— Раньше парень как парень был, свой. Скажешь — сделает. А после того как майор к нему пришел, засел он дома. Говорит — болею. Потом на завод пошел. Сколько времени во двор не выходил! Это все майор, деньги ему за меня обещал. Вы за это платите? Он заложил, кто же еще? Продался, гаденыш, — скорее пожаловался, чем выругался Бельский.
— Все на деньги меряешь? — Кудинову стало противно. Он с трудом скрывал отвращение к этому балбесу.
— Конечно! Если бы я знал… Думал, отвык он, вот и брыкается… А он заложил, продал.
— Продал? — усмехнулся Кудинов. — Ну ладно. Пока на первый раз у меня к вам все.
— А мать знает, где я? Хотя теперь, конечно, вся улица знает. Трое вели… Все смотреть сбежались. Радуются…
— Я ее вызвал на завтра и еще не видел.
— Плачет небось… Передачу-то разрешите? Без передачи-то тоже сидеть нет интересу, на баланде…
— А Маркина бить был интерес? Подписывай. — Кудинов увидел, как Бельский потянулся к его ручке, невольно отодвинул ее и указал на другую — в стакане. — Подписал? Курченко, уведите Бельского и приведите сюда Маркина. Чтоб не виделись.
Бельский остановился. Губы его изобразили что-то похожее на улыбку.
— Значит, и он? Сидит? Пусть! Узнает, гаденыш, как дружить с милицией. Как верить ей! Пусть!
Кудинов отвернулся и молчал.
— Шагай, шагай… — ткнул Бельского в плечо Курченко. — Губы-то распустил… Тюря!
33
Когда Маркин замер на секунду в дверях, Кудинова поразило его лицо: умное, нервное, с огромным синяком, который съехал со лба на бровь и расплылся там фиолетовой кляксой. Из этой кляксы на следователя смотрели большие черные глаза подростка.
— Садитесь, — сказал Кудинов.
Маркин вздрогнул.
— Гражданин Маркин Дмитрий Васильевич? С вами говорит следователь, которому поручили вести ваше дело. Будем знакомы — Кудинов.
— За что вы меня схватили, за что? — не дослушав, выдохнул Маркин, и нижняя челюсть у него затряслась.
Кудинов растерялся и не нашел ничего лучшего, как печально улыбнуться.
— Я вас не хватал. Я как раз и хочу разобраться, насколько правильно вы были арестованы.
— Я же не предатель! Я хотел как лучше! Меня же обманули! Мы с Ковалевым договорились! Позовите Ковалева, он вам все объяснит. Где он? — Маркин вскочил.
— Погоди. — Окончательно теряя следовательскую невозмутимость, Кудинов резко поднялся и усадил Маркина за плечи обратно на стул. — Почему ты думаешь, что только Ковалев тебе поверит? Откуда ты его знаешь?
Курченко подал Маркину стакан воды. Маркин торопливо глотал воду и быстро отвечал на вопросы следователя.
Да, он, Маркин, знает Ковалева. Да, он относится к Ковалеву хорошо. Нет, никаких денежных дел между ними не было. Да, Ковалев через своего знакомого, гравера Посошкова, устроил Маркина учеником на завод. На той неделе ему присвоили четвертый разряд.
Да, Маркин знает профессора Васина, он живет с ним в одном подъезде. Да, в прошлом году он подделал ключ к двери профессора Васина. Подделал очень просто: выпилил из болванки по оттиску на пластилине. Оттиск он снял с ключа домработницы профессора. Хотел забраться в квартиру. Кто подговорил его? Это Бельский заставил его лезть.
Нет, чем кончилось, ни Бельский, ни другие ребята не знают. По просьбе Ковалева профессор Васин обещал никому ничего не говорить. Маркин тогда пропускал уроки в школе, отстал, прятался с Бельским и другими ребятами на чердаке, курил.
Ковалев поступил очень просто — привел тогда Маркина к профессору, заставил вынуть ключ и показать, как он легко отпирает дверь. Маркин плакал от стыда, но показывал, отпирал дверь при всех. И тут же всем рассказал и про двойки в школе и про чердак. На другой день Ковалев с дворником одну дверь на чердак забили, другую заперли на большой замок, а пожарную лестницу обили досками, и по ней стало невозможно лазить.
С Бельским Ковалев тоже много разговаривал, водил его на завод, но тому на заводе не понравилось — очень уж грязно там и воняет. И вставать надо рано. Бельский плакался матери, и она разжалобилась, сказала, чтоб год еще дома побыл, успеет, еще наработается. А отца у Бельского нет…
Кудинов подробно записал все, что относилось к прошлогодней истории Маркина с подделкой ключа и роли, которую сыграл в этой истории Ковалев. Он задал несколько вопросов, уточнил все подробно и только после этого перешел к допросу о событиях, которые произошли на днях. Вот что выяснилось, если верить показаниям Маркина.
В субботу после работы Маркин, наскоро перекусив, вышел из дому и направился к Посошкову. Павел Иванович Посошков был единственным гравером на заводе. Он уже старичок, решил сделать способного подростка своим помощником и преемником весьма редкой своей профессии. На заводе они занимались тяжелой гравировкой, делали металлические формы для кокильного литья. А дома Посошков занимался гравировкой по цветным металлам, в основном художественной работой. Маркин так увлекся этим делом и так был занят, что совсем не появлялся во дворе.
