Краснов подошел и встал напротив. Глаза его сузились, веко дергалось, лицо застыло, словно маска.
— Да, — сказала я хрипло и улыбнулась, — все правда. — Голос прорезался, наконец, и стал громче. — Так все и было: я убила своего любовника, взяла деньги или что там еще было и, вообще, все время врала. — Я посмотрела прямо в его глаза и засмеялась.
Лицо у Краснова исказилось, рука его больно схватила меня сзади за волосы и с силой швырнула на пол. Я грохнулась, приложившись скулой о жесткий палас. Прямо пред моим носом находились ботинки, одного из Красновских ребят, какие-то грязные, с белесыми разводами по бокам. Я приподнялась, села, тряся головой, и опять засмеялась. Мне было очень смешно. «Здравствуй, дурка, дом родной, — тебя закопают, а кто-то поедет на Мальдивы…» Я вспомнила кукольное личико и тоненький голосок.
— Ксения, — прошептала я еле слышно. Меня подняли в воздух и встряхнули. Голова моя мотнулась, и я сморщилась от боли. В голове, как будто граната разорвалась.
— Ксения? — спросил Краснов.
— Ксения, — я опять засмеялась, — Ксения поедет на Мальдивы. — Меня опять сильно тряхнуло. — Краснов, ты своим бойцам мало платишь, они у тебя в грязных ботинках ходят. Краска, знаешь, плохо отмывается, особенно масляная…
— Шеф, — раздался чей-то голос, — там машина проезд загораживает — отогнать бы надо.
— Иди, — ответил Краснов, опуская меня на диван.
«Что ж у тебя нервы такие слабые, парнишка, — захихикала я про себя. — Вон, Ромашка стоит, не шелохнется. Глаза, как у Железного Феликса» Я приникла щекой к кожаной обивке дивана.
Минут через пять послышался какой-то шум и возня.
— Ну что, Игорек, — послышался голос Краснова, — отогнал машину?
Опять послышалась возня и сопение. Я приоткрыла один глаз — напротив меня в кресле сидел тот самый парень в испачканных ботинками, нервно блуждая глазами по сторонам. Сзади с боков его удерживали за плечи. Я поднялась с трудом и села, моргая глазами.
— Я не виноват, — начал лепетать он, — это все она…, — почему-то указывая пальцем в мою сторону, — она…
«Тебе-то что я сделала? — равнодушно подумала я, откидывая голову на спинку дивана, — Или день сегодня такой… рыбный?»
— Мы с ней должны были вечером встретиться, я еле успел, пока за этой гонялся, — парень кивнул в мою сторону. — Встретились. Она хотела в офис залезть, где раньше работала. У нее ключи были. Этот мужик, ее шеф бывший, ее бросил. Узнал что-то про нее такое. Не знаю я, короче, что там у них произошло. Мы со стороны парковки зашли, чтобы охранник в будке не видел. Да он и так в телевизор пялился. Поднялись по лестнице. Я у двери остался, на стреме, а она внутрь зашла. И вдруг выбегает, белая вся, меня позвала. Смотрю, мужик дохлый лежит, кровь кругом. Сейф мы открыли, а денег там кот наплакал. Ксюха все документы какие-то искала, по ящикам лазала. А мужик вдруг застонал, зашевелился. Она как закричит, он меня убьет, он меня убьет, меня в тюрьму посадят! Что мне было делать? Я подушку с дивана снял, и… — парень перевел дыхание и облизнул пересохшие губы. — Мы деньги, что были, забрали и вышли. Потом она мне ключи дала этой… у нее откуда-то были. Мы решили подбросить ей, хоть и жалко было, но лучше без денег, но на свободе, чем… А этой уже все равно… — Парень сглотнул и посмотрел на меня. Он уже успокоился и даже усмехнулся.
Я только глазами моргала, слушая его излияния, пропустив мимо ушей последнюю фразу про мою незавидную долю.
— Где она? — как-то спокойно спросил Краснов. Парень отрицательно мотнул головой. — Героя будешь корчить? Умрешь, но любимую не выдашь? — усмехнулся Краснов. — Уважаю таких храбрецов, — иронично похлопал он его по плечу. — Что с ней? — указал он на меня. — И вот тут я тебя уже без шуток спрашиваю. Кто велел ее привезти? На кого работаешь, сучонок? — глаза его сузились. Он потер костяшки пальцев, уже знакомым мне жестом.
Тут меня прошиб пот, в глазах потемнело, и я стала медленно заваливаться на бок. Краснов обернулся, посмотрел в мою сторону, хмуря бровь, махнул рукой, и парня вывели из комнаты. А я лежала на диване и тряслась: было очень холодно. Никаких мыслей не было, кроме одной — мне очень холодно. Мурашки волной пробегали по телу от каждого движения. Потом кто-то сел рядом.
— Больно? — спросил Краснов, проводя рукой по ободранной скуле. От прикосновения этой, показавшейся ледяной руки, я дернулась, холодная дрожь пробежалась по всему телу, до самых кончиков ног. Он дотронулся до моего лба, я снова дернулась — прикосновение ледяных пальцев было мучительно.
— Да у тебя жар! — выдохнул он изумленно. Я качнула головой: «Нет». — Упрямая девчонка, — прошептал он, прижимая меня к себе. Я попыталась отодвинуться, но он был такой горячий, что на секунду мне стало тепло — я замерла, а потом опять затряслась. — Выпей, — поднес он стакан к моим губам. Я выпила, не ощутив никакого вкуса. — Давай еще, — вторая порция прокатилась горячей волной. Коньяк, вспомнила я терпкий вкус.
— Холодно, — сказала я, зябко пряча руки у него на груди.
