— Продолжай, — кивнул он, — люблю романтические истории.
— Ты знаешь, кто я? — спросил мужчина, продолжая с любопытством вертеть медальон в руках, когда я закончила рассказывать про поездку в Париж десятилетней давности.
— Вот уж не имею счастья, — машинально тронула я разбитую губу.
— Ты веришь в судьбу? — Два черно-угольных глаза впились в меня взглядом.
Я пожала плечами, одновременно вспомнив Новака.
— Тут хочешь, не хочешь, поверишь.
— А я верю, — сказал мужчина и поднялся, выпалив несколько фраз на своем резком гортанном языке.
Я съежилась в углу дивана и прикрыла глаза. Умирать страшно, поняла я вдруг, а умирать не в свое время еще страшнее. Мимо прогрохотали шумные шаги, хлопнула входная дверь. Я удивленно осмотрелась. Никого. «Господи», — прошептала я, чувствуя, как заходится сердце. Вот так вот можно до инфаркта допрыгаться.
Но тут стрелой мелькнула мысль: «Иваныч!» Мигом забыв про сердце, я метнулась в коридор. Приподняла голову бедняге, нащупывая жилку на шее. Вроде жив. Лицо синюшного цвета, но крови я нигде не увидела. Вырубили, как и меня, электрошоком, скорее всего.
— Иваныч, миленький, не умирай, — попросила я. Иваныч всхрипнул и снова затих. Вот я дура! Скорую же надо! Я рванулась к телефону. Ну, конечно занято. Когда надо… Я еще не успела осмыслить, что делаю, а рука уже сама набирала номер.
— Ты где? — рявкнул в трубку Краснов, услышав мое блеяние.
— Д-дома, — пискнула я, — Скорую надо. У меня тут человек умирает… — тут я зарыдала, услышала в трубке короткие гудки и привалилась к стене, возле неподвижного Иваныча.
«Нет, — сказала я себе, — ты у меня не помрешь.»
— Слышь, Иваныч, — сказала я, беря себя в руки, — ты у меня помирать не смей.
И я начала комплекс реанимационных мер: приподняла Иванычу голову, расстегнула рубаху на груди, послушала сердце. Вроде бьется, но черт его знает, и я принялась делать искусственное дыхание. Надо же, а я, оказывается, еще что-то помню из школьных уроков. Ну, надо же, работает! Иваныч задышал ровнее, лицо немного порозовело, веки дрогнули.
— Дорогой, ты мой, — обрадовалась я, обнимая его, — ты только не помирай, мы тебя еще женим…
— Сергевна, — прошептал Иваныч.
— Живой, — всхлипнула я, подкладывая ему под голову свернутую куртку.
— Прости, Сергевна, не хотел я… — продолжала шептать Иваныч.
— Перестань, все в порядке. Все живы…
— Не надо открывать, — шептал Иваныч, как в бреду, — мне уже все равно, а тебе…
Он меня не слышит, поняла я. Ну, где же скорая? За дверью вдруг зашумело. Я выскочила на площадку. Слава богу, кто-то в синем халате. Я ухватила этот халат за рукав и втянула в квартиру.
— Так, — сказал врач, нагибаясь над Иванычем, — всем отойти.
Отойти кроме, как на лестницу было некуда. Я попятилась и уткнулась в кого-то затылком, повернулась и оказалась нос к носу с Красновым. Вид у меня, наверное, был тот еще, потому что он изумленно вытаращился на меня, а потом схватил за плечи и прижал к себе. Иваныча погрузили на носилки и понесли вниз по лестнице. Мы проводили санитаров взглядом. Я как-то сразу обмякла и стала съезжать вниз. Очнулась на диване, со стаканом у рта. Сделала пару судорожных глотков.
— Ну, что случилось? — спросил Краснов, когда я перестала трястись.
— Ой, — выдохнула я, наконец, почувствовав себя в безопасности, — ко мне приходили. Только что.
