– Она красивая? – зачем-то спросила Наталья.
«Значит, Крис не приходила сюда, – сообразил Иван, – значит, по телефону…»
– Ну… Она больше яркая, эффектная, чем красивая. Глаза у неё… У неё необычные глаза. Огромные и такой формы… и выражения… Мне её глаза всегда напоминали лошадиные.
– А фигура?
– Ну, она же танцовщица…
– А письмо? Зачем ты прятал от меня письмо? – спросила она с горечью.
«И про письмо Крис рассказала!..»
– Ну, ты же помнишь, как мы с тобой жили… Я не решился тебе об этом сказать…
Наталья молчала. Ему казалось – она не верит в то, что он всего-навсего стал объектом преследований маленькой подруги своей юности.
– А теперь она приходит ко мне на работу, – заторопился он. – Приходит и стоит на другой стороне улицы. Я появлюсь – она тут же уходит.
Он положил свою ладонь на руку Натальи, но она тут же его руку сбросила.
– Может, нам пойти к семейному психологу? – нерешительно добавил Иван.
– О да, психолог нам поможет! – бросила Наталья. – Если мы пойдём к нему прямо втроем, он, наверное, даже сделает скидку!..
Но Иван не услышал иронии:
– Мы запутались, мы готовы подозревать друг друга в чём угодно, мы…
– Мы? – Наталья повысила голос. – Мы запутались? Я обвиняла себя, я думала, что обидела тебя – тогда, в тот вечер с платьем, я думала, что ты страдаешь! Но когда я пришла домой, оказалось, что ты напился и спишь! И даже не думаешь волноваться и искать меня! Потом ты выпотрошил шкаф, обыскал мой ноутбук. Но и тогда я всё ещё думала, что ты переживаешь… Но оказалось, что ты прекрасно себя чувствуешь, ты работаешь не покладая рук, ты активен, как никогда… Я была в недоумении, Иван. И только сейчас я поняла, в чём дело: у тебя появилась женщина. Чувство вины и желание уличить меня хоть в чём-нибудь – вот что толкало тебя на все эти поступки. Ты можешь сколько угодно говорить, что это не так… Но я прошу тебя: не делай этого. Не опускайся ещё больше. Оставь мне хоть капельку уважения к тебе! Я не верю, что женщина сама, без всякого поощрения со стороны мужчины способна написать такое письмо, – продолжала Наталья. – Тем более письмо на бумаге – сейчас, в наше время, когда все пользуются электронкой и эсэмэсками. И я не верю, что мужчина будет хранить письмо женщины, которая ему безразлична.
– Я сохранил его, чтобы показать тебе… – начал Иван.
Но Наталья остановила его, положив на его руку свои пальцы.
Она встала и включила свет. Он зажмурился, а когда снова открыл глаза, на кровати лежала стопка белья. Наталья стояла у спинки кровати и смотрела на него неподвижным взглядом.
– В кабинет. Там раскладывающееся кресло. Сейчас. Ты возьмёшь. Это бельё и уйдёшь спать в кабинет, – повторила Наталья. – Если не уйдёшь, уйду я.
И он ушёл, а на следующий день увидел, что в кабинет перенесена вся его одежда. Он понимал, что объяснения бессмысленны – время упущено, и теперь, что бы он ни сказал, Наталья услышит как враньё, как попытку выкрутиться. И Иван замолчал.
Они жили в одной квартире, но между ними выросла невидимая и непроницаемая стена.
9
Через три дня, в субботу, Ильины должны были идти на мероприятие, посвящённое Дню Русско-немецкого центра. Центр был единственным в области совместным с иностранцами учреждением образования, его курировала Москва, причём сразу два ведомства – Министерство образования и МИД. Появился этот проект после заключения соответствующего договора с одной немецкой землёй, готовящей специалистов в области металлообработки и станкостроения. По договору область дала землю, а немцы построили на этой земле цеха и административные здания, подготовили местных преподавателей и внедрили систему обучения. Скептики качали головами, однако новшество прижилось и играло теперь немалую роль в подготовке квалифицированных кадров – от рабочих специальностей до инженеров и конструкторов. День сотрудничества, который проводился торжественно и с размахом, был и днём публичных отчётов руководства Центра, и днём награждения лучших студентов и преподавателей, и днём, когда партнёры встречались и обсуждали перспективы. Исключительный статус: на Дне Русско-немецкого центра присутствовали первые лица области. В этом году он должен был пройти с особым размахом – Центру исполнялось десять лет.
Что касается жён руководителей, которых, согласно регламенту, тоже приглашали на праздник, то для них это был выход в свет: для этого праздника покупались наряды и дорогие украшения. Каждой хотелось произвести впечатление женщины, достойной своего мужа, и некоторым, особо амбициозным, – показать, что именно они и есть те шеи, которые направляют умные головы. Иван Ильин в этом контексте был фигурой весьма значимой, и свет его значимости падал на Наталью. Она старалась выглядеть с претензией, продумывала наряд, умела быть приветливой, доброжелательной и остроумной ровно настолько, насколько требовала ситуация. Усилия оправдались: Наталья Ильина в обществе коллег Ивана считалась дамой с безупречными манерами, несмотря на то что злые языки набили мозоли, перетирая факт её работы администратором салона красоты. Статус льстил Наталье, сплетни не волновали, а признание собственных достоинств немного даже кружило голову…
И вот теперь она не хотела туда идти. Не только неверность мужа, в которую она то верила, то не верила, – Наталья поняла, что чужие праздники ей осточертели. Быть приложением к Ивану, ничего не иметь своего – всё, хватит. Она хочет что-то значить сама по себе. Не Наталья – жена Ивана Ильина, а просто – Наталья. Наталья Ильина, и точка!
