— А что? — спросил Краснов, не сводя с нее ироничного взгляда.
— Да вот кому наследство достанется, думаю, — Вилька прищурилась на Краснова.
— Все лучшее — детям, — подтвердил он.
— О, а ты детей любишь? — заинтересовалась Вилька и с одобрением посмотрела на него. — Видишь, — кивнула она мне, — не все еще потеряно.
Праздничный вечер закончился неожиданно: Краснову позвонили, он взглянул на часы и встал. Сказал: «Много не пейте», — и растворился.
— Вот так вот, — обиделась Вилька. — Ну, тебя-то мы не отпустим, — вцепилась она в Ромашку, тоже собиравшегося слинять под шумок.
Пока они препирались, я тихонько вышла. Не знаю, у кого как, а у меня в день рождения, обычно поганое настроение. Это, может, в детстве, когда еще ждешь от жизни всяческих чудес, день варенья приносит радость: ожидание подарков, гостей, праздника и все такое, а когда тебе уже далеко за восемнадцать, то какая уж тут радость… Хотя… если б каждый раз мне дарили по «Пежо», может, оно и ничего… Я вздохнула. Да. «Пежо» И что мне теперь с ним делать? Представить, что это просто компенсация за мои страдания? Возмещение ущерба, так сказать… А мне ведь еще где-то работу надо искать. Интересно, как сейчас обстоят дела на рынке труда?
Я прошлась по дому, как будто заново рассматривая обстановку. Хорошо, наверное, жить в таком месте и не думать о хлебе насущном, разъезжать по Европам… Тут я усмехнулась и тряхнула головой. За такой дом, «Пежо» и Европу, придется платить, потому что за все в этой жизни и за плохое, а тем паче, за хорошее, надо платить. И боюсь, цена меня не устроит. Нет, надо завязывать с этим делом и возвращаться к нормальной, то есть, своей жизни. Если я не ошибаюсь, развязка где-то близко, надо немного напрячься, подумать, ответ, я уверена, лежит на поверхности, только я его не вижу. Решив глотнуть свежего воздуха, я вышла на крылечко. «Крылечко» представляло собой широкую открытую веранду вдоль всего фасада. Летом на ней, наверное, в кайф было бы пить кофе по утрам. По дороге я заглянула на кухню: Вилька и Ромашка о чем-то тихо беседовали, причем парень мило улыбался, а Вилька то и дело трепала его по светлым стриженым волосам. Мельком глянула на часы. Ого, больше часа прошло, а моего отсутствия никто и не заметил. «Макаренко, ты наша», — с гордостью подумала я и вышла на улицу. Отошла подальше в темный уголок и облокотилась на перила.
В темноте двора мерцал силуэт «Пежо», так и стоящего под открытым небом. Я вздохнула, отгоняя воспоминания: конечно, там, в Париже Эрик приезжал за мной не на этой модели «Пежо», но с тех пор лев, стоящий на задних лапах, каждый раз вызывал приступ своеобразной ностальгии. Пребывая в задумчивости, я сунула сигарету в рот, и тут же рядом вспыхнул огонек пламени. Я чуть отпрянула. Краснов, как всегда, подошел бесшумно.
— Ты уже вернулся? — спросила я, прикуривая от его зажигалки. Вместо ответа он протянул руку и вытащил на свет божий мой медальон. Я чуть отпрянула и схватила его за руку. Краснов задумчиво повертел кругляшок в пальцах, рассматривая его при тусклом освещении.
— Ты все еще его любишь? — мрачно спросил он, выпуская из рук медальон. Тот повис на воротнике блузки. Я ничего не ответила, судорожно заправляя цепочку под одежду. — Значит, да, — констатировал Краснов, доставая сигарету из пачки.
— Что ты в этом понимаешь? — усмехнулась я через силу.
— Скажи, что я ошибся, — усмехнулся он тоже, почему-то грустно, — и ты носишь эту ржавую железяку в память о любимой бабушке…
Я промолчала. Говорить об этом мне не хотелось, тем более с ним. Прислонившись к балясине, он тоже молча курил. В свете желтых уличных фонарей, выглядел он устало или это мне только показалось? Наконец, он докурил, сильно потер лицо ладонью и, сказав кому-то: «Глупо это все», — ушел в дом.
А я осталась, задрала голову вверх и долго-долго смотрела в ночную, высокую темноту. Где-то там копошились созвездия, туманности и прочие небесные тела, а я стояла и повторяла: «Глупо, действительно глупо. Глупо жить прошлым, цепляясь за кусочек металла и надеяться на чудо. Пойду, — вздохнула я. — К нему? — Да. Если он еще ждет».
Он ждал в холле возле лестницы на второй этаж. Стоял, засунув руки в карманы, и смотрел, как я приближаюсь. Я подошла и уткнулась лицом ему в грудь, думая: «Все равно. Я так устала. Я больше ничего не хочу, — Его руки обняли меня нежно и крепко. — Вот так. Еще крепче, чтобы не передумать» И тут я ощутила слабый еле уловимый аромат: сладковатый французский парфюм — запах другой женщины. Я отодвинулась и, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, сказала:
— Мне нужно письмо Николаева.
— Зачем? — удивился он, пытаясь придержать меня рукой.
— А я должна отчитываться? — мягко улыбнулась я, стараясь, чтобы это не прозвучало по-хамски, и сделала шаг назад.
— Нет, — ответил он спокойно, но глаза как-то заледенели. Помедлил секунду, достал из кармана сложенный лист и протянул мне.
— Спасибо, — опять улыбнулась я и побежала вверх, по лестнице, сказав на прощание: — Спокойной ночи.