Выслушав мой торопливый рассказ, он покачал головой и как-то непонятно произнес, усмехнувшись:
— Ну вот, а я-то надеялся…
— Что? — сглотнула я горлом.
Он засмеялся и потрепал меня по стриженым волосам.
— Я-то надеялся, что ты позвонила, потому что поняла…
— Телефон скорой был занят… — перебила я.
— Правда? — прищурился он.
— Нет, — вздохнула я, — вернее не только. Мне просто было очень страшно. И у меня нет никого, к кому я могла бы обратиться за помощью. — Я посмотрела ему в глаза.
— Совсем? — спросил он. Я не ответила. — Ты бы не позвонила, если бы не это? — спросил он опять. Я смотрела на него, закусив губу, и молчала. Из магнитолы лилась негромкая музыка. — Мне много лет, — произнес он, откидываясь на спинку дивана — Мне много лет, — повторил он чуть громче, — и у меня много денег. Слишком много, — усмехнулся он. — И у меня есть «Мерседес», — махнул он рукой в сторону окна. — Правда, черный. И я не принц. Но мне нечего тебе предложить, кроме этого.
— Мне не нужен «Мерседес», — ответила я, не глядя на него. — И принц не нужен. Мне нужен человек, который, с которым… А, — махнула я рукой, — ты не поймешь…
Краснов прищурился.
— Когда-то у меня был друг, старше меня, мудрый мужик, — он наклонился ко мне совсем близко. — Он всегда повторял одну фразу: «Никогда не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. Не упускай свой шанс» Я всю жизнь пытался следовать этому правилу, но только сейчас понял истинный смысл.
«Близко, слишком близко, — успела подумать я, — так нельзя. Еще не поздно встать, уйти, убежать…» В наступившей тишине прорезался откуда-то из-за стены голос Селин Дион, певшей о сердце океана. Как «Титаник» я медленно погружалась в бездну, и в последний момент вытянула руки и обхватила его за шею, закрыв глаза и чувствуя, как воды мирового океана сомкнулись надо мной. В крепких объятиях я медленно опускалась на самое дно, мечтая только, чтобы это продолжалось вечно.
Темнота за окном посерела, я поежилась и сильнее прижалась к его обнаженной груди.
— Замерзла? — попытался он шевельнуться, — где у тебя одеяло?
— Нет, — остановила я его, утыкаясь носом в волосатые джунгли, — мне хорошо.
Телефонная трель нарушила мой покой. «Да. Скоро буду» — сказал Краснов в трубку. Я приподнялась и потянулась к халату.
— Поезжай, — улыбнулась я, приглаживая волосы, — тебя ждут.
— К черту! — отбросил он телефон, сверкая глазами в полумраке, — Никогда не откладывай…
— Ну, тогда мы с тобой врастем в этот диван, — засмеялась я.
— Поедем со мной, — шепнул он.
— В таком виде?
— В таком еще и лучше, — потянулся он ко мне опять. — Не хочу оставлять тебя одну, без пригляда, — покачал он головой, — вечно ты вляпаешься в историю…
— Ничего, — ни капли не обиделась я, — запрусь на швабру.
— Хорошо, — согласился он после короткого раздумья, — я позвоню, как только освобожусь. Не замерзни, — проворчал он, с сожалением запахивая на мне халат.
Черный «Мерс» дважды мигнув фарами, плавно выкатился со двора. Я смотрела ему вслед и радовалась, что у него хватило совести не бибикнуть на прощание. Было еще, все-таки, рановато. Народ мирно спал, только питбульГуня весело носился по двору, да сосед курил на скамейке. Оба они молчали, так что предрассветную тишину ничто не нарушало. «Воспитанный пес, — с уважением подумала я, — почти, как мой кот» Марик мягко подошел и, запрыгнув на подоконник, тоже уставился в окно. Ночное приключение он перенес под диваном, а с появлением Краснова, фыркнув, переместился на кухню.
