— Так может, пришла пора забыть эту историю? Забыть и начать жить заново?
— А как же вера? Вы сами говорили «верь, и все будет, как надо».
— Одно другому не мешает. Это ведь не помешало мне интересно прожить мою жизнь. И мужчин, надо сказать, в ней было не мало. И все очень достойные люди, поверьте. Нет, они и на йоту не походили на Вана, да я к этому и не стремилась. Каждый человек интересен по-своему. А то, что вы замкнулись на себе, на своих переживаниях, только говорит о вашем эгоизме. Вы запрятались в свою раковину и даже рожки не выставили, лелея свое одиночество, как жемчужину. Хотите вырастить ее большой пребольшой? А потом куда? На шею и в воду?
Я засмеялась. Почему я раньше не поговорила с ней об этом? О чем угодно, только не об этом. Все это я засунула в самый дальний уголок памяти, но ведь это не значит, что забыла. А ведь это лежало там, росло и мешало мне жить все это время. Надо было давно признаться самой себе, что я уже ничего не жду, а просто злюсь на него, на себя, и даже ненавижу за то, что он сделал со мной. Ненавижу.
— Это надо сказать вслух, — Екатерина Альбертовна подвинулась и взяла меня за руку.
— Что?
— Нельзя сдерживать негативные эмоции. Их надо выплескивать. Сделайте это.
— Я его ненавижу, — сказала я вслух. — Ненавижу. — И стукнула кулаком по столу. Посуда жалобно звякнула.
— Ой, Вильку разбудим, — я засмеялась тихонько.
— Да ее пушкой не разбудишь. Сон у Вилечки всегда был отменный, несмотря ни на что.
— Да у нее железные нервы, — признала я.
— Наследственное. От дедушки, — хихикнула Екатерина Петровна. — Вы знаете, что наследственные признаки предаются через поколение? Не от родителей, а от дедушек, бабушек? То-то. Вам полегчало?
— Ага, — зевнула я.
— Вот видите. И все. Плюнуть и забыть. И жить дальше.
«Как странно, — думала я, почти уже засыпая — хотела поговорить о Краснове, а говорили об Эрике» И тут я поняла. Я не могла определиться в своих чувствах к Краснову, потому что за моей спиной незримо маячил Эрик. Мне казалось, что я предаю память о нем, нарушаю данное слово. Скажи «да». Я сказала и закабалила себя на долгие годы. Смешно. Я вздохнула, потянулась, и вскоре уснула почти умиротворенная, примирившись, сама с собой, в кои-то веков.
А утром позвонил следователь и пригласил на беседу. Мысленно чертыхнувшись, я стала собираться, предварительно позвонив Краснову. Тот сказал только: «Иди. Раз приглашает, значит надо человеку».
— Слушай, это что, никогда не кончится? — пожалилась я Вильке, спешно собираясь. — И не лень ему каждый день меня вызывать? Ясно ведь, что ничего нового он от меня не услышит?
— Ну, да! — хмыкнула Вилька. — А вдруг ты проговоришься? И потом это только в кино детективы по квартирам бегают, свидетелей опрашивают. А в жизни вот так: появился вопрос, вызвал, ты пришла. На следующий день другой вопрос появился, опять вызвал, ты опять пришла…
— Дурдом… — проворчала я.
Вилька подвезла меня и осталась ждать в машине. После мы хотели проехаться в большой супермаркет и закупиться всем необходимым для предстоящего банкета.
После ночного разговора с Екатериной Альбертовной, я пребывала в столь благодушном настроении, мне почему-то показалось, что вот теперь все наладится и будет просто замечательно, поэтому к разговору со следователем я оказалась совершенно не готова.
— Когда вы в последний раз видели Григорьеву Оксану Петровну?
— Кого? Оксану? Ах, Ксюшу? Господи, да… Сто лет назад, в общем-то. Если не считать… У вас здесь и видела, в милиции. Не так давно.
— О чем говорили?
— Да ни о чем. Здрасьте — до свидания. Ну, про работу немного. Мы с ней особо-то и не дружили.
— А что так?
— Ну, я вроде, как на ее место пришла. Она мне дела за два дня передала, и распрощались. Потом еще пару раз виделись, когда она за расчетом приходила, да за документами и все.
— Вы говорили, что у Сергея Петровича была любовница…
— Я этого не говорила, — перебила я, — это, как раз вы говорили. Я, вообще, ничего такого за ним не замечала. Хотя сейчас я склонна думать, что Ксюша ей и была.
— Откуда такая уверенность? Если ничего такого не замечали? — съехидничал Андрей Михайлович.
— Дедуктивный метод, — парировала я. — Старшая дочь Николаева видела его с женщиной похожей на меня. Вернее, с блондинкой в норковой шубе. Но у меня такой шубы нет, и не было, — тут я покосилась на себя и поправилась, — вернее раньше не было. Да вы сами-то у нее и спросите. Если правильно спросите, отпираться, небось, не будет…
— Умерла, — коротко прервал меня Николай Михайлович.
Я глотнула воздуха. Главное, не переиграть. Я еще раз вздохнула и посмотрела на него.
— Не удивлены? — то ли спросил, то ли утвердил он.
— А что мне вселенскую скорбь изображать? — я пожала плечами. — За все надо платить.
— И за что же заплатила Ксения Григорьева?
— А за что заплатил Сергей Петрович? Из-за бабок все, как говорит один наш весельчак-юморист. Так что, как говорится, любишь кататься, люби и саночки возить.
