— Нет, он застрелился. Сам.
— Не верю, — покачал головой Седых. — Он не мог.
— Он был болен. Ему недолго оставалось. Вероятно, решил не затягивать. Ему незачем было больше жить. Жена ведь тоже умерла. Хоть и бывшая, но они общались. Кстати, не вы руку приложили?
— Нет, — прошептал Седых. — Она сама. Я ни при чем. Она поперлась на красный свет… Гена тоже не верил, но ГАИ подтвердило. Водитель не виноват, она выскочила прямо перед ним. А Гена? Я не знал.
— Вы понимаете, что это значит? — спросил Краснов, подходя ближе. — Вы единственный, кто может его выдать. Он не будет вас спасать. Ему проще избавиться от вас, раз и навсегда.
Седых закрыл лицо рукой, потер лоб, потом посмотрел на него уже почти нормальным человеческим взглядом.
— Я подумаю, — глухо сказал он. — Я подумаю.
— Думайте, — Краснов посмотрел на часы. — До вечера. Потом я буду вынужден принять соответствующие меры.
— Я была права, — констатировала я. — Тебе бы в НКВД работать. У тебя бы все кололись сразу при входе в кабинет.
— Что я такого сказал? — удивился Краснов.
— Одно это ожидание «соответствующих мер» доведет человека до психушки… Почему ты его сразу не дожал?
— Сленг у тебя… — поморщился Краснов. — Вредно так много боевиков смотреть. Я не хочу его дожимать, как ты говоришь. Мне нужно сотрудничество. Пусть он посидит и подумает, а как поймет, что кроме меня никто ему не поможет, тут мы и поговорим.
— О чем? — удивилась я. — Что тебе от него нужно, кроме?..
— Документы, которые Сергей оставил, очень интересные, — усмехнулся Краснов, — но там не хватает одного, самого важного. Без него деньги на этих счетах не получить никому. И тот документ без этих не более чем бумажка.
— Как две половинки банкноты, одна без другой не имеют никакой ценности, — осенило меня. — А где ж вторая половинка?
— У кого-то из них, я полагаю. Может быть.
— А тебе так нужны эти деньги? У тебя, что, своих мало?
— А деньги лишними не бывают, — откликнулся Краснов. — Давай, мы тебя сейчас к Даниле завезем. Здесь недалеко. Пообщаешься с человеком. А как с делами управлюсь, заберу, или Ромашку пришлю.
Данила, как всегда, сидел за компьютером.
— Сейчас, с программой разберусь, — кивнул он нам. — Чаю попьем. Вероника пирогов напекла.
Я в который раз поразилась простой красоте его лица и вдруг почувствовала странное пощипывание в носу и рванула на кухню. Возле мойки крупная статная женщина мыла посуду. Домработница, догадалась я, но по тому, как ревниво она зыркнула на меня глазищами, я засомневалась, а может и не только домработница. «А почему бы и нет, — подумала я, — вон, красавец какой, а для любви руки, ноги не главное. Опять же… при деньгах мужик…» «Фу, какая ты стала меркантильная», — укорила я себя тут же.
— Вероника, — представилась женщина. Было ей около сорока или чуть больше. — Вы в гости или по делу, — с излишним любопытством поинтересовалась она.
— Я с другом, по делу, — поспешила я ее успокоить, — мы ненадолго.
Тут на кухне появился Краснов, с Вероникой он, явно, был знаком, потому что ласково ей улыбнулся. Такой улыбки я еще у него не видела.
— Пойдем, — поманил он меня. — Я поеду, — сказал он, стоя перед входной дверью. — Не скучай.
— А ты надолго? — вдруг обеспокоилась я.
Вместо ответа он щелкнул меня по носу:
— Будь умницей, куколка.
Он ушел, а я стала прислушиваться к своей интуиции. Как назло, она упорно молчала. «Вот вредина», — опечалилась я.
— Я пойду, Данилушка? — Вероника с неодобрением покосилась в мою сторону.
Мне стало неловко: свинтус, все-таки, Краснов — никогда не считается с личной жизнью других людей. «Конечно, хозяин — барин, — высказалась я про себя, — рабовладелец».
— Иди, Верунчик, — отпустил ее Данила, — завтра зайдешь.
— Хорошо, — обрадовалась та, — я белье из прачечной заберу.
В, общем-то, я не скучала. Данила показал мне какую-то новую стрелялку. Потом мы пили чай с пирогами. Потом лазали по сети. Данила был гений. За считанные минуты он объяснил мне многие компьютерные хитрости, то с чем я мучилась уж и не знаю сколько. Время пролетело незаметно, на улице начало темнеть, а Краснов все не ехал. С Данилой, конечно, было интересно, но я начала волноваться. Тут раздался звонок в дверь. Данила посмотрел на монитор и сказал:
— Ребята приехали. Это за диском, наверное. Я им тут одну штуку сварганил.
В комнату вошли двое. «Господи, в каком инкубаторе их выращивают? — подумала я, узнавая Красновских бойцов, — все равны, как на подбор».
— Нас Николай Дмитриевич послал. За ней, — кивнул один.
— А где сам? — Данил щелкал по клавиатуре.
— Да занят, — шмыгнул парень носом, — поехал куда-то с Ромкой.
— Да? А не позвонил чего? — удивился Данила, и потянулся к телефону.
— Положи трубку, — парень облизнул губы. — Положи, — повторил он и достал пистолет. — Пойдем, — кивнул он мне. — Или я его сейчас пристрелю, — Пистолет в его руке слегка дрогнул.
