В огне государственного катаклизма — страница 1 из 26

В огне государственного катаклизма

ЦЕСАРЕВИЧ

Цесаревич – титул наследника русского престола «Цесаревич»

^{«Цесаревич» (ББ-12)}

Водоизмещение- 12 912 т

Главные размеры – 118х23х8 м

Мощность механизмов 16 300 л.с.

Экипаж – 25 офицеров, 724 матроса

Эскадренный броненосец «Цесаревич» был заложен 18 мая 1899 г на верфи анонимного общества «Фордж и шантье» в городе Тулон, Франция.

Заказ на постройку броненосца во Франции был выдан фирме 8 июля 1898 года. С русской стороны за постройкой «Цесаревича» наблюдали корабельный инженер Боклевский К. П. и капитан 1 ранга Григорович И. К.

Анонимное общество «Форж и Шантье де ля Медитерранне», основанное в 1835 году, являлось самым значительным судостроительным предприятием Франции. Общество имело верфи и мастерские в Гавре, Марселе и в городке Ля-Сен близ Тулона, где и строился «Цесаревич».

В феврале 1898 года русское правительство выделило дополнительные ассигнования на кораблестроение и предложило Морскому Техническому комитету выработать технические задания для проектирования броненосцев водоизмещением примерно в 12 000 тонн. В апреле 1898 года технические задания были составлены и разосланы русским и иностранным заводам с заданием разработать конкурсные проекты. В итоге французские инженеры предложили проект «Цесаревича», а американские — «Ретвизана». Эскадренный броненосец «Цесаревич» послужил прототипом для самой крупной серии эскадренных броненосцев Русского Флота. Проект «Цесаревича» был составлен французским инженером Лаганем, который предложил расположить двенадцать шестидюймовых орудий в шести двухорудийных башнях с вынесением средних башен на бортовые срезы, что давало им угол обстрела в 180° и позволяло в носовом и кормовом залпах (то есть, когда корабль представляет наименьшую по площади цель) кроме концевых 12" орудий использовать и восемь шестидюймовых. Новой в проекте была и 38-мм броневая противоторпедная переборка протяженностью около девяноста метров, установленная в средней части броненосца на расстоянии двух метров от наружной обшивки по типу французского броненосца «Жорегибери». «Цесаревич» отличался от прежних броненосцев значительно более полным бронированием: масса новой крупповской брони, на 16-30% превосходившей по сопротивлению гарвеевскую, достигала примерно 30-32% водоизмещения.

Орудия для броненосца были изготовлены на Обуховском заводе, однако, башенные установки, в отличие от существовавшей практики, были также изготовлены во Франции, не считая верхних откатных частей. Попутно выяснилось, что принятые в России башенные станки для 12" орудий не помещаются в башнях французского образца. Пришлось срочно спроектировать новые станки и заказать их Путиловскому заводу за дополнительные 237 600 рублей. Петербургский Металлический завод изготовил для броненосца торпедные аппараты. Все остальное, включая машины, котлы и прочие системы, было изготовлено во Франции.

23 февраля 1901 года эскадренный броненосец «Цесаревич» был спущен на воду, пробыв на стапеле один год и десять месяцев: Достройка корабля затянулась: русские орудия не хотели влезать во французские башни, не совпадали зарядные системы, оказались слабыми станки Путиловского завода. Все это требовало многочисленных переделок и доводок, задерживая сдачу корабля.

2 августа 1903 года эскадренный броненосец «Цесаревич» официально вошел в строй. Первый командир — капитан 1 ранга Григорович. Общая стоимость постройки корабля — 14 004 286 рублей.

Затянувшиеся заводские испытания и медленные работы по исправлению дефектов башенных установок сорвали график прибытия броненосца в Порт-Артур. Главный морской штаб предполагал направить «Цесаревича» на Дальний Восток в составе эскадры контр-адмирала Вирениуса, который 15 августа прибыл в Ля-Сен, подняв на «Цесаревиче» свой флаг. Однако, связав главные силы эскадры Вирениуса с непригодными для океанского плавания номерными миноносцами. Главный морской штаб обрек всю операцию по усилению Тихоокеанской эскадры на провал. Несмотря на заклинания адмирала Алексеева и яростные телеграммы Вирениуса, Петербург не разрешил оставить никуда негодные миноносцы в Средиземном море, но распорядился выделить из состава эскадры броненосец «Цесаревич» и крейсер «Баян» (построенный несколько ранее на той же верфи, что и «Цесаревич») для самостоятельного следования на Дальний Восток.

4 сентября 1903 года эскадренный броненосец «Цесаревич» оставил Тулон и направился в Порос на соединение с ранее пришедшим туда крейсером «Баян», неожиданная авария в машине вынудила «Цесаревича» зайти на короткое время в Неаполь для срочного ремонта и только 27 сентября корабль пришел в Порос, где его более месяца ожидал пришедший с Балтики «Баян». «Цесаревич» пришел в Порос без боезапаса и с еще не сданными башенными установками главного калибра, которые решено было окончательно ввести в строй в Порт-Артуре совместными силами местного порта и командированных французских специалистов.

Транспорт с боезапасом для «Цесаревича», вышедший из Севастополя, не прибыл вовремя в Порос, а ожидать его уже не было времени. Град телеграмм из Петербурга требовал срочного ухода кораблей в Порт-Саид. Назначив транспорту рандеву в море, «Цесаревич» и «Баян» вышли 30 сентября на Пороса, взяв курс на Порт-Саид. Приняв в море с транспорта боезапас, «Цесаревич» в сопровождении «Баяна» прошел Суэцкий канал и, сделав короткую остановку в Адене, вышел в Индийский океан, понукаемый бесконечными телеграммами из Петербурга форсировать переход в Порт-Артур. (Без сомнения, «Цесаревич» и «Баян» усилили 1-ю Тихоокеанскую эскадру гораздо сильнее (больше), чем могли бы ее усилить все корабли эскадры Вирениуса вместе взятые. Их выделение из эскадры было весьма мотивированным, но следует помнить, что это произошло только из-за аварии на «Ослябя», которая, очевидно, импульсивно подействовала на мысли Морского министерства).

Прибыв 24 октября в Сабанг, «Цесаревич» и «Баян» погрузили там уголь и 29 октября снова вышли в море. 19 ноября 1903 года. «Цесаревич» и «Баян» прогрохотали якорными цепями на внешнем рейде Порт-Артур а, приветствуя крепость и эскадру громом артиллерийского салюта. Это было последнее пополнение Тихоокеанской эскадры перед войной.

Прибытие броненосца «Цесаревич» на Дальний Восток довело число русских броненосцев на театре военных действий до семи, в то время как японцы имели их шесть. На совещании 18 декабря адмирал Алексеев заявил, что «считает желательным идти к Сасебо и отыскать неприятеля для нанесения ему второго Синопа». Флаг-капитан эскадры, капитан 1 ранга Эбергард высказал мнение, что «после прихода «Цесаревича» с наличными силами можно идти к Японии и принять бой у ее берегов». Начальник временного морского штаба наместника контр-адмирал Витгефт, которому суждено было погибнуть на борту «Цесаревича», высказался также за активизацию действий в связи с прибывшим пополнением для эскадры.

