— А зря. Может, и я на что сгожусь — у меня как раз пара лишних Мерседесов завалялась.
— Мерседесов в стране навалом, с принцами напряженка. Хватит ерунду молоть!
— Так, значит, я прав? Ты такая романтичная барышня?
Не сдержавшись, я запустила в него книгой. Он поймал ее на лету, в сантиметре от лица. Как назло, книга была из Вилькиной библиотеки — на обложке брутальный красавец обнимал томную блондинку. Краснов глянул на картинку и ехидно ощерился. Но прежде чем он открыл рот, чтобы выдать очередную гадость в мой адрес, я выбежала из комнаты и заперлась в ванне. Там я долго булькала и шипела, сыпя проклятия на его голову. Какое-то время спустя, осторожно выглянув в коридор, я прокралась в Вилькину комнату и плюхнулась на кровать. Ну, конечно же, сразу появился гнусный аспид и уселся рядом. Слух как у кошки, ей-богу. Я отвернулась к стенке.
— Очень интересный спектакль, — сказал Краснов. — Весьма, весьма.
«Говори, что хочешь, — подумала я, — мне все равно» А он продолжал, как ни в чем не бывало, ни тебе извинений, ничего.
— А ты и в правду, редкая женщина. У тебя оказывается масса достоинств. Да и готовишь ты неплохо, как оказалось.
Я заткнула уши руками, и засунула голову под подушку, чтобы не слышать мерзких издевательств.
— А я-то думал, что это ты врешь так классически, с невинным выражением на лице, а ты у нас артистка, оказывается.
«Все, — решила я, — сейчас я его убью» И тут он меня обнял.
— Не сердись, — шепнул он.
Я вскочила и зарычала:
— Ну что за мерзкая привычка — сначала гадостей наговорить, а потом извиняться, гадко хихикая при этом!
— Разве? — удивился Краснов.
— У-у, — завыла я и полезла с кровати на пол, — достал ты меня, Краснов.
Он перехватил меня на полпути и водрузил обратно, а сам пристроился рядом, обнимая за плечи.
— Ну не сердись, — шептал он на ухо, — мне просто было интересно узнать о тебе побольше. Ты же скрытная, как пирамида Хеопса: тайник в тайнике.
Я фырчала, но вырваться, конечно, не получилось, а он все шептал и шептал, что-то на ухо. Хорошо хоть руки не распускал, так что я пофыркала, пофыркала и, постепенно, успокоилась.
— Утихла? — спросил он.
Я фыркнула в последний раз:
— Ага.
— Ну и хорошо, — обрадовался он и добавил: — Мы тоже спектакли разные ставили. — Комедию. «Ромео и Джульетта».
— Это трагедия, — возразила я хмуро.
— А у нас получилась комедия, — засмеялся Краснов. — Зал рыдал. От смеха.
— А где? — заинтересовалась я. — В школе?
— Ага, в школе. В колонии.
— Где? — ужаснулась я.
— В колонии для несовершеннолетних.
Ну что ж, я и не думала, что он из благородного пансиона.
— А кто ж у вас Джульетту играл? Парня нарядили?
— Ты что? — возмутился Краснов. — Пацану девкой — западло! Нет, библиотекарша играла. Деваха, лет двадцати пяти, сдобная такая, словно пончик. — Он облизнулся. Или мне это показалось?
— А Ромео кто? — мне вдруг стало любопытно. — Ты никак? — Краснов кивнул, чему-то про себя улыбаясь. — Правда? — оживилась я, вылезая из его рук и усаживаясь поудобнее. — И что, хлопали?
— Я же говорю — рыдали. — Он закинул руки за голову и уставился в потолок задумчивым взглядом. — Особенно в конце, когда Джульетта кинжалом закалывалась. Пацаны вскакивали — просили повторить. Она так смачно падала на пол, что у нее все дрыгалось, и колебания по всему телу шли.
— А ты? — я засмеялась.
— Что я? Я с ней по сценарию целовался, мне и этого хватало.
— А после? — спросила я пытливо.
— Что после? — не понял он.
— После спектакля не целовался? — не отставала я.
Он не ответил, все так же мечтательно глядя в потолок. «Конечно, целовался, — подумала я, — а может, и не только. Да уж, конечно, — посмотрела я не него, — Наверное, в молодости такой же бугай здоровый был. Девки, небось, косяками валились. Хотя, что там хорошего-то? Ни красоты, ни ума, злобный нрав…» Наверное, он почувствовал мой взгляд и, перестав пялиться в потолок, потянулся ко мне рукой. Тут я вспомнила, что нахожусь в двусмысленной ситуации — в замкнутом пространстве, наедине со здоровущим самцом, да еще и сижу в пределах досягаемости.
— У тебя ведь жена есть? — быстро спросила я.
— Есть, — согласился Краснов.
— Красивая?
— Угу, — кивнул он, — мисс чего-то там, за какой-то год. Все как положено: грудь, зубы, ноги… и все искусственное.
— Что? — изумилась я. — Ноги у нее тоже искусственные? Ты сам-то понял, что сказал? — я захохотала. — Нет, ты не возможен… И где она?
— А тебе зачем? — усмехнулся он, закидывая руку за голову, чем очень меня успокоил.
— Интересно, — пожала я плечами.
— А, — он поудобней подсунул подушку под голову и замолчал.
Нет, ну надо же!
— Она ведь, наверное, думает, что ты погиб. Рыдает сейчас…
— Нет, — ответил он, разглядывая меня.
Я заерзала.