Он его и так пристрелит, поняла я.
— Ничего, Борька, не трусь, — спокойно сказал Данила, — в первый раз всегда трудно в своих стрелять — потом привыкнешь.
Борька сглотнул слюну.
— Только без фокусов.
— Я уже отфокусничался, — печально сказал Данила, разворачиваясь в коляске.
— Я пойду машину заведу, — нервно сказал второй и вышел, странно блеснув глазами.
«Какие мы сентиментальные все», — усмехнулась я, хотя смешно не было. В Борьке, вероятно, происходила борьба — понятное дело, убить калеку в инвалидной коляске, да еще друга, насколько я понимаю, совсем непросто. Наконец, он решился. Потому, как исказилось его лицо, я поняла, что сейчас раздастся выстрел, даже не выстрел, а так — шлепок, и случится непоправимое. Я схватилась за табуретку, на которой до этого сидела перед монитором и вздернула ее над головой. Борька развернулся ко мне…
— На пол! — услышала я дикий крик. Реакция сработала раньше, чем я успела осознать, кто это крикнул и зачем.
Данила, сидевший в своей инвалидной коляске буквально в полуметре от Бориса, вдруг резко катнулся вперед и сбил его с ног. Одновременно с этим раздался треск и жуткий вопль.
— Вставай, Матильда, — услышала я голос Данила и открыла глаза.
— Ты живой? — спросила я, поднимаясь на колени.
— Живее всех живых, — улыбнулся он, пытаясь вытереть со лба крупные капли пота.
— А этот?
— Отдыхает, — устало сказал он.
— Он же очнется, — забеспокоилась я, хватая с пола табурет.
— Не думаю, — уверено возразил Данила, — я на полную мощность врубил, для гарантии. Смертельная доза.
— Электрошокер? — догадалась я.
— Я же по улице гуляю, — пояснил Данила, указывая на выдвигающийся из поручня коляски металлический стержень, — собаки могут наскочить иногда или пьянь всякая. Так что Николай прав был, вот и пригодилось.
— Так он что, мертвый? — ужаснулась я.
— Проверь.
— Нет уж, я их до смерти боюсь, покойников. — Но неизвестность страшила больше — жмурясь и поскуливая, я рискнула дотронуться до его шеи, до Борькиной, то есть, где, вроде как, должно было что-то биться, но не билось.
— Звони Николаю, — кивнул Данила на телефон. Номер я набрала, но говорить не смогла, сунула трубку Даниле. — «Николай, у нас ЧП, — сказал он. — Нет, в порядке. За Матильдой приезжали. Но мы отбились. Один ушел. Замыкин — Зяма, а второй здесь. Борька. Нет, не спеши, ему уже хорошо. Я же сказал, в порядке». — Переживает, — улыбнулся он мне, кладя трубку. — Сейчас приедет.
— Он так и будет здесь лежать? — спросила я тихо, глядя на неподвижное тело.
— Возьми покрывало, накрой, — велел Данила.
Всю черную работу всегда делают женщины, вздыхала я, накрывая труп и стараясь на него при этом не смотреть. До сих пор мне не приходилось иметь дело с трупами, кроме Сергея Петровича, вернее его трупа, поэтому чувствовала я себя отвратительно.
— Пойдем, выпьем что-нибудь, — предложил Данила, — успокоиться тебе надо. Да и мне тоже — давненько я никого не убивал, разучился немного, — пошутил он, а, может, и не пошутил.
Пришлось мне его еще и двигать, труп, то есть, чтобы освободить проход. После таких переживаний я смело могла позволить себе напиться в стельку. Что я и сделала, причем в рекордно короткий срок.
Так что, когда Краснов, наконец, приехал в сопровождении Ромашки, я была не в меру румяна и весела. Данила тоже выпил слегка, и мы с ним дружно пели на кухне песни, точнее, он пел, а я подпевала, вернее подвывала. Голос у него был красивый, глубокий и пел он вдохновенно. Увидев эту картину, Краснов даже опешил слегка.
— Это у нее шок, — повернулся к нему Данила, — пройдет.
Я хотела возразить, что никакого шока у меня нет, а вот у Борьки есть, причем явная передозировка, но не сказала, а захлюпала носом и заревела.
— Данил, как совсем стемнеет, уберем тут все. Потерпишь? — сказал Краснов, выводя меня из квартиры.
— Не привыкать, — ответил Данила, — терпеть.
В лифте я припала почему-то к Ромашкиной груди и попыталась его обнять. Он молча терпел, тараща изумленные глаза, пока Краснов не оторвал меня от него.
— Коля, — приникла я к Краснову в машине, — тебе не кажется, что мы рано воскресли?
— Кажется, — ответил он. — Охрану в офисе перебили.
Я ойкнула и протрезвела. Слегка.
— А Седых? — Он только кивнул, «тоже». — Я вздохнула и откинулась на сиденье. — Что делать-то, а?
— Спать, — повернулся он ко мне, — валерьянки, аспирину и спать. Не хватало мне опять с твоей температурой возиться.
Я послушно закрыла глаза и приткнулась в уголке.
Глава 13
— Ну, ты смотри! — восклицала Вилька вечером, когда я, проспав полдня, рассказала ей все. — Этак и до нас доберется, — она обвела глазами помещение.
— Краснов где? — спросила я, натягивая джинсы.
— Уехал сразу же, как тебя привез, — она махнула рукой, — и Ромашка с ним. Одни мы, горемычные… прибьют нас здесь.