Между тем, сам «Цесаревич», столь воодушевивший русское морское командование в Порт-Артуре, строго говоря, ещё не был в строю — на броненосце не действовали башни главного калибра. Весь декабрь «Цесаревич», номинально считаясь в кампании, заканчивал работы в башнях, которые все не удавалось довести до эффективности, предусмотренной проектом. Русские станки не подходили к башням, орудия не подходили к станкам, башенные системы не соответствовали требованиям, особенно, система подачи. 2 января 1904 года «Цесаревич» стал к стенке восточного Вассейна и приступил к монтажу новых подач для орудий главного калибра. Работы закончились 19 января, а 20 января «Цесаревич» вышел на внешний рейд Порт-Артура и, уничтожив девиацию компасов, занял якорное место №8. Башни броненосца оставались весьма ненадежными, хотя и были официально приняты комиссией. 21 января «Цесаревич» участвовал в выходе эскадры к Шантунгу, а 22 января вернулся в Порт-Артур, испытав на себе все конвульсии стратегической нерешительности адмирала Алексеева, безуспешно пытавшегося размахивать связанными руками.

Вернувшись в Артур, «Цесаревич» занял свое место по диспозиции, имея по носу крейсер «Аскольд», по пеленгу правого борта — броненосец «Победу» и становясь в створ с броненосцем «Севастополь». «Цесаревич» занимал место на внешней линии диспозиции — левый борт броненосца был обращен к открытому морю. Напряжение на «Цесаревиче», как и на других кораблях эскадры, возрастало. С борта броненосца наблюдали повальное бегство японцев из Порт-Артура, в кают-компании муссировали слух о разрыве с Японией дипломатических отношений и о возможном развитии дальнейших событий. Мощный и вместе с тем изящный корабль совершенно нового типа — «Цесаревич» — выделялся на фоне неуклюжих броненосцев эскадры. Соперничать с ним мог только «Ретвизан», но все единодушно отдавали предпочтение «Цесаревичу». «Краса нашего флота!» — с восторгом записал в своем дневнике один из офицеров эскадры, явно передавая общее мнение. (Броненосец «Цесаревич» очень выгодно отличался и от кораблей, которые вчитались его улучшенными вариантами, и уж конечно, был мощнее любого из японских броненосцев. Достаточно вспомнить, что даже «Микаса» и «Асахи» при стрельбе орудиями главного калибра для перезарядки вынуждены были ставить башни почти по ДП. На русских же кораблях башни перезаряжались в любом положении. Не плохая боевая техника, а полное неумение и нежелание воевать привели Русский Флот к уничтожению

Ночь с 26 на 27 января 1904 года выдалась тихая, темная, ясная и прохладная. «Прекрасная ночь для атаки!» — записал в своем дневнике командир японского миноносца «Акацуки» лейтенант Суецуги, чей миноносец в составе 1-го отряда истребителей подкрадывался к рейду Порт-Артура. Вынужденная взяться за оружие, чтобы отстоять свою честь и интересы, Япония решила использовать это оружие с наибольшей эффективностью. Весь исход будущей войны зависел от захвата флотом инициативы в войне на море. Нокаутировать Русский Флот первым ударом так, чтобы он долго не мог прийти в себя и предпринять какие-либо активные действия, вот что лежало в основе японского боевого плана. И, право, нет ничего постыдного во внезапном ударе по противнику. Напротив, удача внезапного нападения говорит о прекрасном планировании в обеспечении операции, а также, о великолепном боевом мастерстве ее непосредственных исполнителей. Позорно другое — в течение ста пятидесяти лет постоянно подставлять свои вооруженные силы под удары внезапного нападения, терпеть позорнейшие поражения или, завалив противника десятками миллионов трупов, достигать сомнительных побед. Достижение же внезапности, особенно внезапности в войне на море, является вершиной военно-морского искусства.

Естественной целью для головных японских миноносцев стали русские корабли, дежурившие по освещению рейда — «Ретвизан» и «Паллада». Шедший концевым «Акацуки» вышел в атаку в 23.38, почти одновременно с «Касуми». Уже был подорван «Ретвизан», море кипело от снарядов, миноносцы шли через перекрестие щупальцев прожекторов. «Акацуки» выпустил торпеды, услышал прекрасную музыку их взрыва и, резко положив руль, вышел из боя в спасительную темноту ночи. На броненосце «Цесаревич» вахтенный офицер мичман Гильдебрандт в 23.38 заметил два миноносца, приближавшихся с левого борта без огней. Он тут же пробил сигнал «отражение минной атаки» и приказал открыть огонь. Выбежавший из своей каюты по тревоге командир броненосца капитан 1 ранга Григорович в 23.40 увидел в воде приближающуюся торпеду, которая попала в кормовую часть корабля.

После взрыва торпеды «Цесаревич» резко накренился на правый борт, затем выпрямился и стал валиться на левый борт. Немедленно был отдан приказ разводить пары во всех котлах и затопить водой коридоры правого борта. Крен «Цесаревича» быстро увеличивался, вскоре достигнув 16°. Вода, хлынув через пробитые переборки, затопила рулевое отделение, помещения кормового ТА, боевого лазарета и склада мин, кают-компанию и офицерские помещения. Была затоплена вся жилая палуба от 73 шпангоута и часть батарейной палубы. Электричество по всему кораблю погасло, кормовые водоотливные средства вышли из строя... От подводки пластыря пришлось отказаться, поскольку пробоина оказалась под подзором: и пластырь нельзя было подтянуть, не пропустив шкоты снаружи гребных винтов, что помешало бы дать ход.

Между тем, миноносцы второй волны пытались добить «Цесаревича» торпедами. Однако, встреченные сосредоточенным огнем кораблей русской эскадры японские миноносцы выпустили торпеды с большой дистанции. Одна из этих торпед прошла за кормой «Цесаревича» ближе к берегу, а вторая — в нескольких десятках метров по левому борту. Крен «Цесаревича», несмотря на энергичные меры, принятые для спасения корабля, продолжал увеличиваться и поэтому командир броненосца принял решение при первой же возможности сняться с якоря и выброситься на мель.

В 00.50 электричество на корабле было восстановлено и машины были готовы к действию. На броненосце отклепали якорный канат, и «Цесаревич», дав ход, пошел, управляясь машинами, в обход эскадры к берегу. Крен корабля, дойдя до 18°, стал медленно уменьшаться. С броненосца велся беспорядочный огонь по всем подозрительным предметам на воде. Только в 00.55 с «Цесаревича» сигналом известили командующего эскадрой о случившемся, передав прожектором сообщение: «Взорван. Имею сильную течь. Нуждаюсь в немедленной помощи. Прошу прислать буксирный пароход.» Когда «Цесаревич» в обход эскадры шел ко входу на внутренний рейд Порт-Артура, к нему по приказу адмирала подошел крейсер «Аскольд», на который с «Цесаревича» голосом передали: «Иду в гавань». Корма броненосца продолжала погружаться, корабль терял ход. Только в 02.30, когда броненосец уже обошел эскадру, к нему наконец подошли портовые баркасы и повели «Цесаревича» на внутренний рейд.

