— Вот как, — равнодушно сказал Киттредж. Мы остановились у двери квартиры, которую я делил с мамой и Ричардом Эбботом, но Киттредж не выказывал ни малейшей усталости или намерения поставить меня на пол.
— Я так понимаю, у нее есть член, — сказал он. — И ты его видел, трогал и делал все прочее, что обычно делают с членом, — так, Нимфа?
Что-то изменилось в его голосе, и я испугался.
— Честно говоря, я настолько увлекся, что совсем не помню подробностей, — ответил я.
— Да ты что? — спросил негромко Киттредж, но похоже, его это не особенно волновало. Как будто подробности любой сексуальной авантюры уже были ему известны и все это ему уже порядком наскучило. На секунду он словно бы удивился, что еще держит меня, — или, может, почувствовал отвращение. Неожиданно он меня отпустил.
— Знаешь, Нимфа, тебя собираются отправить к Харлоу — ты ведь в курсе, да? — спросил он.
— Да, — ответил я. — Как раз думал, что ему говорить.
— Рад, что ты спросил, — сказал Киттредж. — Вот как надо обращаться с Харлоу, — начал он. В его голосе было что-то странно успокаивающее и в то же время безразличное; по тону, которым наставлял меня Киттредж, я чувствовал, что мы поменялись ролями. Раньше я играл роль эксперта по Гёте и Рильке и инструктировал его, как обойти подводные камни. А теперь Киттредж инструктировал меня.
В академии Фейворит-Ривер, если ты уступал велениям плоти и на этом попадался, тебя отправляли на допрос к доктору Харлоу. Киттредж, обладавший (как я полагал) богатым плотским опытом, был экспертом по обращению с доктором.
Я сосредоточенно выслушал советы Киттреджа, стараясь не пропустить ни слова. Местами это было мучительно, поскольку Киттредж упорно возвращался к подробностям своего злополучного сексуального приключения с Элейн.
— Извини за конкретный пример, Нимфа, но просто чтоб ты понимал, как действует Харлоу, — говорил Киттредж, прежде чем со смаком описать свою кратковременную потерю слуха от невероятно громких оргазмов Элейн Хедли.
— Харлоу хочет услышать, как ты сожалеешь, Нимфа. Он ждет, что ты будешь каяться. Вместо этого ты непрерывным потоком выдаешь ему похабень. Харлоу постарается заставить тебя почувствовать вину, — сказал мне Киттредж. — Не ведись на эту херню, Нимфа, — просто представь, что пересказываешь порнографический роман.
— Ясно, — сказал я. — И никакого раскаяния, так?
— Никакого раскаяния — совершенно верно. И имей в виду, Нимфа, — сказал Киттредж, опять тем новым голосом, что так меня напугал. — Имей в виду, я считаю то, что ты сделал, омерзительным. Но я аплодирую твоей храбрости, и, несомненно, ты имел полное право это сделать!
А затем, так же внезапно, как подхватил меня на лестнице общежития, Киттредж исчез — через секунду он уже бежал прочь по коридору третьего этажа, и мальчишки в дверях провожали его восхищенными взглядами. В этом был весь Киттредж. Как ни осторожничай, он все равно умел тебя подловить; только сам Киттредж знал, куда заведет разговор с ним. Часто мне казалось, что он знает окончание разговора еще прежде, чем его начать.
Именно в этот момент дверь нашей квартиры распахнулась; на пороге стояли Ричард Эббот и моя мать, и похоже было, что они подслушивали под дверью уже довольно давно.
— Мы услышали голоса, Билл, — сказал Ричард Эббот.
— Я слышала Киттреджа — его голос я везде узнаю, — сказала мама.
Я оглядел неожиданно опустевший коридор.
— Наверно, тебе послышалось, — сказал я маме.
— Я тоже слышал Киттреджа, Билл, и он вещал довольно вдохновенно, — сказал Ричард.
— Вам обоим надо уши проверить — похоже, у вас что-то со слухом, — сказал я и прошел мимо них в гостиную.
— Билл, насколько я помню, завтра у тебя встреча с доктором Харлоу, — сказал Ричард. — Наверное, нам стоит об этом поговорить.
— Я знаю, что сказать доктору Харлоу, Ричард, — подробности-то еще свежи в памяти, — ответил я.
— Билли, поосторожнее с доктором Харлоу! — воскликнула мама.
— С чего мне осторожничать? — спросил я. — Скрывать-то мне нечего — теперь уже нечего.
— Полегче, Билл… — начал Ричард, но я его перебил.
— Киттреджа ведь не вышибли за секс, так? — спросил я Ричарда. — Ты что, боишься, что меня вышибут за то, что у меня не было секса? — спросил я маму.
— Не говори глупостей… — начала мама.
— Тогда чего ты боишься? — спросил я. — Когда-нибудь я буду заниматься сексом сколько захочу — и как захочу. Тебя это так пугает?
Она не ответила, но я понял, что она и в самом деле боится, что я буду заниматься сексом сколько захочу и как захочу. На этот раз Ричард не стал встревать; он не попытался ее выручить. Я ушел в спальню и закрыл дверь, подумав, что Ричард Эббот, скорее всего, знает что-то, неизвестное мне.
Я лежал в постели и пытался представить, что именно они могут скрывать. Должно быть, это мама утаила что-то от меня, думал я, и, видимо, Ричард не одобряет ее молчания. Это объяснило бы, почему Ричард не ринулся маме на помощь, оставив ее расхлебывать кашу, которую она сама и заварила. (Ричард не выжал из себя даже обычного «Полегче, Билл!».)