Наталья совсем уже было решила отказаться от приглашения, как вдруг ей пришло в голову, что, возможно, кое-кому из коллег Ивана известно, что у их любимца не всё в порядке в семье; а что, если это известно не одному, а нескольким? Обсуждения, сплетни… Тогда её отсутствие будет выглядеть как поражение смирившейся!.. Ну уж нет! Злая судьба снова бросала ей вызов. И вопреки стойкому нежеланию идти на праздник, вопреки ощущению беды, от которого Наталья даже просыпалась ночами, она решила этот вызов принять.
Как только она приняла решение, наступило облегчение. Она в нескольких предложениях договорилась с Иваном о том, что в ресторане они будут сидеть рядом, улыбаться и делать вид, что у них всё в порядке. Она видела, что Ивану не по себе, но решила не обращать на это внимания и начала готовиться к мероприятию. Записалась на сеанс косметических процедур, на маникюр и причёску в день праздника и обошла магазины в поисках подходящего наряда. Платье – это было самое, пожалуй, важное после свежести лица. Платью полагалось быть длинным, с разумным декольте, не ярким, и обязательно облегающего покроя. Фигура Натальи сохранила девическую стройность, чем, она знала, практически никто из жён сотрудников Центра похвастаться не мог. Ни много ни мало – Наталья собиралась стать звездой вечера!
На третий день поисков нужный наряд нашёлся. Длинное – в пол – чёрное платье из тонкого бархата, с прозрачными рукавами и строгими чёрными, тоже тканевыми, манжетами, с разрезом чуть выше правого колена впереди, закрытое на груди, но почти полностью открытой спиной. Наталья придирчиво оглядела своё отражение: не слишком ли смело? Но нет, чёрный материал смотрелся благородно даже тогда, когда Наталья прошлась, и её ноги мелькнули в разрезе, а на голой спине заиграли блики. Она осталась довольна. Дома, в шкатулке, хранилась серебряная веточка с жемчужинками – цветочками и длинные капельки – серьги, тоже жемчужные (подарок Ивана на десятилетие совместной жизни). Вот этот подарок она и наденет. Спустя десять лет у её мужа не то появилась, не то не появилась любовница, так что его совсем недавний подарок, сделанный не то искренне, не то не искренне, будет в самый раз. И, произведя все эти продуманные приготовления, Наталья вернулась к репетициям. Она распевалась – часами, днями, полоскала горло и делала дыхательные упражнения, и снова пела, пела и пела…
Шло тяжело. Но Наталья не подпускала отчаяние близко. В конце концов, не ей судить о перспективах, значит, надо делать всё возможное, а дальше – будь что будет.
За день до праздника Наталья провела генеральный осмотр своей внешности. Она тщательно продумала макияж и решила не усердствовать с косметикой; сделав акцент на приглушенного цвета помаде и «вечерних» стрелках, вдела в уши жемчужные капельки. И, наконец, надела платье, прицепила брошку и обулась в туфли, которые носила редко и только в особых случаях: элегантные лодочки на высоком каблуке. Фигура была Натальиной гордостью, и сейчас, смотрясь в зеркало, она с удовольствием отметила, что гордостью оправданной. Ничего лишнего, только строгие, точные линии. Грудь даже под платьем оставалась высокой и крепкой – и всякий, кто видел обнажённую Натальину спину, понимал, что белья под платьем нет. Ноги, пусть не особо длинные (Наталья была среднего роста), но стройные и хорошей формы. Всё, как надо, – просто и эффектно. Оставалось купить колготки и два тонких обруча в волосы – Наталья, зная любовь Ивана к простоте и благородству, задумала «греческую» причёску.
«Пусть видит, – с обидой и смутной мстительностью думала она, – как на меня будут смотреть его коллеги, все эти большие руководители, уважаемые им люди, пусть!.. Пусть видит, что мной восхищаются, что, в конце концов, не только он – а и я могу найти ему замену!»
Тут Наталья неосознанно, но всё-таки лукавила. Думая о том, что, конечно, найти замену Ивану не составит труда, в действительности изменять мужу она не собиралась. Да, она была оскорблена, подавлена и растеряна. Да, Иван вёл себя непорядочно. Да, она так и не нашла объяснения тому, как, при каких обстоятельствах было написано письмо её мужу, что за отношения связывают их и почему Иван прятал это письмо. Но, уже успокоившись, она неуверенно, но всё же подозревала, что у поведения мужа есть неизвестные ей мотивы и обоснования и что они с Иваном увидели все произошедшие события по-разному, в контекстах собственных душевных построений и восприятий.