Вот ехидна!
— Андрей, подожди, — стриженый подал мне стакан воды, хотя я, вроде, не просила. — Присядьте. Вам плохо? Не волнуйтесь. Все обойдется. Всякое бывает в жизни…
Ага, сейчас я должна броситься ему на грудь и облегчить душу чистосердечным признанием. А вот не дождетесь! Я сгорбилась на стуле, и сжала горячие виски ледяными руками. В голове мелькали картины тюремной жизни, одна страшнее другой. Потом я оделась, и меня куда-то повели. Последнее, что видела — растерянного соседа-алкаша Иваныча, который беззвучно шевелил губами. В будний день никого трезвее его и полубезумной старушки с нижнего этажа для роли понятых не нашли.
Привезли меня в какое-то отделение, посадили в пустую комнату, где я и сидела, не знаю уж, сколько времени, трясясь в ознобе. Наконец, меня вызвали, и все началось сначала. Очкарик меня запугивал, а стриженый утешал и успокаивал. Отвечала я односложно. Под конец мне стало уже все равно. Хотелось только лечь и закрыть глаза. Так, наверное, и получают чистосердечные признания. Я почти готова была признаться не только в убийстве своего начальника и краже денег, но и в организации всемирного массонского заговора. Но тут, видно рациональная сторона натуры пробилась сквозь озноб и усталость и я, вроде, очнулась. Это что ж получается? Я буду на нарах париться, убийца гулять на свободе, а бравые Жеглов и Шарапов поставят галочку о раскрытии преступления века и получат благодарность в приказе? Фигушки, я хоть и рыба, но плотоядная. Я вздохнула пару раз для храбрости и начала колоться.
По мере того, как я рассказывала, голос мой звучал все увереннее и мандраш потихоньку прошел. Как и ожидалось, в похищение они не поверили.
— Прямо чудеса рассказываете, — усмехнулся очкарик. — Вы, случайно, книжек не пишете?
— Не пишу, но садовый домик показать смогу. Найдите этого дядю Мишу, он подтвердит. Наверное. Хотя у него сын в полиции работает. Значит, гражданская сознательность должна присутствовать.
— Дядя Миша… — пробормотал очкарик. — Что, говорите, из ружья стрелял? — Он поднял на меня очумелые глаза и хлопнул себя по лбу. — Миронова, подождите за дверью.
В недоумении я пошла на выход и, закрывая за собой дверь, услышала: «Папа, как здоровье? В каком болоте, ты говоришь, берданку утопил?»
Я сидела на стуле, прислонясь спиной к холодной стене, и глупо хихикала. Полицейский, стороживший меня, косился, а потом отошел подальше. Понятно, решил, что сбрендила. Ничего, может, еще придется под психическую косить, пригодится. Под конец, я уже, согнувшись пополам, безудержно хохотала, представляя в красках разговор папы с сыночком. Смех напоминал рыдание, тут в дверях послышался шум, и в коридор ворвалась Вилька. Чисто фурия! Подлетев ко мне, она запричитала: «Что с тобой? Что они с тобой сделали? Я им сейчас всем устрою! Порву, как тузик тряпку!» Но, увидев, что я смеюсь, укоризненно сказала:
— Я с ума схожу, а она тут веселится.
— Ничего, это нервное, — оправдывалась я, утирая слезы. — Ты откуда здесь, Саид? Стреляли?
— С ума с тобой сойдешь, — Вилька шмыгнула носом и всхлипнула.
Тут в коридор высунулся стриженый:
— Миронова, зайдите. А вы что здесь делаете? — недоуменно спросил он, уставившись куда-то в бок.
— Я адвокат Мироновой Матильды Сергеевны, — моложавый мужчина средних лет выступил вперед.
Все дружно мы зашли в кабинет.
Андрей Михайлович сидел, подперев голову одной рукой, и вертя в другой неизменный «Паркер». Глаза его были задумчивы. Он повернул голову, и очки его удивленно поползли вверх.
— А вы что здесь делаете? — задал он тот же вопрос адвокату и получил тот же ответ, что и стриженый.
— Миронова, выйдите, — замахал он рукой.
То зайди, то выйди, с ума сойти.
Вилька обняла меня так, словно не чаяла живой увидеть.
— Ой, страху натерпелась, — вполголоса начала она.
Можно подумать мне было не страшно.
— Как ты узнала?
— Иваныч твой, молодец, помог. Дай бог ему водки побольше. Я же обзвонилась вся. Вечером тебя нет, сотовый не отвечает… Я, грешным делом решила, что ты с кавалером где-нибудь прохлаждаешься. А на следующий день на работу звоню — а там у тебя такое…. Я тебе домой звоню, ты опять не отвечаешь. В машину прыг и к тебе. Иваныч твой и рассказал. Даже сказал, куда тебя повезли. Он к водителю ментовского уазика сбегал и узнал.
— Понятно, хотя ничего непонятно. А адвокат откуда?
Но рассказать она не успела — высунулся стриженый, выглядел он скучно.
— Миронова, зайдите.
Я поплелась в комнату, чувствуя зарождающуюся надежду, и в то же время, отказываясь верить.
— Распишитесь, — подвинул мне бумажку Андрей Михайлович. — Подписка о невыезде.
— И что? — спросила я.
Адвокат стоял совершенно спокойно, держа подмышкой кожаную папочку. Во взгляде его была усталая снисходительность. Так мать смотрит на неразумное чадо — что с него взять, с дитя малого.
— Это значит, что вы не должны выезжать за пределы города, и обязаны являться по первому вызову.
— И что я могу идти? — Чудеса!
