Если это мираж, подумал Митя, то уж слишком достоверный.
Ему не пришлось долго гадать. К ушным раковинам были подсоединены датчики и, вероятно, через них прошел сигнал о том, что он в норме. Дверь открылась, вошел высокий мужчина в белом халате. С ним девушка неописуемой красоты, очевидный биоробот. Врач (?) повел себя так, словно увидел дорогого человека, вернувшегося с того света. Радостно бормоча: «Ну и хорошо, ну и славненько…», он уселся на стул, взял Митину руку, погладил, проверил пульс, чтобы убедиться в случившемся чуде. Биоробот за его спиной тоже что–то счастливо кудахтал.
Как можно более нейтральным тоном Митя спросил:
— Позвольте узнать, где я нахожусь?
— О да, конечно… Частная клиника Зельдовича, — с гордостью ответил доктор. — Меня зовут Меркурий Гнедо- вич, лечащий врач, к вашим услугам… И сразу могу вас, Саша, успокоить, все неприятности позади. Авария ужасная, но вам, можно сказать, крупно повезло. Никаких серьезных повреждений внутренних органов, в основном ожоги. Третья степень, это не страшно. Еще две–три пересадки — и станете как новенький.
— Сколько времени я… отсутствовал?
— Около месяца, то есть в пределах допустимого. — Меркурий Гнедович снова завладел его рукой, а девушка наполнила стакан коричневой жидкостью. Следующий вопрос не следовало пока задавать, но Климов не удержался.
— Кто я, Меркурий Гнедович?
— Ах, это… временная постшоковая амнезия, скоро пройдет… Вас зовут Александр Проклович Переверзев, что- нибудь говорит это имя?
— Нет, провал… Вы египтянин?
Доктор приятно заулыбался исчерна–смуглым лицом.
— Многие так думают… Представьте себе, натуральный англосакс. Саша, вам не о чем беспокоиться. В нашей клинике к представителям руссиянской знати относятся точно так же, как к полноценным гражданам. Ни намека на дискриминацию. Тем более если речь идет о сыне господина Переверзева. Признаюсь по секрету, я многим обязан вашему батюшке… Ну–ка, Саша, выпьем стаканчик этого замечательного витаминного морса…
Стакан был уже около его рта, девушка заторможенно светилась улыбкой.
— Гомо или робот? — уточнил Митя.
— Ага, засомневались?.. Последняя конструкция, замечательный экземпляр. Абсолютно адекватное эмоциональное наполнение, стопроцентная гарантия стерильности… Кстати, в обязанности милого монстрика входит оказание сексуальных услуг. Вы, Саша, правильно прореагировали. Правда, сейчас рановато, но через недельку… Уверяю вас, попробуете, не оторветесь.
Доктор любовно огладил тугой круп медсестры, девушка содрогнулась в эротической конвульсии. Стакан с питьем заколебался в нежной, золотистого оттенка руке.
— К сожалению, ваш батюшка сейчас в отъезде, но через день–два вернется. Вот будет ему радость… Пейте, Саша, не бойтесь. В клинике Зельдовича не экспериментируют с ядами…
Не надо бы так нагло врать, подумал Митя, но выхода не было. В два–три больших глотка он осушил стакан — и тут же почувствовал, как по жилам прокатился прохладный огонь, сладко закружилась голова. Последний глоток не достиг пищевода, а он уже крепко спал.
* * ★
…Он еще несколько раз просыпался то в операционной, то в палате, то в сортире, но сознание окончательно прояснилось лишь в тот день, когда медсестра Зуля вывезла его на коляске в больничный садик, под хмурое октябрьское солнышко. Пожалуй, Митя мог бы уже передвигаться самостоятельно, но в клинике Зельдовича почетных клиентов полагалось прогуливать на хромированной коляске с позолоченными ободами — дань прелестной старине. С прекрасной Зулей можно было разговаривать о чем угодно, усладительное занятие для любителей кроссвордов и шарад. У нее был сверхэротический, выверенный на мегакомпьютере тембр голоса, а ответы всегда непредсказуемые.
Митя настроился поболтать с ней, но не успел. Едва добрались до больничного пруда с голубыми карасями, как в конце аллеи показался статный, в модном длиннополом плаще мужчина и направился к ним. Дождя не было, но мужчина держал над собой раскрытый зонт алюминиевого цвета, отражатель радиации. Ходить по городу с таким зонтом было тоже привилегией далеко не для всех.
Митя узнал посетителя издали — Деверь собственной персоной. Наступил момент истины, но Митя ничем не выдал волнения. Собственно говоря, никакого волнения он не испытывал, но что–то засосало под ложечкой, как перед прыжком с трамплина в бассейн без воды.
Деверь, приблизившись, широко раскинул руки и радостно загудел:
— Саша, сынок, друг ситный, дай прижать тебя поскорее к любящему отцовскому сердцу!
Климов соскользнул с коляски, стоял, покачиваясь. Его поразили крупные, натуральные слезы в карих глазах Деверя. Лицедейство высшего класса. Но и сам Митя не ударил в грязь лицом. Погрузившись в могучие объятия, растроганно бормотал:
— Папочка, любимый! Как мне плохо без тебя!
Медсестра Зуля булькала что–то рядом, подстраивая записывающее устройство. Деверь избавился от нее элементарно.
— Что такое, прекрасная дева? — обернулся он к ней раздраженно. — Разве не видишь, нам нечем отметить долгожданную встречу? Ну–ка, быстро за водкой!