— А тебя мы женим, — чмокнула я его внос, — если ты, конечно, хочешь. — Марик прищурил желтые глаза и зевнул, а потом уставился на меня, облизываясь. — Хочешь? — спросила я. — Или ты по другому поводу облизываешься? Понятно, — догадалась я, вспомнив о вчерашней колбаске, — голодное брюхо к сексу глухо, — сочинила я на ходу, доставая продукты из холодильника. — Пожалуй, нам пора подкрепиться, — засмеялась я, вгрызаясь в бутерброд.
Несмотря на бессонную ночь, спать не хотелось. Я пила кофе и размышляла. Почему это случилось именно сегодня? Ведь это могло произойти гораздо раньше, и было бы это так же… здорово? «Нет, — вспомнила я давний разговор с Екатериной Альбертовной. — Все происходит именно тогда, когда должно произойти, не позже, ни раньше. От судьбы не уйдешь», — сказала она. «Что так безнадежно?» — пошутила я. «У судьбы много путей, она ведет нас к цели, расставляя вехи и вывешивая дорожные указатели. Надо только научиться читать их» «Но цель-то какая?» — помню, уточнила я. «А это уж зависит от тебя, — ответила Екатерина Альбертовна, — надо верить, что впереди тебя ждет только хорошее, и оно непременно сбудется». «Это философия оптимиста, — влезла в разговор Вилька, — не для каждого подходит». «У каждого своя вера, — согласилась Екатерина Альбертовна, — своя система жизни, главное, чтобы она работала».
Я дотронулась до пустой шеи. Так непривычно было не ощущать на ней тяжесть медальона. Десять лет я носила его беспрерывно. А теперь его нет. Может это знак, что этот этап в моей жизни закончился окончательно?
Я все еще пребывала в каком-то странном возбуждении от случившегося. Что это было? Зов плоти или временное помрачение рассудка? И тут я прямо услышала ехидное замечание своей всезнающей подруги: «Почему бы не предположить, что это просто любовь?» Я шикнула на нее, голос исчез, но мысль осталась. Действительно, почему бы и нет? Но разве любовь бывает такая?.. А какая она бывает? Такая, как с Эриком? Но ведь Он не он. Каждый любит по-своему, и каждого любят по-своему. Наверное. Не знаю.
Вряд ли Краснов когда-нибудь станет говорить мне красивые слова о любви, дарить цветы и совершать прочие безумства. Ну и что? Он меня любит. Словесных доказательств мне и не надо. Я это просто знаю. Откуда? Не могла бы объяснить даже сама себе. Просто знаю и все. Гораздо сложнее вопрос, люблю ли я его. Вот этого я не знаю, вернее, не понимаю, не чувствую. Когда-то мне казалось, что я люблю Эрика. Я не могу, да и никогда не могла бы дать определение этому чувству. Это просто что-то внутри тебя, какой-то сгусток энергии, где-то в районе диафрагмы. Он живет какой-то своей особой жизнью: замирает от одного взгляда, слова, улыбки. Это просто есть и все. Наверное, так бывает только в юности.
Почему-то никогда больше мне не довелось испытать этого, ни с кем. Да, впрочем, и не жалко, потому как это чувство не из приятных, как ни странно. Почему? Да потому что это одновременно и больно и страшно. Страшно встречать каждый новый день со страхом, а вдруг все? Кончилось? Не будет больше замираний в груди, стука в висках от прихлынувшей крови, холодка в желудке, как на качелях, когда сердце падает вниз… Это ведь, как наркотик, привыкаешь быстро, а отвыкнуть… можно, но очень мучительно. И хочется повторить это, но увы… никто не дает пережить те же эмоции, как ни старайся. Доза не та, вероятно. «Ой, что-то я зарассуждалась, — усмехнулась я, очнувшись от грез, — тут ведь думай, не думай, а уже поздно. Все уже случилось, все уже произошло. Поздняк метаться. Да и не жалею я ни о чем, если честно. Как будет, так и будет».