— Почему?
Он опять не ответил, продолжая меня разглядывать. Давно не видел, что ли? От этого разглядывания я еще больше задергалась и разозлилась.
— Краснов, это свинство — ты про меня, вон, сколько всего узнал, а сам молчишь, как партизан…
— Нет, — засмеялся он, — партизанка — это ты.
Я надулась и полезла с кровати.
— Пойду посуду помою.
— Уже, — сказал он, приподнимаясь и останавливая меня. Новость про посуду приятно удивила, но вот движение его рук мне на встречу совсем не понравилось.
— Пойду, кино тогда посмотрю.
— Ладно, — сказал он, — чего ты там узнать хочешь? Спрашивай.
Эх, любопытство, говорят, кошку сгубило…
— Только ты лежи, как лежал, — согласилась я остаться, — и руки за голову убери. Вот-вот.
— Ну? — спросил он, послушно убирая руки, куда было велено.
— Я же тебя спросила про жену.
— А нет ее, — ответил он.
— А где? — задала я глупейший вопрос, и сама на него ответила про себя: «Где? Где? В подвале зарыта…Синяя борода, блин компот…»
— В Европе, — перебил Краснов мои мысли.
— А, — вздохнула я с облегчением. — И когда приедет?
— Когда нужно будет, тогда и приедет, — небрежно ответил он.
— Как это когда нужно? И кому нужно?
— Когда она мне понадобится, я ее вызову, — терпеливо объяснил он мне, видя мое удивленное лицо.
— Как вызовешь?
— Телеграммой, блин. Срочной. Вот привязалась-то! — он сурово сдвинул брови, но глаза насмешливо щурились.
Я понимающе кивнула, хотя, конечно, опять ничего не поняла. Ладно, на жену мы не реагируем, попробуем, что попроще.
— А дети у тебя есть?
— Дети? — хохотнул он. — Какие?
— Обычные дети, — начала я злиться, — знаешь, такие масенькие, в памперсах и соской в зубах. Еще они агу-агу говорят.
— А-а. Нет, таких нет.
— А какие есть? — продолжала допытываться я, понемногу теряя терпение. Сам сказал, спрашивай, а сам…
— Разные, — ответил он, смеясь над моей злостью, — девочки, мальчики… тебе каких?
— Что так много? — удивилась я. — И где они все?
— Да кто где, — неопределенно пожал он плечом.
Вот как с таким разговаривать? Ладно, попробуем по-другому.
— У тебя старший кто, сын, дочь?
— Дочь.
— И сколько ей?
— Да как тебе, наверное, — хмыкнул он.
Я быстро произвела в уме подсчеты. Либо он старше, чем выглядит, либо…
— Когда ж ты успел? — засомневалась я.
— Да там же в колонии, — он усмехнулся.
— Библиотекарша? — блеснула я прозорливостью.
— Нет, — ответил Краснов, — была там у нас одна воспитательница-надзирательница. Она-то как раз спектакли и ставила. Перевоспитывала нас путем приобщения к искусству, так сказать.
— Сколько ж тебе лет было?
— Да лет пятнадцать.
Я присвистнула.
— Ого! А ей сколько?
— Где-то тридцать, может чуть больше.
— Ничего себе! И как ты ее уговорил?
Он удивленно уставился на меня, как на дурочку и проворчал:
— Чего там уговаривать-то было? Сама за мной бегала. А у меня тогда роман с поварихой в разгаре был, не до нее мне было.
Я схватилась за голову — елы-палы, с кем я связалась? Маньяк какой-то! Краснов вытащил, было, руку, но, увидав мои расширившиеся глаза, тут же убрал обратно, поерзал головой на подушке и продолжил:
— Достала она меня со страшной силой. Пришлось принять меры.
— Какие? — быстро спросила я.
Он неопределенно хмыкнул.
— Да так… Объяснил короче, что не фиг за мной по всем углам бегать, и велел спокойно своей очереди ждать.
— И что ждала?
— Рада была, безумно.
Я покачала головой.
— У тебя мании величия нет? И библиотекарша, и повариха, и воспиталка… многовато что-то для пацана из колонии.
Тут он засмеялся так, что я стала потихоньку пятиться к краю.
— Тебе доказательства нужны?
— Дурак ты, Краснов, — спрыгнула я на пол и, еле-еле увернувшись от молниеносного броска руки, метнулась к двери. Она захлопнулась прямо перед моим носом.
— Куда? — замурчал он мне в самое ухо. — Мы еще не договорили.
Ой, не надо было мне про женщин напоминать, поняла я свою ошибку.
— Отстань, — уперлась я локтем ему в грудь, — сам вчера говорил…
— А я передумал, — его губы прошлись по мочке уха так, что у меня коленки задрожали.
— Ой, мама, — вскрикнула я, чувствуя его руки там, где им быть совсем не положено, но где они, тем не менее, были как будто на своем месте. Я закрыла глаза и подумала: «А катись все к черту».
И тут раздался длинный громкий звонок. Краснов легонько дунул мне в лицо. Я вздрогнула и очнулась.
— Иди, открой, — приказал он.
— Я боюсь.
— Иди, — подтолкнул он меня к двери.
Я нервно сглотнула и пошла, куда приказали, горько сетуя на женскую долю — первой входить в пещеру. Мысленно простившись с жизнью, я повернула ключ.
— Ромашка! — пискнула я.
Он протиснулся в дверь, буркнув: — Привет, — и пошел в комнату, где находился Краснов, даже не спрашивая дороги. По запаху что ли?