Марк. Я протестую! Почему земледельцы и профсоюзы отстраняются от принятия решений?
Пино. Но тогда мы должны дать право решения и таким силам, как церковь и финансы.
Вастис(важно). Богу и деньгам, Марк Пино!
Коста(рычит). Ого, вот как они заговорили! Пятьдесят тысяч буржуев и попов хотят иметь одинаковые права с миллионами, которых представляем мы!
Ганна. Потому, что у нас демократия, Варра!
Коста. Хо-хо! Демократия!
Марк. Подождите, Варра, подождите. Мы еще скажем свое слово.
Пино. Вы слышали, Ганна Лихта? Радуйтесь!
Ганна(кладет руку на плечо Марка). Да, я радуюсь: он начинает понимать, что есть истинная демократия. Не так ли, Марк?
Пино(устало). Я прекращаю дискуссию, будем следовать установленному принципу.
Ганна. Я предлагаю включить микрофоны — пусть народ слышит голос делегатов партий, решающих судьбу страны…
Пино(ворчливо). Не к чему народу слушать наши препирательства…
Христина. Ничего, кроме смятения, в умы это не внесет.
Коста. Вы просто боитесь народа, лицемеры!
Пино. Большинство за то, чтобы не открывать микрофоны.
Ганна(с гневом). Это большинство преходящее, уверяю вас.
Пино. Обсуждается вопрос о налоге на миллионеров.
Ганна. Сейчас мы увидим, Варра, кто желает добра народу. (Встает.) Центральный Комитет компартии уполномочил меня заявить вам: мы за обложение миллионеров.
Христина(презрительно). Это предвыборный трюк, и только.
Вастис(в бешенстве, брызгая слюной). Коммуно-фашистская провокация — вот что это! Многие из сидящих здесь горько пожалеют, если решение будет принято!
Входит слуга.
Слуга. Тысячи извинений, господин президент Совета. Делегация народа требует допустить ее в зал заседания.
Вастис. Гнать! Здесь не митинг!
Коста(встает, яростно). Пустить и выслушать, иначе, клянусь, я выйду на площадь и приведу сюда всех!
Пино. Позовите посланников народа.
Слуга открывает дверь. Входят земледельцы во главе с Фимусом. Слуга уходит.
Фимус. Почтенные господа, мы делегаты земледельцев. Их слова передаст вам Стебан Веха.
Кум Стебан. Ах, у меня сегодня так тяжело на сердце… Моя старшая дочь больна… Скажи уж лучше ты, Фимус.
Фимус. Господа! Земледельцы просят избавить их от разорения. Нужна ссуда, господа… (Прижимает руку к сердцу.) Но мы не хотим новых налогов… Мы говорим: пусть заплатят миллионеры. Мы говорим вам еще: в нашей стране двадцать тысяч помещиков. Мы просим о земельной реформе. Мы просим земли для тех, у кого ее нет.
Коста. Так, Фимус!
Фимус(сердечно). Чтобы не расстраивать вас, я не стану повторять все, что болтают на площади. Но там страшное говорят, господа… Там грозят народным восстанием.
Пино. Идите, друзья, мы решим в духе закона и высших идеалов демократии.
Делегаты уходят.
(Потупив глаза, потому что Ганна следит сейчас только за ним.) Конфискационный характер этой меры мне совершенно ясен. Если ее и можно назвать революционной, то демократической— никак. Она в противоречии с основным принципом конституции, перед которой все граждане равны. (Печально.) Я не могу голосовать за эту меру.
Марк(с отчаянием). Ты расколол партию, отец!
Коста(разъяренный). Я вас спрашиваю: для чего создан Народный фронт? Для того, чтобы щадить миллионеров и спекулянтов?
Пино(угнетенный справедливым гневом народного представителя). К порядку! Я голосую.
Ганна. Не устраивайте комедий, Пино. Все ясно! Но мы требуем, чтобы были названы имена тех, кто голосовал против обложения миллионеров.
Вастис. Новая провокация.
Пино. Я объявлю об этом после заседания. Обсуждается вопрос о принятии американской помощи.
Входит слуга.
Слуга. Я глубоко огорчен, господин президент Совета, но…
Пино(хмурясь). Кто еще там?
Слуга. Делегация рабочих, молодежи и женщин…
Пино. Боже мой! Надеюсь, это последняя? Просите!
Слуга уходит. Входят делегаты, в их числе Магда и Мина.
Пино. Прошу вас, но короче, короче!
Магда(очень волнуясь). Господа, рабочие уполномочили меня и моих товарищей. И молодежь поручила мне сказать их слово. И партизаны, которые боролись за независимость. Рабочим грозит безработица, если кто-то будет командовать нашей промышленностью, сказали они. Молодежи грозит безнадежная жизнь… Преследование ждет тех, кто боролся с фашистами, как это мы видим в Греции, во Франции… (Поборов смущение, говорит легко, воспламеняясь своими словами.) Кому нужна эта помощь? (Смотрит на Вастиса.) Капиталистам и трусам, которые ставят одну свечку богу, а другую сатане. Знайте, мы будем бороться против любого решения, обрекающего страну на рабство!. Я все сказала.