Благополучно миновав сидящий на мели в проходе подорванный «Ретвизан», который загородил собою половину прохода, «Цесаревич» приткнулся затопленной кормой на мель. Корма броненосца погрузилась до батарейной палубы, и вторая половина прохода оказалась блокированной. Несмотря на все усилия, буксиры не могли стащить гигантский броненосец с мели. Немедленно была начата разгрузка кормы «Цесаревича» — были разгружены кормовые снарядные погреба и угольные ямы. Утро 27 января осветило мрачную картину подорванных кораблей, блокированной гавани и нараставшую неразбериху в сочетании с начинающейся паникой из-за подхода японского флота к Порт-Артуру.

В бою 27 января, когда к Порт-Артуру подошли главные силы адмирала Того, сидящий на мели в проходе «Цесаревич» был снят с мели с помощью буксиров и собственных машин. Волоча корму по грунту, броненосец перешел на внутренний рейд и стал там на бочку. При осмотре корабля выяснилось, что на броненосце затоплены: рулевое отделение, машинный и провизионный склады, арсенал, боевой лазарет, минные и электропомещения, помещения водолазов и гальванеров, цейхгауз и один кормовой отсек левого борта. Корма «Цесаревича» погрузилась на восемь футов выше ватерлинии.

Водолазы выяснили, что удар торпеды пришелся между 31-37-м шпангоутами у начала дейдвудной трубы, причем, центр взрыва находился в девяти дюймах ниже ватерлинии против помещения корабельного арсенала. Силой взрыва борт броненосца был прогнут на три-четыре фута внутрь, образовав большую чашкообразную впадину с пробоиной площадью в двести кв. футов. Наибольшая длина пробоины двадцать футов, высота — семнадцать футов. Листы обшивки оказались загнутыми далеко внутрь корабля и приподнятыми кверху. Переломаны, скручены и смяты восемь шпангоутов, двухслойная броневая палуба выгнута вверх на два-три фута, бимсы смяты, оторваны и расплющены. Поперечная переборка из помещения арсенала в рулевое была повреждена у борта, водонепроницаемая дверь сорвана с задраек, однако, продольная двухслойная переборка, отстоящая на двенадцать футов от борта, выстояла и не получила никаких повреждений. Борт «Цесаревича» оказался помятым на длину тридцать шесть футов, ширину — двадцать четыре фута, с общей площадью вмятины пятьсот кв. футов. Кроме того, оказалась вдавленной внутрь 10" броневая плита нижнего пояса, рубашка за которой была местами прорвана и растрескалась. Во время взрыва в затопленном рулевом отделении утонул машинист Афиноген Жуков, оказавшийся единственной жертвой на «Цесаревиче» в первую ночь войны.

Все очевидцы торпедирования «Цесаревича» сходятся на том, что когда подорванный броненосец шел в гавань с огромным креном па левый борт, у всех было такое впечатление, что корабль вот-вот перевернется. По-видимому, так оно и должно было случиться, если бы нерешительные, героические действия трюмного инженер-механика Федорова, быстро принявшего меры для затопления водой бортовых коридоров правого борта. Федоров приказал сразу затопить девять коридоров, хотя одновременно можно было затопить только три коридора. Затем Федоров спустился в трюм кормового подбашенного отделения, куда, по донесению трюмного старшины Петрухова, по перепускной 9" трубе быстро прибывала вода из затопленного рулевого помещения. Увидев, что поврежден клинкет трубы, Федоров вместе с Петруховым вылез из подбашенного отделения и, захватив первые попавшиеся под руку вещи — подушку, одеяло, какую-то доску и вымбовку, полез обратно в подбашенное отделение затыкать трубу. С большим трудом бьющую из трубы струю воды удалось уменьшить — труба была заткнута подушкой, упертой вымбовкой. Едва Федоров и Петрухов успели это сделать, как погасло электрическое освещение и возвращаться пришлось в абсолютной темноте, ползком, по скользкому наклонному днищу в ледяной воде, ориентируясь по доносящимся из люка голосам.

Выбравшись наверх, Федоров приказал осушить этот отсек помпой, после чего он был вызван к командиру корабля. Выбираясь на верхнюю палубу, Федоров заметил оборванную цепь от крана затопления средних 6" погребов: оказалось, что затопление открыто по приказу старшего офицера. Федоров немедленно закрыл клинкет и приказал осушить затопленный почти наполовину снарядный погреб. Доложив командиру обстановку, Федоров кинулся в румпельное отделение, горловина которого находилась в кают-компании. Двери в кают-компанию были задраены, так как помещение было затоплено. Определив по стуку, что по правому борту воды в кают-компании нет, Федоров отдраил правую дверь и обнаружил, что по левому борту, где находился люк в румпельное помещение, вода в кают-компании стояла выше иллюминаторов.

Для осмотра люка пришлось лезть по горло в ледяную воду. Убедившись, что горловина люка исправна, Федоров решил, что румпельное отделение осталось незатопленным, а вода в кают-компанию попала при крене через открытые полупортики, которые отдраили по сигналу «отражение минной атаки» и не успели задраить после взрыва. Федоров приказал задраить полупортики и по мере выравнивания крена организовал выкачивание воды брандспойтами.[1] За те же самые мероприятия командир «Цесаревича», капитан 1 ранга Григорович был награжден сразу же после боя мечами к ордену Св. Владимира 3-й степени.

Отсутствие дока в Порт-Артуре (в Порт-Артуре дока) для броненосцев крайне затрудняло ремонт повреждений у «Цесаревича» и «Ретвизана», поскольку такой ремонт предстояло проводить в кессонах.

Постройка кессона для «Ретвизана», получившего пробоину в носовой части, где борт был почти «прямостенным», была относительно легкой. Что же касается «Цесаревича», то многие специалисты сомневались в возможности подведения кессона под его пробоину, поскольку, не говоря уже о чрезвычайной сложности кормовых обводов броненосца, возникала необходимость пропустить через кессон гребной вал корабля. Малейшая ошибка при этом в обводе кессона и любая неточность при его установке могли привести к деформации гребного вала и к выходу «Цесаревича» из строя по меньшей мере до первого докования.