— Пришла? — Вилькина рука с расческой удивленно застыла в воздухе. Она повернулась от зеркала. — А я тебя не ждала.
— А я тебя.
— Ну, тебя, — усмехнулась она, — мне еще голова не надоела.
— Что так страшно?
— Знаешь, береженого — бог бережет, — серьезно кивнула она. — У него к Ромашке особые чувства. Как и к тебе.
— Какие, например?
— Ладно. То я не вижу: ты ему нравишься, он тебе — ежу понятно.
— А этому ежу не понятно, что кроме меня ему нравится еще и куча других женщин?
— А тебе чего хотелось? — уставилась она не меня. — Любви и верности до гроба, так что ли?
— Да нет, на такое даже не рассчитываю.
— Ага, — догадалась она, — значит, это просто ревность. Явный прогресс. — Она повернулась к зеркалу и продолжила наводить красоту.
Я показала ей в зеркало язык и пошла в свою комнату. Стоя в душе под теплыми струями, я разревелась. «Как глупо. Так тебе и надо».
Глава 14
Утром, проведя почти бессонную ночь, я пила кофе на кухне, когда появился мрачный Краснов. Увидел меня, нахмурился еще больше, молча сел напротив и уставился воспаленными глазами.
— Плохо спал? — поинтересовалась я.
— Ты, вижу, тоже, — парировал он.
— Почти не спала, — кивнула я. — Зато я знаю, где то, что ты ищешь, — я выложила перед ним письмо. — «Судьба Пирата переменчива» — процитировала я. — Это единственная бессмысленная фраза в письме, но бессмысленная только для того, кто не знает ничего о пиратах.
Краснов удивленно поднял бровь.
— Пират, флибустьер, корсар… — перечислила я, глядя ему прямо в глаза.
— Черт! — пробормотал Краснов — Корсар! Ну, конечно!
— Как ты думаешь, там, действительно, то, что ты ищешь или очередное звено загадки? — спросила я уже сидя в машине.
— Не думаю, что у Сергея было время на такие длинные ребусы. Все произошло слишком быстро, а, впрочем, посмотрим… — откликнулся Краснов.
Я оглянулась по сторонам — мы уже миновали черту города и мчались по направлению к Петергофу. Где-то на полпути, мы свернули и покатили под уклон по узкой асфальтированной дорожке. Дорога шла вдоль небольшой речушки и вскоре вывела к яхт-клубу, где многочисленные катера и яхты стояли на приколе, в ожидании открытия навигации.
Быстро переговорив со сторожем, Краснов махнул рукой, и машина въехала на территорию. Поплутав среди стоящих на специальных подъемниках катеров, мы вышли к небольшой яхточке. Краснов приподнял брезент. «Корсар», — прочитала я надпись на боку. Сергей Петрович приобрел ее не так давно, все обещал покатать как-нибудь летом, но не сбылось… Я прошлась дальше и вышла к заливу. Далеко в море уходила дамба, заросшая кустами и заваленная огромными валунами. Море было грязным и неуютным: серый лед, крикливые чайки, покосившееся строение на берегу. Куда хотел уплыть гордый «Корсар», к каким берегам? «Я бы уплыла, — подумала я, глядя вдаль, — неважно с пиратом или без. Лучше одна — далеко-далеко, на необитаемый остров, под пальму с кокосом».
— Ты плачешь? — заглянул мне в глаза Краснов.
— Нет, — я отвернулась. — Это просто ветер.
— Пойдем, — взял он меня под руку, — замерзнешь.
Ромашка стоял возле машины с черным свертком в руке.
— Хочешь посмотреть? — спросил Краснов.
— Нет! — я отпрянула в сторону и повторила уже спокойнее, со смехом: — Нет. Меня и так тошнит.
— Ксению вчера нашли, — сказал Краснов по дороге, — на даче. Убита дня три назад.
— Чья дача? — прошептала я, внезапно севшим голосом.
— Подруги ее. Она, видно, там отсиживалась. Терпеть не могу этот запах, — поморщился Краснов. — Весь дом провонял. Флакон, наверное, разбился. До сих пор в носу стоит. Духи, — пояснил он на мой удивленный взгляд. — Дурацкий запах — дыней воняет. Моя как-то купила, я сразу выбросил. Крику было… — он усмехнулся.
«Ну и что, — подумала я отрешенно, — это ничего не меняет. Я уже приняла решение. Права Екатерина Альбертовна, судьба посылает нам знаки».
— Останови, — попросила я, заметив, что машина уже во всю катит по центру города. Краснов удивлено глянул на меня, но все же велел водителю остановиться.
— Ты что-то хочешь сказать? — спросил он, глядя перед собой.
— Ты нашел то, что хотел, — с трудом произнесла я, чувствуя спазм в горле. — Я тебе еще что-то должна? — От взгляда холодных глаз меня продрало с ног до головы.
— Нет, — глухо сказал он, наконец.
— Спасибо, — шепнула я и выскочила из машины, успев заметить, как Ромашка растеряно обернулся.
Засунув руки в карманы, быстрым шагом я влилась в людской поток, а потом не выдержала и побежала, чтобы не чувствовать этот леденящий неподвижный взгляд. Остановилась только когда ноги устали, а дыхание начало сбиваться. Оглянувшись, я поняла, что я одна. Кругом сновали люди, но я была одна. Это меня не обрадовало и не огорчило. Мне вдруг стало спокойно, как полководцу, перешедшему Рубикон. «Хорошо, — подумала я, — когда решение принято и уже не надо мучиться и не спать по ночам, судорожно пытаясь найти выход из западни. Будем начинать новую жизнь».