Марк(любовно). Магда, никто бы не мог сказать лучше тебя!
Магда смущена.
Мина. Почтенные господа, прошу прощения, я послана женщинами, они пришли с детьми из далеких селений. (Мужу,) Не ухмыляйся, старый бездельник! (С огорчением.) Видит бог, мой муж скорее похож на бабу! Ха! Как он хвастался! Он обещал народу и то и это! Так вот теперь народ послал меня…
Вастис(вкрадчиво). Тебя научили, женщина?
Мина(смело). Да, научили!
Вастис. Вот видите!
Мина. Меня научили фашисты, Гуго Вастис! Мы не хотим оккупантов, кто бы они ни были!
Ганна. Говори, говори, Мина!
Мина. Клянусь мадонной, я скажу, что говорят там на площади. Народ сказал: пусть знают господа, заседающие во дворце: мы бедны, у нас у самих ничего нет и нам нечем платить налоги американским миллионерам!
Ганна. Браво, Мина!
Первая женщина…и мы отдадим голоса на выборах, сказали нам (а они близки — не забывайте!), тем, кто будет против того, чтобы мы расплачивались за эту самую помощь потом и кровью.
Вторая женщина. Нам грозят атомной бомбой, будь она проклята, а у нас есть дети, да и мы сами хотим жить.
Мина. Они сказали: если на выборах победят те, кто за народ, а прочие (грозит пальцем в сторону Вастиса) затеют что-нибудь, мы дадим им хорошего пинка. Вот и все.
Кардинал(ласковым, отеческим тоном). Женщины! Неужели вы за коммунизм, который ползет на нас страшной тучей с востока! Подумайте!
Мина. С востока? Но с востока к нам идет и солнце, бот оно что, монсиньор!
Пино(очень устало). Идите на площадь, друзья, скажите: Народный фронт решит справедливо.
Делегаты уходят.
Продолжаем, господа. (Он совсем ослабел.)
Вастис. Я скажу. Мы верим: плановое хозяйство — это путь, ведущий к мировому хозяйству и благосостоянию человечества. Надо скорее начать мировое хозяйственное планирование, используя с этой целью все представляющиеся возможности, в том числе и план, предлагаемый нашими заокеанскими друзьями. Конечно, в нем имеются односторонние эгоистические интересы…
Ганна. Слушайте, слушайте!
Вастис …впрочем, они не столь опасны. Но я никак не возьму в толк одного: Советы называют американскую помощь Европе экономическим империализмом и объявили ей войну. В то же время они усердно помогают своим западным соседям. Почему же одна помощь — экономический империализм, а другая — нечто идеальное?
Христина(про себя). Боже, какой идиот!
Ганна(гневно). Я протестую против этою сопоставления. Уолл-стрит навязывает свою помощь потому, что он в страхе перед кризисом и революцией. Советы, помогая нам, приносят в жертву часть собственного благополучия, ничего не требуя взамен. В переговорах с Советами мы всегда равная сторона. В переговорах с Уолл-стритом нас унижают и оскорбляют.
Вастис(вызывающе). А мы вообще против всяких там переговоров с Советами!
Христина(про себя). Чудовищный идиот!
Ганна. Теперь скажу я. Мы знаем, что Уолл-стрит обещает доллары тем странам, где в правительстве нет коммунистов.
Шум.
(Возвышает голос.) Не стройте иллюзий — мы не уступим ни пяди из того, что завоевали!
Еще больший шум и еще громче звучит голос Ганны.
Мы не уйдем из правительства, чтобы предоставить вам удовольствие делать в стране, что пожелает дядя Сэм? (Подходит к окну.) Вы слышали, что говорил народ? Он понимает, что когда нападают на коммунистов — лучших защитников народа, то метят в народ.
Христина(высокомерно). Не одни вы воевали с немцами!
Ганна(страстно). Да, но мы с полным правом можем сказать, что наша партия в борьбе понесла столько жертв (голос ее дрогнул), сколько не понесли все ваши партии вместе.
Beнта. Вы хотите забыть эти жертвы? Не удастся!
Ганна. Они бились не за то, чтобы мы продали свою честь за доллары! Это знает наш народ. И рядовые члены ваших партий — те, кто сражался с нами рядом против фашистов, — помнят о страданиях и надеждах, которые они разделяли с нами. (Горько.) Так что же? Забыть об этих надеждах? Продать за яичный порошок и сигареты нашу свободу, честь, верность Советам? Выдать Уолл-стриту наше хозяйство? Надеть на себя петлю?
Шум.
(Перекрывая его.) Нет, не будет этого, не будет!