Прибывший вместе с адмиралом Макаровым во главе группы рабочих Балтийского завода корабельный инженер Кутейников Н. Н. решил все сомнения. Под его руководством для ремонта «Цесаревича» был построен кессон длиной тридцать шесть футов, шириной в верхней части четыре фута, в нижней части в корме — тридцать футов, в носу — шестнадцать футов и высотой тридцать пять футов. Своей кормовой поперечной стенкой кессон был надет на дейдвуд броненосца, для чего в этой стенке была сделана вырубка с дверцею на двух петлях, которую водолазы закрыли, забили клиньями и законопатили при установке кессона к пробоине 21 марта 1904 года. Глубина погружения кессона составила семь метров. Из-за большого давления воды и неплотностей вокруг дейдвудного вала, кессон постоянно тек так, что не успевали откачивать воду.

Адмирал Макаров, осмотрев кессон, приказал вырубить два круглых отверстия для стока воды в переборке, отделяющей помещение арсенала от машинного отделения. По мере накопления, воду спускали в машинное отделение, а затем отверстия забивали пробками. Работы по ремонту броненосца начались 24 марта вырубкой и выжиганием поврежденных взрывом частей корпуса. Вырубка велась вручную, а выжигание — с помощью вольтовой дуги. В кессоне стояла страшная духота. От вентиляционных шлангов пришлось отказаться, так как они еще более увеличивали немыслимую тесноту в кессоне. Грохот ручной и пневматической рубки, испарения от выжигания набора угольными электродами вольтовой дуги, повышенная влажность — все приводило к повышенной утомляемости рабочих, к частым сменам, а в итоге — к медленному ходу работ. Для выпрямления загнутых внутрь листов наружной обшивки, их долго нагревали керосиновыми форсунками, а затем отжимали 50-тонными домкратами. Дока рабочие, работая круглосуточно в кессоне, делали, казалось бы, невозможное для введения «Цесаревича» в строй, между адмиралами Макаровым и Алексеевым разгорелась склока по поводу кандидатуры нового командира «Цесаревича» в связи с предстоящим производством в контрадмиралы капитана 1 ранга Григоровича. Адмирал Макаров выдвигал на эту должность своего старого соплавателя и сотрудника капитана 2 ранга Васильева — в прошлом командира ледокола «Ермак». Адмирал Алексеев в свою очередь пытался выдвинуть на этот пост бывшего флаг-капитана эскадры Тихого океана, капитана 1 ранга Эбергарда (будущего командующего Черноморским флотом). Макаров, как обычно, грозил отставкой и апеллировал к царю, и в итоге было утверждено назначение командиром «Цесаревича» капитана 2 ранга Васильева.

Однако, когда 27 марта капитан 1 ранга Григорович вступил в должность командира Артурского порта, капитан 2 ранга Васильев не успел принять у него дела, так как 30 марта он погиб вместе с Макаровым при взрыве «Петропавловска». После гибели капитана 2 ранга Васильева, командиром на «Цесаревич» был назначен капитан 1 ранга Эбергард, занимавший к этому времени пост флаг-капитана при адмирале Алексееве в Мукдене. Эбергард, задержавшийся с передачей дел, не успел до блокирования Порт-Артура вступить в командование броненосцем. Таким образом, после ухода капитана 1 ранга Григоровича, то есть, с 27 марта весь гигантский объем работ, связанный с ремонтом «Цесаревича», лег на плечи старшего офицера броненосца, капитана 2 ранга Шумова, исполнявшего обязанности командира до 11 мая, когда на «Цесаревича» был назначен новый командир — капитан 1 ранга Н. Иванов — в прошлом командир крейсера «Диана».[2]

Пока в высоких штабах споили о кандидатуре командира «Цесаревича», на корабле продолжались круглосуточные ремонтные работы. Вместе с тем, броненосец постоянно выделял свои катера для сторожевой и тральной службы.

Так 14 апреля катерам с «Цесаревича» было приказано протралить предполагаемое месте гибели «Петропавловска». Траление проводилось под руководством младшего минного офицера броненосца лейтенанта Щетинина и в ходе его была обнаружена и обезврежена обширная минная банка.

А между тем, только 24 апреля рабочие приступили к установке новых элементов набора корпуса в районе торпедной пробоины «Цесаревича». В ходе ремонта пришлось перебрать всю броневую палубу корабля. Ее погнутые листы правились в горячем виде на плите в мастерской и устанавливались обратно. Новые бимсы склепывали из полос и угольников из-за отсутствия коробчатых профилей и устанавливали применительно к имеющимся отверстиям для заклепок в палубных листах. Вдавленную взрывом внутрь 10" броневую плиту нижнего пояса было решено не снимать, а также не снимать и потрескавшуюся стальную рубашку. Ее просто залатали изнутри железными планками на гужонах, а наиболее смятые стойки за броней срубили, выправили и поставили на винты. Шельфовые листы палубы подогнали под кромку брони. Старые листы были разорваны взрывом, пришлось изготовлять новые в мастерской и выгнуть их так, чтобы они плотно прилегли к нижней кромке брони и к бимсам. Для выравнивания наружной поверхности брони был установлен тонкий вертикальный лист, прикрепленный винтами к нижнему шельфу и к торцу следующей броневой плиты. Зазор между этим листом и бронею заполнили смесью цемента и гари. Затем началась установка листов наружной обшивки.

Пока «Цесаревич» ремонтировался, военная обстановка на южном театре продолжала ухудшаться. Последовавшая вслед за гибелью «Петропавловска» высадка японцев на Ляодунский полуостров привела к тесной блокаде Порт-Артура и с моря, и с суши. Туманный призрак гибели флота в случае падения крепости с каждым днем приобретал все более и более реальные черты. Русская армия, теснимая десантными силами японцев, откатывалась к линии артурских фортов. Необходимость ухода флота из Порт-Артура уже понимали все. Однако, с не меньшей ясностью все понимали, что прорыв из Порт-Артура не удастся осуществить без боя с японским флотом, а это страшило и командование русской эскадры, и ее личный состав на всех уровнях...

Временно командующий эскадрой контрадмирал Витгефт, засыпаемый приказами адмирала Алексеева, требующего немедленного ухода флота из Артура, откладывал выход, ожидая окончания ремонта поврежденных кораблей. Ремонт «Цесаревича» продолжался. Броненосец продолжал высылать свои катера для дозорной службы и траления, а 5 мая с «Цесаревича» в бухту Инцендзы, где предполагался японский десант, была послана десантная полурота с четырьмя пулеметами под командованием лейтенанта Азарьева. Однако, японцы десанта в этой бухте не высаживали. И полурота лейтенанта Азарьева вернулась 14 мая в Порт-Артур в общем потоке отступления русских войск от Кинджоу. А между тем, 22 мая на «Цесаревиче» был установлен последний лист наружной обшивки и 24 мая от борта броненосца был отведен кессон. После четырехмесячного ремонта «Цесаревич» снова был в строю. (Внутренние работы по монтажу легкой настилки поверх броневой палубы и исправлению переборок продолжались еще около двух недель). 25 мая 1904 года на «Цесаревиче» поднял свои флаг контр-адмирал Витгефт, перенеся его с броненосца «Севастополь». Эскадренный броненосец «Цесаревич» стал флагманским кораблем 1-й Тихоокеанской эскадры. 1 июня «Цесаревич» занял место флагманского корабля в Восточном бассейне Порт-Артура, а «Севастополь» перешел в Западный бассейн.