— Идите, — он отвернулся.
Адвокат отвесил легкий поклон и, блестя золотыми очками, направился к выходу, я посеменила следом.
— Миронова, — окликнул меня Андрей Михайлович. Я обернулась. — Повестку возьмите. Жду вас завтра.
— Спасибо, — пискнула я растеряно и улыбнулась. — До свидания. Извините, пожалуйста.
Он удивленно вскинул брови.
— Да ничего, до свидания.
Мы вышли на улицу. Недалеко от входа стоял огромный джип. Адвокат жестом пригласил внутрь. Толик, радостно улыбаясь, похлопал меня по плечу.
— Привет, арестантка!
— Ну как? — обратился он к адвокату.
— Как всегда, — пожал тот плечами, — нарушили все, что можно нарушить. Даже не интересно.
— Ну, понятно, — отозвался Толик, заводя мотор, — думали запресовать и признанку выбить. Им, главное, с рук сбыть поскорее, а там пусть в суде разбираются.
— Но ведь все равно на доследование вернут, — покачал головой адвокат. — Прямо дети малые, ей богу.
Пока мы отвозили адвоката, Вилька поведала историю моего невероятного освобождения. Узнав от Иваныча о случившемся, Вилька не придумала ничего лучше, чем позвонить Толику. Дальше все просто. Они приехали, и вот я на свободе.
А иначе сидела бы сейчас в камере среди уголовниц и бомжих, бр-р…Меня передернуло и тут же зазнобило.
— Ты чего? — встревожилась Вилька.
— Температура у меня.
— Это от нервов.
— Это от ночных прогулок, — ответила я и рассказала про похищение.
— Ужас! Толик, ты слышишь, что твориться? Совсем житья от вашего брата не стало, — Вилька толкнула его в плечо.
— А номер запомнила? — хмуро отозвался Толик, который, вообще, всегда болезненно реагировал на Вилькины подковырки. — Я узнаю, кто такие.
Он высадил нас возле Вилькиного дома и уехал. А Вилька, едва переступив порог, принялась меня лечить. Поставила градусник, дала аспирину, напоила чаем с лимоном и уложила в кровать.
— Отдыхай, все равно ты теперь без работы.
— И без зарплаты, — отозвалась я.
— Да ладно, проживем как-нибудь. Главное, жива здорова, а остальное ерунда.
Глава 6
Вилькины старания не прошли даром — к утру я вполне оправилась от хворобы, и подружка, успокоенная, умчалась на работу. А я осталась думать о превратностях судьбы, грустить и потихоньку собираться на свидание со следователем, ждавшем меня к трем часам дня. Из окна высотки, продуваемой всеми ветрами, открывался великолепный вид на залив. Эту квартирку купила Екатерина Альбертовна (а скорее всего Ван) два года назад в новом квартале, построенном китайскими товарищами. Вилька усмехалась и говорила, что дареному коню в зубы не смотрят, но я знала, что квартира ей нравится. И к тому же, теперь мы жили буквально в получасе езды друг от друга.
В назначенное время я сидела перед дверью в нужный мне кабинет. Андрея Михайловича, как подменили. Нет, любезностями он не сыпал, но был вполне корректен.
— Как ваше здоровье? — поинтересовался он.
— Спасибо, хорошо, — удивилась я. Что-то вчера его мое здоровье не очень волновало. Да бог с ним.
— Ваше счастье, что эксперты установили точное время смерти Николаева, — вздохнул Андрей Михайлович, как мне показалось с сожалением. — Он умер приблизительно в восемь, восемь тридцать. В это время вы как раз были в садоводстве. — Я кивнула головой. Именно в это время. — Это, конечно, снимает с вас подозрение в убийстве, но остаются еще деньги, найденные в вашей квартире и следы краски на полу. Понимаете, о чем я?
— В общем-то, не совсем, — пожала я плечами. — То есть вы хотите сказать, что я деньги из сейфа взяла? Но как бы я успела? Если я была в офисе в восемь вечера, то не могла оказаться в садоводстве и уж тем более, не могла наследить краской.
«К тому же к утру, краска подсохла и не могла оставить таких сильных следов, а утром Николаев был уже мертв и сейф пуст», — подумала я про себя.
— Возможно, краска на полу и деньги не имеют друг к другу никакого отношения, — покачал головой Андрей Михайлович. — Я сделала удивленные глаза. А он помолчал и пояснил: — Размер обуви не совпадает с вашими ботинками. Там явно сорок четвертый размер.
— А может как раз, и имеют! — осенило меня. — Я вам рассказывала, как я пряталась в недостроенном доме — так вот один из бандитов, как раз в краску и вляпался. Ругался очень. Вы же не думаете, что убийство Сергея Петровича и мое похищение не связаны между собой?
— А вы, думаете, связаны? — скривился Сушицкий.
— Ежу понятно! Вы бы проверили машину этих ребят, может, что и прояснится.
— Вы что номер запомнили? — воскликнул он.
— Ну, конечно, — удивилась я. — Еще бы я не запомнила…
— А чего вчера… — начала было он, но осекся.
— Да ну вчера, — махнула я рукой, — вчера я бы номер и своей машины не вспомнила. У меня температура, знаете, какая была?
— Ну да, ну да… — пробормотал Андрей Михайлович. Сегодня он был на удивление тих и почему-то не вызывал такого сильного раздражения, как вчера. Может потому, что снял свои попсовые золотые очечки, а может потому, что не крутил у меня перед носом своим стильным Паркером. — Ладно, — сказал он, наконец, закончив писать протокол, — прочитайте, распишитесь.