— За водкой? — растерянно переспросила медсестра.
— Ах да, извини, — поправился Деверь. — Принеси нам по банке эликсира счастья. Но гляди, не паленого, а то все твои полупроводники раскурочу.
Девушка умчалась, двигаясь с грациозностью балерины, Митя вернулся в коляску, Деверь устроился на краешке мраморной скамьи, развернув и подстелив под себя пластиковый электрообогреватель.
— А как ты думал, — ответил он на немой Митин вопрос. — Годы не тетка. Приходится здоровье беречь.
— Можно говорить, отец?
— В принципе да. У Зельдовича — наша территория. Но сперва послушай меня, так выйдет быстрее. Тебя хлопцы вытащили чудом с площади. Но Мити Климова, сам понимаешь, больше нет и не будет. Он мертв. Он — трагический символ сопротивления и таким, надеюсь, останется в веках. У тебя теперь все другое — имя, отпечатки пальцев, стадный номер регистрации… Комар носа не подточит, говорю с удовлетворением. Ты — Саша Переверзев, мой законный сын от первого брака. Поздравляю от всей души. С подробностями своей биографии познакомишься позже… Теперь давай вопросы, но в темпе. Время не ждет.
— Значит, все было напрасно?
— Ах, вот что тебя беспокоит, понимаю… Нет, я бы так не сказал. Это ведь всего лишь проба сил. В главном она удалась. Лес распрямил свои кроны. Но есть и просчеты, иначе не бывает. Никто не рассчитывает на легкую победу. Национально–освободительная борьба иногда длится веками. Вспомни Индию или Китай. Запомни, сынок, жертвенная кровь никогда не бывает напрасной. Выкинь это из головы.
— Какая жертва, если я перед вами?
— В том, что ты живой, твоей вины нет. И потом, повторяю, это не ты. Завтра принесу «Теорию перевоплощения» Исидора Губкина. Поднаберешься ума. Читать не разучился?
— Не знаю, давно не пробовал.
— Это надо быстро поправить. Входи в образ. Мой сын без книги спать не ложится. Ты — интеллектуал, по убеждениям — матерый глобалист–рыночник. Потомок славного рода знаменитых купцов Переверзевых из Забайкалья. Все предки поголовно сгнили в сталинских лагерях. Ничего, наставники натаскают, но времени в обрез. Не больше трех недель.
— А потом что?
— В дорогу, Саша, в дорогу. Отправишься на стажировку в Штаты как полномочный представитель компании «Оникс–петрониум». Это многих славный путь. Пройдешь полный зондаж с блокировкой подсознания. Если справишься с тестами, не засветишься, дадут туземную лицензию на коммерческую деятельность. Хватит прятаться за па- почкину спину. Пора становиться болванчиком с индивидуальной пресс–картой.
— Думаете, получится? — усомнился Климов.
Поймал во взгляде Деверя чудный свет. Свет глубинного родства, теплый, живительный, целебный.
— У тебя все получится, сын. — Голос Деверя непривычно дрогнул. — Впереди большие дела. Кудесница в тебе не ошиблась… Кстати, ты так и не рассказал, как она выглядит? Я ведь до сих пор думаю, Марфа — это нечто вроде древнего мифа о Белом озере. В реальности ее нет.
— Она есть, — уверил Климов и положил руку на грудь. — Она здесь.
— Все, все, — заторопился Деверь. — Кончаем базар. Вон твоя красавица спешит с угощением.
Зуля прибежала запыхавшаяся, раскрасневшаяся — действительно безупречная имитация живых тканей, причем в совершенной форме. Принесла оплетенный кувшин, серебряные стаканчики и пакет с ярко–оранжевыми апельсинами. Два стаканчика, не три.
— А себе? — удивился Деверь. — Разве не составишь нам компанию, красна девица?
Зуля смущенно моргала, в светлых глазах тлели смоляные зрачки. Если себе представить воплощенную добродетель, осколок минувших, первоначальных времен, — то вот она, соблазнительная и доступная.
— Мне нельзя, добрый господин, — прошептала застенчиво. — Я на работе. Только по разрешению Меркурия Гне- довича.
— Хорошо, считай, я с ним договорился… — Деверь наполнил стаканчики золотистой жидкостью из кувшина, протянул один Климову, второй Зуле. — Ну–ка, молодежь, примите во славу демократии, а я уж по–стариковски за вами.
Медсестра еще поманерничала, оглянулась по сторонам — садик пустой, — лихо опрокинула стакан, как водичку сглотнула. И синяя жилка на стройной шее запульсировала. С благодарностью поклонилась, вернув стакан Деверю.
Митя тоже выпил — и сразу понял, что никогда прежде не пил настоящую водку, пробавлялся исключительно суррогатом. В груди огонь и по затылку будто шарахнули кулаком. Куда там витаминному морсу. Опасался, кинет в сон — ничего подобного. Напротив, день посветлел, хотя солнышка нет на небе.
Выпил и вторую — уже вместе с Деверем. И тут же он стал прощаться. Митю обнял, потерся лбом о его лоб, Зулю ущипнул за бочок дружески.
— Приглядывай за сыном, сестричка. Он один у меня — надежда и гордость.
— Я вся в его власти. — Зуля срывающимся голосом искусно имитировала опьянение. — Господин бездействует.
— Напрасно, сын, — усмехнулся Деверь. — Попользуйся, пока есть возможность. Экспериментальная штучка. Клинике обошлась почти в половину лимона. Стоишь таких денег, красотка?