Эскадра продолжала готовиться к прорыву из Порт-Артура. Выход откладывался по различным причинам со дня на день, пока наконец не последовал приказ адмирала Витгефта быть готовыми к прорыву из Порт-Артура к 03.30 10 июня.[3] Адмирал Витгефт делал все возможное, чтобы сохранить в тайне день выхода эскадры в море. Однако, весь Порт-Артур знал о дне выхода, поскольку спешную погрузку угля и других запасов, снятие кессонов и постановку орудий нельзя было скрыть. Всем, кроме того, было известно время полной воды, видны были и приготовления в порту для вывода на рейд боевых кораблей. Более того. 7 июня с «Цесаревича» был разослан по всем кораблям приказ Витгефта следующего содержания:

«Эскадра, окончив исправления судов, поврежденных коварным врагом еще до объявления войны, теперь выходит по приказанию наместника в море... С помощью Бога и Св. Николая Чудотворца, покровителя моряков, постараемся выполнить наш долг совести и присяги перед Государем и разбить неприятеля, ослабленного гибелью на наших минах части его судов... Да поможет нам Бог!»

В тот же вечер приказ был опубликован артурской газетой «Новый край». Начался переполох: полиция кинулась конфисковывать номер газеты, а командиры кораблей были вызваны на «Цесаревича» с требованием вернуть приказ. По кораблям поползли самые невероятные слухи, настроение и боевой дух совершенно упали.

Наконец, 10 июня в 04.00 по сигналу с «Цесаревича» корабли эскадры начали выходить на внешний рейд. Выход из порта шел очень медленно из-за поломок на кораблях и организационной неразберихи. Когда броненосец «Цесаревич» вслед за «Севастополем» и «Полтавой» начал выходить на внешний рейд, к нему подошла шлюпка с крейсера «Аскольд», с которой предупредили, что на якорном месте «Цесаревича» замечено несколько мин, выставленных японцами на небольшой глубине. В этот момент с «Цесаревича» по обоим бортам было замечено несколько плавающих мин, и корабль был вынужден сменить назначенное якорное место. Мины продолжали всплывать, и вскоре стало ясно, что эскадра выходит на минную банку. Интересно, что в ночь перед выходом с наблюдательных пунктов флота, в том числе и от дежурного офицера на Золотой горе, пришло несколько сообщений о том, что японцы ставят мины на внешнем рейде. Но утром об этом почему-то забыли. Около девяти часов «Цесаревич» поднял сигнал: «Спустить паровые катера, обследовать промежутки между судами. Затем: «Аскольду осмотреть в море плавающие минные заграждения».

Началось запоздалое траление, в ходе которого вблизи «Цесаревича» была обнаружена банка из четырех мин, взорвавшихся одновременно. На «Цесаревиче» крестились, снимая фуражки: «Бог пронес!» Траление продолжалось до 12.40, когда сигналом с «Цесаревича» было приказано поднять все шлюпки и катера. Затем на всех кораблях зачитали уже давно опубликованный в газете и прочитанный японцами приказ адмирала Витгефта о прорыве из Порт-Артура и отслужили молебны. Только в 14.00 по сигналу с «Цесаревича» эскадра стала сниматься с якоря и медленно вытягиваться в море за тралящим караваном. «Цесаревич» шел замыкающим в колонне броненосцев. В 14.50 на броненосце «Цесаревич» испортился рулевой привод. (После ремонта капитан 1 ранга Григорович предупреждал о ненадёжности рулевого привода корабля, из-за неправильно собранных, поврежденных взрывом, несущих рам и станин). Пока рулевой привод исправляли, «Цесаревич» то стопорил машины, то давал снова ход, задерживая всю эскадру. Привод удалось исправить только к 16.00.

Эскадра продолжала движение, медленно ковыляя и совсем не напоминая боевое соединение, идущее на прорыв. В 16.40 был наконец отпущен тралящий караван, а в 16.50 эскадра перестроилась из походного ордера в боевой, имея головным флагманский броненосец «Цесаревич», который, увеличив скорость до десяти узлов, лег на курс S020°. Перестроение было сделано очень медленно, растянув линию эскадры и вызвав дополнительную неразбериху. Глядя с мостика «Цесаревича» на маневрирование вверенных ему кораблей, адмирал Витгефт был очень удручен и, тяжело вздохнув, сказал, ни к кому не обращаясь: «Нет, ничего не получится. У покойного Степана Осиповича, может быть, что-нибудь и получилось бы. У меня — нет».

Примерно в 17.10 мрачные мысли командующего эскадрой были прерваны докладом сигнальщиков о появлении главных сил противника. Четко маневрируя, идя отдельными отрядами, подняв стеньговые флаги, японцы шли на сближение с русской эскадрой, охватывая ее с флангов и отрезая от берега. Со страхом смотря на своего грозного, опытного противника, адмирал Витгефт и офицеры его штаба неожиданно с совершенной ясностью для себя поняли, что шансов пробиться через японский флот нет никаких, что они будут разгромлены, рассеяны и смяты уже через несколько минут после начала боя, не только не выполнив поставленной задачи прорыва, но и еще более усугубив серьезность положения на южном театре военных действий. В 18.50, когда расстояние между эскадрами сократилось до пятидесяти трех кабельтовых, адмирал Витгефт принял решение не вступать в бой и вернуться в Порт-Артур. По сигналу с «Цесаревича», эскадра повернула на шестнадцать румбов и легла на обратный курс, оставляя противника за кормой.

Адмирал Витгефт и офицеры штаба эскадры, к сожалению, не знали (да и не могли знать, конечно), какое ошеломление, весьма близкое к панике, царило на японских кораблях. Несмотря на многочисленные агентурные сведения, японские моряки так и не верили до конца в возможность ввода в строй «Цесаревича» и «Ретвизана». Сейчас же, увидев эти корабли в строю русской эскадры с «Цесаревичем» в качестве флагмана, они были потрясены. Совсем недавно японский флот уже заплатил за слишком уж сильное пренебрежение противником гибелью двух броненосцев первой линии и нескольких других кораблей, а если вспомнить извечную японскую психологию, ввергающую их в уныние при любых неудачах, то цепь неудач, пусть даже очень короткая, могла иметь для флота адмирала Того, несмотря на его высочайшую боевую подготовку, самые катастрофические последствия. 10 июня 1904 года Русский Флот упустил свой шанс...

В 20.15 «Цесаревич» привел русскую эскадру на внешний рейд Порт-Артура. Всю ночь русская эскадра отражала атаки японских миноносцев, а в 05.30 начала втягиваться на внутренний рейд. Капитан 2 ранга В. И. Семенов записал в своем дневнике:

«Удрали! Отступили без боя!.. Утром — Бог пронес, вечером — Бог пронес, ночью — Бог уберег... А сами-то что же?.. Мне казалось, что в этот день бесповоротно решилась судьба Артурской эскадры...»