— Ничего, — шепнул он, — сейчас будет хорошо. — Я закрыла глаза и забылась в его объятиях под тихий голос: — Упрямая девчонка, ну надо же… За что мне такое?
Глава 12
— Упрямая девчонка, — сказал Краснов, присаживаясь на кровать, в которой, утопая в подушках, находилась я, закутанная в одеяло по самые уши.
Вилька поила меня горячим чаем, и каждые пять минут измеряла температуру. Как я сюда попала, я не помнила, вернее, помнила, но смутно. Помню, что Краснов втащил меня в спальню и опустил на кровать. Истеричные Вилькины вопли резали слух:
— Краснов, ты же ее угробил, ирод несчастный! Мамочки родные…
— Не гунди, — заткнул он ей рот, — раздень и уложи в постель. Быстро. Давай помогу.
— Иди отсюда, злыдень, — вытолкала она его за дверь, — дай человеку помереть спокойно.
— Как же, — усмехнулся Краснов, — помереть… Она сама, кого хочешь, в могилу загонит. Партизанка…
— Что он сказал? — прошептала я, открывая глаза.
— Живая…, — вскрикнула Вилька, обнимая меня. — Что, что… партизанка, говорит, ты.
Потом она уложила меня в кровать, нарядив в какую-то рубаху. Вскоре я уже блаженно засыпала под Вилькин рассказ о своих переживаниях.
— Я знала, что ты живая, — вздыхала она поминутно, — не могла ты просто так гикнуться. Ты свою карму еще не отработала в этой жизни.
— А какая у меня карма? — пробовала я улыбнуться.
— Не знаю, — пожимала он плечами, — но ничто не происходит случайно, ты же знаешь. — Пей вот, температуру сбить надо, а то у тебя аж зашкаливает.
Я выпила, закрыла глаза и уснула, натянув одеяло на голову.
— Ну что, упрямая девчонка, — повторил Краснов, забирая у Вильки чашку из рук. — Иди, ты ее уже замучила, — махнул он ей.
— Градусник посмотреть надо, — возмутилась та.
— Иди. Я сам посмотрю. — Его рука скользнула в вырез рубашки и где-то там нащупала стеклянный стерженек. — Нормально, — глянул он на ртутный столбик. — Ты еще здесь? Брысь отсюда! — повернулся он к Вильке.
Та постояла, разведя руки в стороны, и нерешительно выкатилась за дверь, окинув его мрачным взглядом и погрозив на прощание кулаком. Я молчала, слегка прикусив нижнюю губу, и совершенно не представляя, что мне с ним делать. Вчерашнее событие, внеся определенную ясность в происходящее, с одной стороны, оставило чувство горькой обиды, с другой.
— Не обижайся, — вздохнул Краснов, глядя на мой надутый вид. — У меня не было выхода — я должен был заставить его шевелиться. Ты сама виновата, — сурово ответил он на мою презрительную гримасу. — Если бы ты не была такой партизанкой… Чтобы тебе раньше про Ксению не рассказать. Ты ведь знала…
Я вздохнула: — Я не знала. Догадывалась только. Все в один голос твердят, что была у него любовница, но я ничего такого не подозревала. Я, вообще, думала, что он примерный семьянин. Он всегда так о жене заботился. На удивление. Потом, когда дочь его стала рассказывать, что видела какую-то девицу с ним в машине, в норковой шубе, с хвостом как у меня, — я дотронулась до своих лохм, — я про нее подумала. У нее и, правда, прическа, как у меня. Почти. Но потом решила, что это не доказательство. Мало ли у кого какие волосы… А ты бы ее зазря замучил. Как меня… — я насупилась. Краснов сморщился, но промолчал. — И еще я подумала, что даже если так, что такого? Ну, была у человека любовь на стороне, что такого. Я его понимаю — жена больна, дочь от рук отбилась, свой личный семейный ад. Вот и завел… А потом, я письмо от Николаева получила по электронной почте. Пока у Данилы сидела догадалась проверить ящик.
— Ну, Серега, — вздохнул Краснов, — накрутил загадок, чтоб тебя… Оно у тебя?
— В джинсах, в кармане, должно быть. Если Вилька их еще в стиральную машину не бросила.
— Дождешься от нее, как же. — Краснов поискал глазами и нашел мои шмотки на полу, за креслом. — Твоя подруга, небось, и посуду мыть не умеет, а уж стирать и подавно, — он вытащил письмо и углубился в чтение.
Пока он читал, я молчала, нервно разглаживая одеяло перед собой, то и дело прикладываясь к щеке. Мне казалась, что она подозрительно опухла, а волосы так, вообще, колтуном на голове сбились. Хорошо, наверное, выгляжу. Зашибись! А с другой стороны, какая разница, как я выгляжу в глазах этого монстра? Неужели мне не все равно?
— Да, — Краснов дочитал и поднял на меня взгляд. — Боялся мне сказать, как же! Черт бы тебя подрал, Серега.
— Он не дописал, — заметила я. — Скорей всего, услышал, что кто-то вошел, отправил, что успел. Увидал Ксюшу, а она его, испугалась и ударила, тем, что под руку попалось. А парень ее, что говорит? Или он уже ничего не говорит? Ты его тоже? — не удержалась я.
— Все еще злишься? — встал он. — Специально из меня монстра делаешь. Ладно. Пусть будет так. Мне все равно. Если тебе интересно, скажу, что я знал про Игоря. Мне Тайсон по телефону сказал, в тот день, когда вас ко мне в офис привезли. Волновался, не обижу ли я бедную девочку, — съехидничал Краснов. — Конечно, я его мог сразу допросить. Утюгом, например. Иголки под ногти тоже хорошо помогают. Паяльник там…