Потом, пытаясь заснуть, я размышлял, что если у меня когда-нибудь будут дети, я расскажу им всё. Но слово «всё» заставило меня вспомнить подробности сексуального опыта с мисс Фрост. Воспоминания об этих подробностях, которые мне предстояло завтра утром изложить — в максимально похабной (и даже порнографической) манере — доктору Харлоу, привели к тому, что я начал представлять все то, чем мы с мисс Фрост так и не успели заняться. И разумеется, поскольку простора для воображения было предостаточно, той ночью я еще долго не мог заснуть.
Киттредж так безупречно подготовил меня к разговору с доктором Харлоу, что сама беседа меня даже разочаровала. Я просто выложил доктору всю правду; ни одной детали не упустил. Рассказал даже, как поначалу не понимал, было ли у нас с мисс Фрост то, что обычно называют сексом, — то есть проникновение. Слово «проникновение» так завладело вниманием доктора Харлоу, что он даже перестал строчить в блокноте; он поспешил уточнить.
— Так было ли проникновение? — нетерпеливо спросил он.
— Всему свое время, — ответил я. — Эта часть истории не терпит спешки.
— Билл, я хочу знать в точности, что произошло! — воскликнул доктор Харлоу.
— Скоро узнаете! — крикнул я в ответ. — Загадка — это тоже часть истории.
— Меня не волнуют твои загадки, — заявил доктор Харлоу, нацелив на меня карандаш. Но я не собирался торопиться. Чем дольше я буду говорить, тем больше этому лысому совоебу придется выслушать.
«Лысыми совоебами» в академии Фейворит-Ривер звали особенно нелюбимых преподавателей. Происхождение этого прозвища туманно. Наименование ежегодника «Сова», вероятно, намекало на предполагаемую совиную мудрость — есть ведь сомнительное выражение «мудрый как сова». (Наши дурацкие спортивные команды при этом назывались «Орланами», что усугубляло неразбериху — где орланы, а где совы.)
— Эпитет «лысый» может быть связан с тем, как выглядит обрезанный пенис, — предположил однажды мистер Хедли во время нашего общего семейного ужина.
— Почему, ради всего святого, ты так думаешь? — спросила своего мужа миссис Хедли. Мы с Элейн слушали затаив дыхание — и наблюдали за моей мамой, которая страшно смутилась при слове «пенис».
— Видишь ли, Марта, слово «совоеб» отражает гомофобную культуру мужского интерната, — рассуждал мистер Хедли в своей обычной лекторской манере. — Мальчики называют совоебами самых ненавистных преподавателей, поскольку предполагают, что худшие из нас — гомосексуалы, которые дрючат — или мечтают дрючить — учеников.
Мы с Элейн чуть не лопнули со смеху. Мы никогда и не задумывались, что выражение «лысый совоеб» может в самом деле иметь какой-то смысл!
Но тут неожиданно заговорила моя мама.
— Просто мальчишкам нравится сквернословить. Мальчишки всегда непристойно выражаются — что на уме, то и на языке, — с горечью сказала мама.
— Но изначально-то это что-то значило, Мэри, — настаивал мистер Хедли. — Это выражение определенно возникло не на пустом месте, — подчеркнул учитель истории.
Неторопливо расписывая доктору Харлоу подробности сексуального опыта с мисс Фрост, я с большим удовольствием вспомнил рассуждения мистера Хедли об истинном смысле выражения «лысый совоеб». Доктор Харлоу, несомненно, был одним из них, и в своем обстоятельном рассказе об интеркруральном сексе я, признаюсь, позаимствовал несколько прекрасных выражений у Джеймса Болдуина.
— Проникновения не было, — сказал я доктору Харлоу, когда дошел до этого момента. — Поэтому никакого «дурного запаха любви», но мне так хотелось, чтобы он был.
— «Дурной запах любви»! — повторил доктор Харлоу; он и это записал, и неожиданно ему как-то поплохело.
— Может, лучшего оргазма у меня в жизни и не будет, — сказал я. — Но я все равно хочу испытать все — понимаете, все то, от чего меня оберегала мисс Фрост. Благодаря ей я хочу попробовать все это — просто-таки жду не дождусь!
— Ты хочешь делать все это с мужчинами, Билл? — спросил доктор Харлоу. Сквозь его тусклые редеющие волосы было видно капельки пота у него на лысине.
— Да, разумеется — но не только: и с мужчинами, и с женщинами! — сообщил я с воодушевлением.
— С теми и с другими, Билл? — переспросил доктор Харлоу.
— А почему бы нет? — спросил я этого лысого совоеба. — Мисс Фрост меня привлекала, пока я считал ее женщиной. Когда я понял, что она мужчина, она не стала привлекать меня меньше.
— Есть ли другие люди — любого пола, в школе или в городе, кто тебя привлекает, Билл? — спросил доктор Харлоу.
— Конечно, почему бы нет? — снова спросил я. Доктор Харлоу перестал писать; вероятно, он почувствовал, что работы еще непочатый край.
— Среди них есть ученики, Билл? — осведомился лысый совоеб.
— Конечно, — сказал я. Ради драматического эффекта я прикрыл глаза, но эффект оказался сильнее, чем я ожидал. Неожиданно я представил себя в могучих объятиях Киттреджа; он держал меня в борцовском захвате, но, конечно, в моих мечтах захват был лишь предлогом.