12 июня броненосец «Цесаревич» стал на свое место в Восточном бассейне, а 14 июня на нем состоялось совещание флагманов, командиров кораблей и командующих сухопутными войсками. На этом совещании командование флота пыталось подбить командование армией присоединиться к мнению о невозможности выхода флота из Порт-Артура. Обосновывая свою точку зрения, контр-адмирал Витгефт в частности сказал: «Если пострадал всего один «Севастополь», а не взорвались при выходе и постановке на якорь «Цесаревич», «Пересвет», «Аскольд» и другие корабли, то это только милость Бога». По мнению адмирала Витгефта, «вторичный выход всем флотом может состояться лишь тогда, когда будет выбор между гибелью в гавани при взятии крепости, и гибелью на рейде». Однако, представители армейского командования, смотревшие на положение вещей более реально и не понимавшие трусости флота, не дали себя убедить доводами моряков.

Что же касается адмирала Алексеева, то тот, узнав о возвращении эскадры в Порт-Артур, пришел в ярость и засыпал Витгефта телеграммами, где со ссылкой на Высочайшее повеление приказывал немедленно уводить флот из Порт-Артура во Владивосток. 4 июля для обсуждения директив наместника на борту «Цесаревича» произошло еще одно совещание флагманов и командиров кораблей, на котором вновь был признан невозможным выход флота из Порт-Артура. Протокол совещания был переслан адмиралу Алексееву. Видя полное нежелание флота воевать, адмирал Алексеев вынужден был апеллировать к авторитету царя. В посланной им телеграмме адмиралу Витгефту говорилось:

«На представленный протокол собрания флагманов и капитанов от 4 июля. Его Императорское Величество соизволили следующим ответом: «Вполне разделяю Ваше мнение о важности скорейшего выхода эскадры из Артура и прорыва во Владивосток». На основании сего подтверждаю Вам к точному исполнению приказания, изложенного в моей депеше №7".

Но выпихнуть флот в море оказалось совсем не легкой задачей. Если уж в России саботируют полученный приказ, то делают это долго и нудно. Было собрано (созвано) новое собрание флагманов и капитанов, постановившее не уходить из Порт-Артура. Протокол был направлен адмиралу Алексееву, который очень резко напомнил Витгефту, что в армии приказы не обсуждаются вообще, а приказы царя — в особенности. Вынуждаемый правительством страны и главнокомандующим к активным действиям, флот сопротивлялся до последнего. Игнорируя категорические приказы, командование флотом приводило все новые и новые доводы, доказывая невозможность прорыва, настолько убедив себя в этом, что уже действительно ни о каком прорыве не могло быть и речи. И уже перед самым выходом в море, 28 июля адмирал Витгефт направил непосредственно царю телеграмму следующего содержания:

«Согласно повеления Вашего Императорского Величества, переданного наместником мне телеграммой, выхожу с эскадрой прорываться во Владивосток. Лично я и собрание Флагманов и Командиров были против выхода, не ожидая успеха прорыва, о чем доносил неоднократно наместнику».

Эта беспрецедентная полемика между флотом и главнокомандующим на театре военных действий не имеет аналога в военно-морской истории человечества. В военное время флот упорно отказывался воевать на море, доказывая свою необходимость для сухопутной обороны крепости. Выкинутый в море целой серией резких приказов, потребовавших вмешательства самого царя, флот шел на прорыв в таком боевом настроении, что неудивительно, что ни один из русских кораблей так и не дошел до Владивостока, частично разбежавшись по нейтральным портам, а большей частью, вернувшись в Порт-Артур с тем, чтобы в итоге угодить в руки противника. Пока командование эскадрой отбивалось от приказов главкома, японцы, продолжая наступать, сбили русские войска с Зеленых и Волчьих гор и вышли на расстояние обстрела Порт-Артура из полевых орудий. 25 июля в 10.30 японская артиллерия, установленная на западных высотах Волчьих гор, начала обстрел внутренней гавани Порт-Артура из 120-мм орудий.

В 10.50 по сигналу с «Цесаревича» русские корабли открыли ответный огонь. Артиллерийская дуэль продолжалась весь день. В ходе  её, в 16.15, в броненосец «Цесаревич» почти одновременно попали два снаряда. Один ударил в броневой пас и взорвался, не пробив его. Второй снаряд попал в адмиральскую рубку, где находились контр-адмиралы Витгефт и Григорович. Разрывом этого снаряда был смертельно ранен телефонист (в рубке находилась телефонная станция связи с берегом). Осколками в плечо были ранены адмирал Витгефт и его старший флаг-офицер, лейтенант Кедров, а также легко контужены два матроса. Телефонная станция оказалась разбитой. Между тем, флот продолжал готовиться к выходу в море, что в достаточной мере стимулировала бомбардировка кораблей с сухопутного фронта осадными батареями противника. 26 июля на «Цесаревича» были вызваны флагманы эскадры и командиры кораблей на совещание с главнокомандующим. На этот раз разговор шел только о прорыве. Было решено выходить в море 28 июля с утренней полной водой.

28 июля с 05.00 эскадра стала вытягиваться на внешний рейд. В 06.00 «Цесаревич», неся флаг командующего, первым из броненосцев вышел на внешний рейд, эскортируемый миноносцами «Скорый» и «Статный». Выход эскадры, как всегда, шел мучительно медленно. В 06.30 на «Цесаревиче» был поднят сигнал: «Адмирал требует скорого выполнения выхода». Однако, это мало помогло. Эскадра выходила на внешний рейд в течение 3,5 часов. Несколько японских кораблей, дымя на горизонте, с рассвета наблюдали за действиями Русского Флота. В 08.15, после выхода на рейд броненосца «Полтава», на мачтах «Цесаревича» взвился сигнал: «Сняться с якоря и занять свои места в строю».

В 08.45 эскадра снялась с якоря, построилась и двинулась вслед за тралящим караваном в открытое море. В этот же момент на «Цесаревиче», который возглавлял колонну броненосцев, поднялся сигнал: «Приготовиться к бою», а в 09.00: «Флот извещается, что Государь-Император повелел идти во Владивосток». В 09.30 «Цесаревич» лег на курс S020°, а через час сигналом отпустил в Артур тралящий караван и канонерские лодки. Ведя эскадру, «Цесаревич» лег на курс S055° и увеличил ход до восьми узлов.

В 10.35 на «Цесаревиче» сломался рулевой привод, и броненосец, подняв сигнал: «Не могу управляться», круто вышел из строя. Эскадра уменьшила ход. Через несколько минут, исправив повреждение, «Цесаревич» снова занял место во главе эскадры. В десять часов «Цесаревич» приказал всей эскадре постепенно увеличить ход, начиная с десяти узлов, чтобы выяснить надежность заделки пробоины на «Ретвизане». Сам «Цесаревич» шел очень неровно, несколько раз то уменьшая, то увеличивая ход, в результате чего следовавшим за ним кораблям было очень трудно держаться в строю.