У парадного Маркин встретил Бельского. Дальше происходило все так, как рассказал на допросе Бельский. Маркин хотел идти своей дорогой, но Бельский не пустил. Произошла ссора, Бельский был на полтора года старше Маркина и гораздо сильнее. Он ткнул Маркина кулаком, пообещал ему переломать ноги, и не сам… А дружил он с такими ребятами, которые не пожалеют. Маркин их знал. Еще раньше он уговорился с Ковалевым: если Бельский будет его преследовать, Маркин должен позвонить Ковалеву. Тот примет меры. В овощном магазине, куда зашел Маркин посмотреть, как продвигается бабкина очередь, он увидел автомат и позвонил в отделение сначала по ноль-два, а потом, узнав от дежурного номер, позвонил в оперативную группу. Ковалева на месте не оказалось. Снял трубку кто-то другой. Сбиваясь и путаясь, Маркин объяснил, в чем дело, просил записать адрес и срочно передать Ковалеву. Тут Маркин заметил, как Бельский, покурив, бросил сигарету, перешел через улицу и подошел к магазину. Маркин вышел к нему, хотел уйти. Однако Бельский вынудил его отправиться с ним. Когда Бельский открыл подделанным ключом дверь седьмой квартиры, Маркин попробовал убежать. Бельский втолкнул его в коридор, дверь захлопнул. Началась драка. Маркин упал и не мог подняться. Драка в коридоре подтверждалась и хозяйкой квартиры. Дамская туфля, которой Бельский ударил Маркина по лицу, как записал Яхонтов в ее показаниях, «пришла в полную негодность ввиду отвалившегося каблука». Во время драки подоспели из милиции. Прибежала на шум и хозяйка квартиры, старуха. Избитого Маркина вслед за Бельским доставили в отделение. По дороге Маркин сначала молчал, потом пробовал объяснить все Яхонтову. Но тот не дослушал:
— Ты это Ковалеву рассказывай. Распустил вас! Но я наведу порядок. Вы у меня полазаете по чужим квартирам! Почувствуете! И ваш Ковалев вместе с вами!
Кудинов старался записывать рассказ Маркина слово в слово, особенно разговор с Яхонтовым.
— Хотите что-нибудь добавить к тому, что вы сообщили? — Кудинов очень устал писать. Он поднял затекшую правую руку.
— Что ж, теперь, значит, и меня посадят? — спросил Маркин угрюмо. — Это неправильно. Я хотел, чтобы как лучше. И я… я Ворошилову все напишу, как меня обманули. Я проходил Конституцию, я знаю… Это обман… Ковалев вам скажет…
Кудинов задумался, потом улыбнулся.
— Писать не стоит. Возможно, сумеем обойтись и без Верховного Совета. Посиди минутку…
Махая затекшей от долгого писания рукой, он прошел в соседнюю комнату к Романову.
Помощник прокурора смотрел в окно и нещадно дымил.
— Товарищ Романов, я нахожу, — Кудинов взволнованно, очень сильно произнес это «я нахожу», — что Маркин находится третий день под стражей без достаточных оснований. Я считаю такую меру пресечения неправильной. Вы согласны, или я вынужден буду писать…
— Да-да, — поспешно перебил Романов. Он представил себе, как бы трагически сейчас выглядел, если бы не послушался осторожного совета Денисенко. — Да-да. Обязательно! Немедленно! Отпускайте!
Кудинов посмотрел, как Романов быстро выбежал из комнаты к Маркину, остановился перед ним, разглядывая. Он и остальные вышли за помощником прокурора.
— Подписал? — улыбнулся Кудинов Маркину. — Вот и все. Теперь можешь идти домой. И не беспокойся. Скажи родным, чтоб не тревожились и тебя не ругали. Я сам вечером к ним зайду и все объясню. Курченко, проводите его и пригласите сюда свидетеля Яхонтова.
— Всегда рад, — засмеялся Курченко.
— Ничего… Не надо! Я сам… сам за ним схожу! — Романов сорвался с места и исчез за дверью.
Все переглянулись. Романов действительно был забавен. Курченко приоткрыл дверь, всем подмигнул:
— Послушаем. Сейчас должен быть небольшой шум.
34
Романов был помощником прокурора по надзору за милицией. Но прокурор уже больше месяца болел, и Романов его замещал. Ошибки работников милиции никогда не удивляли и не раздражали Романова. Они казались ему естественными и неизбежными. Он снисходительно учил работников отделений уму-разуму, вскрывал ошибки и разъяснял. При этом лицо помощника прокурора по надзору за милицией ясно показывала, что только он один постиг тот истинный, высший смысл законов, до которого не доросли те, за кем он поставлен надзирать. Единственным человеком в отделении, способным более или менее подниматься на какую-то высоту юриспруденции, Романов считал Яхонтова и любил с ним порассуждать, поспорить о разных казусах. Увлеченный спором с Яхонтовым, он часто переходил с ним на «ты», стукал себя по коленке, подскакивал и, доказав свое, весело потирал руки. Работники отделения считали Романова не ахти каким умным человеком, но зато справедливым и, главное, хорошо знающим свое дело. С ним сработались, уважали его как знатока законов, поражались его памяти. Романов без затруднения цитировал любую статью со всеми дополнениями и изменениями, которых в нашем уголовном кодексе превеликое множество. Многие верили в его непогрешимость, но сам он верил в нее больше всех. И вдруг он, Романов, ошибся! Да и дело-то совсем не принадлежало к казусам. И как ошибся!..