу, подожду. Давай, давай! Чего стоишь?

— Я никуда отсюда не уйду, Ирина Ильинична.

— Уйдешь, как миленькая уйдешь! Это квартира моего сына, и он больше не желает тебя тут видеть. На развод сам подаст, когда из больницы выйдет. Давай-давай поторапливайся, у меня времени нет!

— Я никуда отсюда не уйду, Ирина Ильинична! Дело в том, что вы ошибаетесь! Эта квартира принадлежит мне, а вовсе не вашему сыну!

— То есть как это — тебе принадлежит? Что ты такое говоришь? Я не понимаю!

— А чего тут понимать? Денис оформил на меня дарственную, вот и все. Теперь эта квартира моя на всех законных основаниях. И если уж на то пошло, это я вам могу сказать — мне некогда, собирайте вещи вашего сына, поторапливайтесь!

— Но этого не может быть! Нет, этого не может быть…

— Вам документ показать? Давайте я покажу!

Марта ринулась в спальню, где в стенном шкафу хранилась папка с документами. Хотя, наверное, не стоило этого делать — Ирина Ильинична и без того все поняла. Глядела во все глаза не на документы, а Марте в лицо и дышала тяжело, со всхлипом. Потом закрыла лицо руками, простонала тихо:

— Господи, какая же ты тварь, тварь… Почему я тебе поверила, почему?

Посидев так еще немного, она отняла руки от лица. Марта удивилась — лицо ее было сухим и жестким, и казалось, кожа истончилась на нем за несколько минут, стала похожа на тонкий пергамент. Не глядя на Марту, женщина прошелестела с ненавистью:

— Да подавись ты этой квартирой, господи… Мальчик из-за тебя чуть не погиб. Слава богу живой, ничего, выкарабкается! Подавись. Подпиши только документы на развод, не тяни, и чтоб духу твоего в нашей жизни не было! Чтоб он больше не видел тебя, не вспоминал… Я его после клиники в другой институт переведу! Тварь. Тварь последняя…

— Я понимаю, как вам плохо сейчас, Ирина Ильинична… — тихо пролепетала Марта, и впрямь чувствуя себя последней тварью. — И все же не держите на меня зла, не проклинайте… Это не я виновата, это жизнь такая. Каждый выживает, как может. Это в биологии называется — естественный отбор… Если не съешь, то тебя съедят обязательно.

— Да, надо признать, что нынче ты съела. Поздравляю, что ж… Сына моего поимела, потом съела. Ты… Знаешь, кто ты есть, Марта? Ты самка богомола, вот кто! Страшная биологическая особь, слышала про такую? Это которая сначала спаривается с самцом, а после этого съедает его голову, чтобы белком напитаться. Так и ты… Как самка богомола, будешь дальше по жизни идти — еще не одного самца сожрешь.

— Ну зачем же вы так…

— А как иначе? Так все и есть… Разве тебе не нравится быть самкой богомола? Ведь нравится, правда? Я думаю, ты втайне гордишься собой! А впрочем, это уже не мое дело… Все, видеть тебя не хочу. Прощай.

Ирина Ильинична быстро вышла, хлопнув дверью. Марта вздрогнула, как от удара, постояла в тишине еще пару минут. Потом медленно подошла к зеркалу, глянула на себя будто по-новому.

Самка богомола, говоришь? Ну что же, пусть будет самка богомола. Звучит не очень красиво, зато факт налицо. Ты ушла, а я осталась! Моя квартира, моя! В конце концов, за два года жизни с твоим сыном тоже надо чем-то заплатить. Два года сыновнего счастья — это немало. Так что никто не внакладе получается. Да и вообще, хоть как назови, да только в печь не ставь… Пусть, пусть будет самка богомола! Согласна! Есть в этом что-то жизненно хулиганское, даже веселое!

Так что берегитесь, глупые потенциальные богомолы. Я ваша самка, я всех съем по очереди — себе в удовольствие.

Глава 2Никита

— Значит, развелась… Понятно. Быстро ты замужем нажилась!

Мама обвела взглядом кухню, усмехнулась, отхлебнула чаю из чашки. Помолчав, спросила осторожно:

— А как тебе удалось квартиру-то за собой оставить? Вроде моя бывшая сватья неглупая была женщина…

— Да долго рассказывать, мам! — недовольно поморщилась Марта.

— Я вроде никуда не тороплюсь… А впрочем, если не хочешь, то и не рассказывай. Не больно-то и хотелось. Мне бы со своими делами разобраться, чего ж я в твои с любопытством полезу. Я ведь к тебе по делу пришла, дочь. Посоветоваться хотела. А тут такие новости! Развелась! Да не просто развелась, а при жилплощади осталась! Сижу и удивляюсь — как это тебе удалось…

— Так учителя хорошие были, мам! — улыбнулась Марта, подливая матери чаю в чашку. — Учителя сказали — давай сама пробивайся, не жди помощи, никто тебе соломки не подстелет! Вот я и пробиваюсь, как могу.

— Это ты на меня, что ли, намекаешь? Это я тебе так говорила, что ли?

— Ты, мам. Забыла, да?

— А что, разве неправильно говорила?

— А я разве упрекаю тебя в чем? Наоборот. В этом и впрямь что-то есть, когда все сама, когда ни на кого не надеешься…

— Так я ж не имела в виду, что по головам надо идти. А ты, видать, так меня поняла…

— А ты не оправдывайся, мам. Я же тебя ни в чем не обвиняю. Наоборот, я ж понимаю, что иначе никак нельзя, только по головам. И вообще… Ты знаешь, как меня Ирина Ильинична назвала, когда? Когда все про квартиру узнала? Ну, что она за мной осталась? Знаешь, как она меня назвала?

— И как?

— Самка богомола, вот как.

— Ишь ты! А это что, ругательное выражение нынче такое?

— Ну да. Выходит, ругательное. Потому что самка богомола сразу после спаривания съедает у своего самца голову, представляешь? И этим решает сразу две проблемы — чтобы под ногами этот самец не мешался и чтобы голод утолить.

— Значит, свое получила — и умри, несчастный? И не просто умри, а с пользой?

— Ну да, получается, так. Вот и ты сейчас говоришь, что я по головам иду… Получается, одну голову уже съела. Деничкину.

— Вкусно было? Что-то я не пойму… Ты гордишься собой, что ли?

— Да я не знаю… Нет, наверное. Просто как получилось, так получилось. Чего теперь — после драки кулаками махать?

— Ну да, ну да… А что твой Деничка вещи свои из квартиры не забирает? Я видела, в прихожей ботинки мужские и на кресле в гостиной рубашка и джинсы.

— Это не Деничкины вещи. Это вещи Никиты.

— А кто у нас Никита? Следующий желающий лишиться своей головы?

— Да нет… Это другое, мам. Я его люблю. Нам хорошо вместе.

— Снова, что ль, замуж собралась?

— Ну, замуж не замуж… Это потом решим. Сейчас надо институт окончить.

— А он тоже студент?