Нашедший незадолго до этого легкий туман начал рассеиваться, открыв в юго-восточной четверти горизонта японские корабли. Параллельно курсу нашей эскадры шел 3-й боевой отряд противника в составе броненосного крейсера «Якумо» и легких крейсеров «Касаги», «Читозе» и «Такасаго». Сзади и слева от эскадры шли корабли 5-го японского отряда. Около тридцати японских миноносцев охватывали русскую эскадру со всех сторон, выходя на ее курс. Строй русской эскадры сильно растянулся, и в 11.00 «Цесаревич» поднял сигнал: «Соблюдать расстояние». в 11.30 с востока появились главные силы японского флота, ведомые броненосцем «Миказа» под флагом адмирала Того. На мачтах «Цесаревича» запестрели флаги сигнала: «Новику занять место по диспозиции». Шедший в сторожевом охранении крейсер «Новик» вступил в кильватер крейсеру «Аскольд», оставив головным «Цесаревича». В 11.50 «Цесаревич» снова поднял сигнал: «Не могу управляться» и вышел из строя ремонтировать новую поломку в рулевом управлении. Через несколько минут флагманский броненосец исправил повреждение и снова занял свое место во главе эскадры, подняв сигнал: «Иметь тринадцать узлов хода».

Все это время по курсу «Цесаревича» шныряли миноносцы противника. Наблюдая за ними, начальник штаба эскадры контр-адмирал Матусевич заметил вправо по курсу на воде приспособление, с помощью которого японские миноносцы обычно сбрасывали мины. Считая, что миноносцы противника, ставя мины, случайно уронили это приспособление в воду, Матусевич приказал сигнальщикам следить за плавающими минами. В тот же момент одним из сигнальщиков была замечена мина. Вскоре командир «Цесаревича», капитан 1 ранга Иванов сам увидел по курсу броненосца два буйка замыкателей японских мин. Немедленно тревожными свистками и семафором эскадра была извещена об опасности. «Цесаревич» изменил курс, обходя мины. Следовавшие за ним корабли сделали то же самое — строй эскадры нарушился. В этот момент (12.20) с дистанции восемьдесят кабельтовых броненосный крейсер «Ниссин» начал пристрелку по «Цесаревичу» и сигналом сообщил дистанцию остальным кораблям 1-го боевого отряда.

Огонь противника сосредоточился на «Цесаревиче», однако, в первой фазе боя броненосец не получил опасных повреждений. Один 12" снаряд противника попал в правый борт «Цесаревича», причинив подводную пробоину, через которую корабль принял сто пятьдесят тонн воды, затопившей две междубортных отсека. Другим снарядом была разбита верхняя часть задней дымовой трубы. Крупным снарядом, попавшим в носовую часть «Цесаревича», сбило правый якорь, произведя большие разрушения на спардеке. 12" снаряд разорвался на крыше кормовой башни главного калибра, убив одного и ранив двух матросов в башне, а также, ранив матроса у дальномера на кормовом мостике. Два 12" снаряда попали в борт под кормовой 6" башней, пробив борт и уничтожив адмиральский салон. 6" снарядом, влетевшим в иллюминатор, было уничтожено помещение лазарета. От многочисленных японских перелетов рвались снасти, змеями развеваясь по ветру.

«Цесаревич» вел интенсивный ответный огонь, сосредоточив его на броненосце «Миказа». Однако, во всех башнях зарядка орудий сильно затруднялась из-за выхода газов в башню при открытии замков. Более одной перезарядки комендоры не могли выдержать, поэтому в башни была назначена смена из числа комендоров мелкой артиллерии. Смена проводилась после каждого залпа. Свободная смена прижималась к башне, спасаясь от осколков беспрерывно падающих японских снарядов. Невзирая на эти чудовищные для морского боя условия ведения огня, залпы с «Цесаревича» постоянно накрывали флагманский броненосец противника «Миказа», который получил более двадцати попаданий крупными снарядами.

Один из снарядов «Цесаревича», пронизав грот-мачту «Миказы», разорвался на спардеке, убив двенадцать человек и ранив пять. Другим снарядом, попавшим в кормовую башню главного калибра, было выведено из строя одно 12" орудие и убит один матрос. При этом было ранено восемнадцать человек, в том числе, и командир башни капитан-лейтенант принц Хироясу — член божественной императорской фамилии.[4] Крупный снаряд, разорвавшийся на мостике, убил офицера и шесть матросов, ранив шестнадцать человек, в том числе командира корабля, капитана 1 ранга Идзичи, и двух флаг-офицеров адмирала Того. Последующими попаданиями на японском флагмане было убито шестнадцать и ранено пятьдесят два человека.

Адмирал Витгефт руководил боем, находясь вместе со своим штабом на правом крыле ходового мостика, упорно отказываясь от предложения пойти в боевую рубку или, по крайней мере, на верхний мостик, где было безопасней. «Всё равно, где умирать,» — прервал доводы штабных адмирал Витгефт.

Около 13.20 расстояние между сражающимися эскадрами увеличилось и только концевые корабли продолжали вести бой. Адмирал Того, разойдясь контр-курсами с русской эскадрой, опоздал с поворотом вправо и, выполнив этот маневр, оказался за кормой русской эскадры. Таким образом, на первом этапе боя русским удалось прорваться, оставив противника за кормой. Адмирал Витгефт приказал ложиться на курс S062° по направлению к Корейскому проливу. На «Цесаревиче» взвился сигнал: «Больше ход!» Броненосец увеличил ход до четырнадцати узлов, но тут же пришлось его снова уменьшить, поскольку стали отставить концевые броненосцы «Севастополь» и «Полтава».

В 13.45 японцы нагнали русскую эскадру, и бой возобновился по всей линии, однако, в 14.30 адмирал Того, изменив курс вправо, снова отстал, и бой прервался. С «Цесаревича» запросили все корабли о повреждениях и убедились, что все повреждения незначительны. На все корабли был передан приказ в случае возобновления боя сосредоточить огонь на головном корабле противника. К борту «Цесаревича» был подозван миноносец «Выносливый», на котором находился начальник отряда миноносцев, капитан 2 ранга Елисеев, и ему были даны инструкции о торпедных атаках на противника в случае возможности. Адмирал Витгефт со своим штабом разбирал возможные варианты продолжения боя, приказав поднять сигнал: «С заходом солнца следить за адмиралом».

Между тем, японцы, пользуясь преимуществом в ходе, нагоняли русскую эскадру, и в 16.45 бой возобновился со всем ожесточением. Идя параллельным курсом, японцы охватили голову русской эскадры и к пяти часам обрушили всю мощь своего огня на «Цесаревича». Броненосец, ведя яростный ответный огонь, шел, в буквальном смысле слова, засыпаемый снарядами, временами скрываясь из вида в черном дыму разрывов.

