— Да, — выдавил я. И вправду, я был столь наблюдателен в отношении мисс Фрост, что едва не принялся мастурбировать не сходя с места; но вместо этого собрался с силами и спросил:
— Вы знаете какие-нибудь романы про молодых людей… и про опасные влюбленности?
Мисс Фрост пристально посмотрела на меня.
— Опасные влюбленности, — повторила она. — Объясни, что опасного во влюбленности.
— Влюбленность в кого не следует, — сказал я.
— Я ему сказал, что такого не бывает, — вмешался Ричард Эббот. — Не бывает никаких «следует» и «не следует», мы вольны влюбляться в кого угодно.
— Не бывает никаких «не следует»? Серьезно?! — спросила мисс Фрост Ричарда. — Совсем наоборот, Уильям, существует множество выдающихся произведений о влюбленностях в кого не следует, — сообщила она мне.
— Ну, это вот Билла и интересует, — сказал Ричард. — Влюбленности в кого не следует.
— Непростая тема, — сказала мисс Фрост; все это время она лучезарно мне улыбалась. — Мы с тобой начнем не спеша — доверься мне, Уильям. Не стоит бросаться во влюбленности в кого не следует очертя голову.
— И что же вы задумали? — спросил Ричард Эббот. — Начнем с «Ромео и Джульетты»?
— Проблемы Монтекки и Капулетти — это не проблемы Ромео и Джульетты, — сказала мисс Фрост. — Ромео и Джульетте как раз и следовало друг в друга влюбиться, это родственнички у них были мудаки.
— Понятно, — сказал Ричард. Небрежно брошенное ругательство потрясло и его, и меня. (Так странно было услышать его из уст библиотекарши.)
— Я подумывала о двух сестрах, — быстро сменила тему мисс Фрост. Сначала мы с Ричардом неверно ее поняли. Мы решили, что она собирается сказать что-то глубокомысленное о моей матери и тете Мюриэл.
Когда-то я думал, что городок Ферст-Систер, что буквально означает «первая сестра», назвали в честь тети Мюриэл; она излучала достаточно самомнения, чтобы дать имя целому городу (пусть и небольшому). Но дедушка Гарри просветил меня относительно происхождения имени нашего городка.
Фейворит-Ривер, то есть «любимая река», впадает в реку Коннектикут; когда в долину Коннектикута пришли первые лесорубы, они дали имена некоторым притокам по обеим сторонам большой реки, и в Вермонте, и в Нью-Хэмпшире. (Видимо, индейские названия им пришлись не по нутру.) От этих первопроходцев-лесосплавщиков получила свое имя и Фейворит-Ривер — короткий путь к реке Коннектикут, почти без поворотов, где могли бы застрять плоты. Что же до нашего Ферст-Систер, своим названием он обязан плотине на Фейворит-Ривер. Благодаря плотине в городе построили лесопилку и склад леса, и мы сделались «первой из сестер» других, более крупных фабричных городов на реке Коннектикут.
Объяснение дедушки Гарри показалось мне куда менее волнующим, чем мое предположение о том, что наш городок назван в честь напыщенной маминой сестры.
Тем не менее, когда мисс Фрост упомянула «двух сестер», нам с Ричардом Эбботом одновременно пришли в голову дочери Гарри Маршалла. Вероятно, мисс Фрост заметила, что я смотрю на нее озадаченно, а Ричард на время утратил свою ауру героя-любовника; он казался смущенным и растерянным. Тогда мисс Фрост уточнила:
— Разумеется, я имею в виду сестер Бронте.
— Разумеется! — воскликнул Ричард; на его лице явно читалось облегчение.
— Эмили Бронте — автор «Грозового перевала», — объяснила мне мисс Фрост. — А Шарлотта Бронте написала «Джейн Эйр».
— Ни за что не доверяй человеку, если у него на чердаке живет сумасшедшая жена, — сказал мне Ричард. — И если встретишь кого-то по имени Хитклифф, держись настороже.
— Вот это влюбленности так влюбленности, — со значением сказала мисс Фрост.
— Но ведь это женские влюбленности? — спросил библиотекаршу Ричард. — Билл, наверное, подразумевал скорее истории о юношах.
— Влюбленность есть влюбленность, — ответила мисс Фрост без малейшего сомнения. — Все дело в том, как книга написана; вы же не хотите сказать, что «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр» — это дамские романы, правда?
— Конечно, нет! Безусловно, важно, как книга написана! — воскликнул Ричард Эббот. — Я всего лишь имел в виду, что более мужская история…
— Более мужская, — повторила мисс Фрост. — Ну, есть еще, конечно, Филдинг, — сказала она.
— Да-да! — воскликнул Ричард. — Вы о «Томе Джонсе»?
— О нем, — со вздохом ответила мисс Фрост. — Если считать постельные эскапады следствием влюбленностей…
— А почему бы нет? — быстро спросил Ричард.
— Сколько, говоришь, тебе лет? — спросила меня мисс Фрост. Ее длинные пальцы снова коснулись моего плеча. Я вспомнил, как упала в обморок (дважды) тетя Мюриэл, и на мгновение испугался, что и сам потеряю сознание.
— Тринадцать, — ответил я.
— Трех романов для начала вполне достаточно, для тринадцати-то лет, — сказала она Ричарду. — Перегружать человека влюбленностями в таком юном возрасте — не самое мудрое решение. Просто посмотрим, куда его заведут эти три романа, хорошо? — И мисс Фрост снова мне улыбнулась. — Начни с Филдинга, — посоветовала она. — По-моему, из этих троих он самый простой. Ты увидишь, что сестры Бронте более эмоциональны — более психологичны. Они более зрелые романисты.