— А вы жестоки… — задумчиво проговорил Андрей Михайлович, вертя перед лицом ручку.
— Да нет… Если вы имеете в виду, что я не плачу от горя, то… Я ее почти не знала. Ну, умерла… ну, что теперь, посыпать голову пеплом?
— Да, умерла. Вернее, убита. — Я спокойно посмотрела ему в глаза и чуть улыбнулась, пожав плечами. — Опять не удивляетесь?
— Могли бы и не говорить. Ежу понятно. От чего еще могла умереть молодая здоровая девица.
— От выстрела в затылок.
— Ой, только без анатомических подробностей.
— Значит, ничего по этому поводу мне интересного сообщить не можете?
— Я только одно скажу. Ксению убили не из-за денег. Тех самых, которые якобы пропали из офиса.
— Якобы? — переспросил Андрей Михайлович. — Вы сомневаетесь, что деньги были?
— Я не знаю. А вот вы с чего решили, что в сейфе у Николаева должны были быть большие деньги? Да, были на зарплату, но это ж не миллионы. Я просто сомневаюсь, чтобы он решился оставить крупную сумму в офисе. У нас ведь не было ночного охранника, только сигнализация. Или вы имеете в виду, незаконные финансовые операции, которыми якобы занимался Николаев?
— Не якобы, не якобы… — скривился Андрей Михайлович. — Ваш коммерческий директор, уже дала правдивые показания, так что факт на лицо… Но меня финансовая сторона дела не очень интересует, только в качестве возможного мотива убийства. Я предполагаю, что убийцу, или убийц, интересовали не деньги, а как раз документы по финансовым операциям, незаконным, как вы говорите.
— Ну, тут я вам не помощник. Честно. Да мне это и не интересно. Я хочу жить спокойно.
— Ну и как, получается?
— Что? — удивилась я.
— Спокойно. Жить.
— Вполне, — я грустно улыбнулась, внутренне вся напрягшись. Ох, неспроста про спокойную жизнь завел. Сейчас, как выдаст!
— Вы этого человека знаете? — он резко сунул мне под нос фотографию.
Я взглянула на снимок и тут же отвернулась. Черт, теперь точно кошмары обеспечены.
— Нет, — покачала я головой. — Этот труп мне не знаком.
— А при жизни его звали Замыкиным Игорем Андреевичем. Кличка — Зяма. Вспоминаете?
— Нет, — честно ответила я. Конечно, я почти не соврала. Зяму я видела один раз в жизни, да и то недолго, в тот день, когда он со своим напарником Борей чуть не прикончили нас с Данилой.
— А это лицо вам знакомо? — под нос мне сунулась еще одна фотография, со столь же красочным изображением.
— Вы считаете, что все трупы Питера и близлежащих окрестностей должны быть мне знакомы? — в сердцах брякнула я, осторожно кладя снимок на стол лицом вниз: Боря-то и при жизни не блистал красотой, а уж после смерти и подавно.
— Тоже не знаете… Понятно.
— Что понятно-то? — удивилась я. — Вот мне, например, ничего не понятно. Кто это такие, и какое отношение они имеют ко мне? — Андрей Михайлович прикрыл глаза и на какое-то время замолчал. Ой, мама, не перегнула ли я палку? — Да, правда, я их не знаю. Честное слово! Вы, что мне не верите?
Следователь открыл глаза и нервно затеребил ручку между указательным и средним пальцем. Я вспомнила этот его характерный жест, так достававший меня еще во время нашей первой встречи. От этих воспоминаний меня передернуло.
— Вам холодно? — вдруг спросил он.
— Нет, — я зябко поежилась, — вспомнилось вдруг… как вы меня допрашивали тогда… Тоже вот так ручку теребили и не верили мне… — я насупилась.
— Замыкин Игорь и Сухов Борис, — он перевернул фотографию, — числятся, вернее, числились, сотрудниками охранного предприятия «Сигма».
— А… — перебила я, — «Сигма»… понятно. Это наша охрана. Они нашу фирму охраняли. И что?
— Охраняли — это официально, но мы-то с вами понимаем, что это значит.
— Что значит? Ничего не значит. Был заключен договор об оказании услуг по охране объекта. Да у всех сейчас есть такая охрана. Это же не криминал.
— Не криминал. А вот убийство — это как раз криминал.
— Хорошо. А какое отношение это имеет ко мне?
— А вы как думаете?
Я пожала плечами. Что я думаю, это одно, а вот, что знаю… это совсем другое.
— Я бы очень хотела вам помочь, — вздохнула я, — но не могу. Я мало, что понимаю во всей этой истории. Я, как говорится, здесь случайно, просто погулять вышла и влипла…
— Случайно? Случайность, как известно, непознанная закономерность, — тонко улыбнулся Андрей Михайлович.
— И где же тут закономерность? — удивилась я, украдкой глянув на часы. Что у него других дел нет?
— Закономерность тут есть… Ваши, скажем так, криминальные связи.
Я вытаращила глаза.
— Какие связи?
— Криминальные. Тайсон…
— Опять двадцать пять! Причем здесь Тайсон?
— Краснов…
— Причем здесь Краснов… — выпалила я и осеклась.
— Странная закономерность получается. Ваши, э… знакомые, сплошь и рядом бандиты, и вы еще удивляетесь, что с вами происходят такие странные вещи? С кем поведешься…