— Мисс Фрост? — спросил Ричард Эббот. — Вам случайно не доводилось играть — я имею в виду, на сцене?
— Только в воображении, — ответила она почти кокетливо. — В молодости — постоянно.
Ричард бросил на меня заговорщицкий взгляд; я отлично понимал, о чем думает молодой талантливый новичок «Актеров Ферст-Систер». Столп сексуальной силы высился перед нами. Мисс Фрост виделась нам женщиной неудержимо свободной — ее определенно окружала аура непокорности.
Молодой Ричард Эббот и я, тринадцатилетний фантазер, неожиданно возжелавший написать историю своих влюбленностей в кого не следует и вдобавок заняться сексом с библиотекаршей тридцати с лишним лет, — оба мы увидели в мисс Фрост несомненную сексапильность.
— Мисс Фрост, у нас есть для вас роль, — решился Ричард Эббот, пока мы шли за ней меж стеллажей, где она разыскивала мои три первых классических романа.
— На самом деле даже две роли на выбор, — заметил я.
— Да, нужно выбрать, — торопливо прибавил Ричард. — Или Гедда в «Гедде Габлер», или Нора в «Кукольном доме». Вы ведь читали Ибсена? Это так называемые проблемные пьесы…
— Ну и выбор, — сказала мисс Фрост, улыбаясь мне. — Или мне придется прострелить себе висок, или бросить троих малолетних детей.
— Мне кажется, это в обоих случаях позитивное решение, — попытался утешить ее Ричард Эббот.
— Да куда уж позитивнее! — рассмеялась мисс Фрост, взмахнув рукой с красивыми длинными пальцами. (В ее смехе слышались грубые низкие нотки, но почти сразу он переходил в более высокий и чистый регистр.)
— Имейте в виду, режиссер — Нильс Боркман, — предупредил я мисс Фрост; мне уже хотелось всячески ее оберегать, а ведь мы едва успели познакомиться.
— Милый мой мальчик, — сказала мисс Фрост, — как будто хоть одна живая душа в Ферст-Систер не в курсе, что сей невротический норвежец, большой специалист по «серьезной драме» — режиссер нашего любительского театра.
Неожиданно она обратилась к Ричарду:
— Интересно было бы узнать — если из двух Ибсенов мы выберем «Кукольный дом» и я буду Норой — кого будете играть вы, мистер Ричард Эббот.
Прежде чем Ричард успел ответить, мисс Фрост продолжила:
— Ставлю на то, что вы были бы Торвальдом Хельмером, скучным и невнимательным мужем Норы — которому она спасает жизнь, но он не может отплатить ей тем же.
— Да, полагаю, эта роль досталась бы мне, — осторожно предположил Ричард, — хотя, конечно, я не режиссер.
— Вы обязаны предупредить меня, Ричард Эббот, если намереваетесь со мной заигрывать — я имею в виду, вне сцены, — сказала мисс Фрост.
— Нет, нет, вовсе нет! — воскликнул Ричард. — Я всерьез ухаживаю за мамой Билла.
— Что ж, прекрасно — это верный ответ. — Она снова взъерошила мне волосы, но обращалась по-прежнему к Ричарду. — А если мы ставим «Гедду Габлер» и я играю Гедду — здесь решение относительно вашей роли будет посложнее.
— Да, полагаю, что так, — задумчиво сказал Ричард. — Надеюсь, тут мне не выпадет роль скучного невнимательного мужа — я ужасно не хотел бы быть Йорганом.
— А кому бы понравилось быть Йорганом? — спросила мисс Фрост.
— Есть еще писатель, которого погубила Гедда, — размышлял Ричард. — С Нильса станется дать мне Эйлерта Левборга.
— Эта роль совсем не для вас! — заявила мисс Фрост.
— Тогда остается асессор Бракк, — догадался Ричард.
— Забавно бы вышло, — сказала мисс Фрост. — Я стреляюсь, чтобы избежать ваших когтей.
— Меня бы это просто уничтожило, — галантно ответил Ричард Эббот. Даже сейчас они оба играли — я это понимал, — и передо мной были отнюдь не любители. Маме не пришлось бы им суфлировать; я не мог представить, чтобы кто-то из них забыл свою реплику или ошибся хоть в одном слове.
— Я обдумаю ваше предложение, и мы вернемся к этому разговору, — сказала Ричарду мисс Фрост. В прихожей, где на вешалке с длинным рядом крючков висел одинокий плащ — вероятно, принадлежавший библиотекарше, — было узкое, высокое, тускло освещенное зеркало. Мисс Фрост быстро оглядела свою прическу. — Я раздумываю, не отпустить ли волосы, — сказала она, словно обращаясь к своему отражению.
— Мне представляется, что у Гедды волосы должны быть подлиннее, — сказал Ричард.
— Вы так думаете? — спросила мисс Фрост, но ее улыбка снова была обращена ко мне. — Так вот ты какой, Уильям Дин, — неожиданно сказала она. — Вот вам и переходный возраст — только посмотрите на этого мальчика!
Кажется, я покраснел и отвернулся, крепко прижимая к сердцу три романа о взрослении.
Выбор мисс Фрост оказался удачным. Я прочел одну за другой «Тома Джонса», «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр», таким образом сделавшись, к маминому удивлению, заядлым читателем. И вот чему научили меня эти романы: приключения не сводятся к морским путешествиям, хоть с пиратами, хоть без них. Можно испытать волнение, не уходя в научную фантастику или измышления о будущем; не обязательно читать вестерн или женский роман, чтобы перенестись в другой мир. В чтении, как и в писательстве, все, что нужно для полного погружения в сюжет, — правдоподобные, но сложные взаимоотношения. К чему еще, в конце концов, приводят влюбленности — особенно влюбленности в кого не следует?