Примерно в 17.25 японский снаряд разорвался между верхним и нижним мостиками «Цесаревича». Взрывом этого снаряда адмирал Витгефт был разорван на куски. (Позднее была обнаружена только его нога, опознанная по меткам на белье). Вместе с адмиралом этим же снарядом были убиты флагманский штурман, лейтенант Азарьев и флаг-офицер, мичман Эллис (обоим оторвало головы) и три матроса. Были тяжело ранены начальник штаба эскадры контр-адмирал Матусевич, старший флаг-офицер, лейтенант Кедров и младший флаг-офицер, мичман Кушинников. Взрывом была полностью уничтожена рубка беспроволочного телеграфа. Командир «Цесаревича» капитан 1 ранга Иванов, находившийся впереди боевой рубки, этим взрывом был сбит с ног и на какое-то время потерял сознание. Придя в себя и узнав, что выведено из строя все командование эскадрой, капитан 1 ранга Иванов решил сам вести эскадру, не объявляя о гибели командующего, чтобы не вызвать растерянности на других кораблях. Однако, в этот момент на мостике «Цесаревича» у коечных сеток взорвался еще один 12" японский снаряд, головная часть которого и осколки влетели в боевую рубку, убив и ранив всех находившихся там, в том числе смертельно старшего-штурмана лейтенанта Драгичевича-Никшича. Командир «Цесаревича» упал без сознания, получив осколок в голову и руку. Были ранены и оглушены взрывом лейтенанты Ненюков, Пилкин и Кетлинский, а также все находящиеся в рубке матросы, включая рулевого. Перед самым взрывом руль на «Цесаревиче» был положен на борт и неуправляемый броненосец покатился влево из строя. Первым пришел в себя раненный в висок лейтенант Ненюков. Увидев, что в рубке, кроме убитых и лежащих без сознания, никого нет, лейтенант бросился к рулю, чтобы вернуть броненосец в строй, но руль не действовал. Попытка перевести управление кораблем в центральный пост на нижний штурвал также ни к чему не привела, поскольку после взрыва снаряда в рубке все покинули центральный пост. Броненосец продолжал катиться влево. В этот момент пришел в себя лейтенант Пилкин, а в рубке появился мичман Дараган. Лейтенант Ненюков приказал Дарагану завести румпель-тали. (Этот способ управления на «Цесаревиче» был разработан очень хорошо: тали брались на паровой кормовой шпиль, а приказы передавались через переговорную трубу). Пока этот приказ выполнялся, лейтенант Ненюков был вторично ранен и, чувствуя, что теряет сознание, передал командование кораблем лейтенанту Пилкину. Лейтенант Пилкин, убедившись, что машинный телеграф и телефон не действуют, перевел управление броненосцем в центральный пост. Ему помогали вернувшийся после перевязки старший рулевой Лавров и мичман Дараган, закончивший заводку румпель-талей.

Если бы эскадра продолжала идти прежним курсом, то лейтенанту Пилкину удалось бы поставить «Цесаревича» концевым в строю. Однако, к этому времени эскадра была уже рассеяна, и все корабли действовали самостоятельно. Минут через двадцать в боевой рубке «Цесаревича» появился старший офицер броненосца, капитан 2 ранга Шумов. Когда в боевой рубке взорвался роковой снаряд. Шумов направлялся в жилую палубу, чтобы выяснить причину значительного крена броненосца. По пути, в батарейной палубе, Шумов встретил командира корабля, которого вели под руки двое матросов. Капитан 1 ранга Иванов сказал Шумову: «Идите наверх, там никого нет. Я ранен». Едва капитан 2 ранга Шумов выскочил наверх, как броненосец сильно накренился на правый борт, как будто от новой подводной пробоины. В действительности же, крен был вызван тем, что на циркуляции корабля вода, хлынувшая из разбитой пожарной магистрали, всей своей массой перекатилась на правый борт.

Вступив в командование броненосцем, капитан 2 ранга Шумов приказал передать сигнал: «Адмирал передает командование старшему флагману, князю Ухтомскому». В это время броненосец уже повернул примерно на 100° влево. Другие корабли эскадры обгоняли «Цесаревича», в панике отступая к Порт-Артуру. «Цесаревич» плохо держался на курсе и быстро отстал от остальных броненосцев. Японские броненосцы, находившиеся к востоку от «Цесаревича», снова открыли по нему огонь. С носа и с левого борта флагманский русский броненосец обстреливали крейсеры противника. Из-за наступившей темноты огонь японцев становился менее точным и, несмотря на большое количество падающих вокруг «Цесаревича» снарядов, противник добился только двух прямых попаданий 6" снарядов, взорвавшихся на юте.

Тем временем стемнело, и на «Цесаревиче» стали готовиться к отражению возможных торпедных атак, отражать которые при поврежденных рулевых приводах и управлении машинами было очень сложно. Темнота сгущалась, и «Цесаревич», отставая от эскадры, стал терять ее из вида. Капитан 2 ранга Шумов решил воспользоваться темнотой и, повернув на юг, идти, согласно приказу, во Владивосток. Около двадцати часов «Цесаревич», тяжело развернувшись, повернул на юг. На северо-западе от него слышалась частая стрельба и мелкой артиллерии: это корабли эскадры, возвращавшиеся в Порт-Артур, отбивали атаки японских миноносцев. Все компасы на «Цесаревиче» были разбиты или повреждены. Курс прокладывался примерно по Полярной звезде. Броненосец был полностью затемнен, чтобы избежать атак японских миноносцев. Однако, миноносцы обнаружили «Цесаревича» и произвели на него в течение ночи пять атак. Первые три атаки были отбиты артиллерийским огнем, а двух других удалось избежать, давая полный ход и подставляя миноносцам корму. Одна торпеда, выпущенная в «Цесаревича» японским миноносцем в упор (с расстояния около кабельтова), по какой-то причине сразу повернула влево и прошла параллельно борту броненосца в трех саженях от него.

Временами находивший туман хотя и мешал управлению броненосцем, однако, эффективно скрывал его от миноносцев противника. Около двадцати двух часов командир «Цесаревича» капитан 1 ранга Иванов, слегка оправившись от ран, приказал вынести себя наверх, в боевую рубку. По пути командир выслушал доклад старшего механика, доложившего о многочисленных неисправностях в машине и огромном перерасходе угля, вызванного падением тяги из-за разбитых дымовых труб. Выйдя на мостик, командир броненосца отменил приказ капитана 2 ранга Шумова идти во Владивосток и приказал взять курс на китайский порт Циндао (Киа-Чао), находившийся тогда под контролем Германии. «Цесаревич» продолжал идти примерно на юг, держа Полярную звезду за кормой, поскольку капитан 1 ранга Иванов полагал, что этот курс выведет корабль на вид Шантунгского полуострова, где можно будет приблизительно определить свое место. Тем временем удалось исправить привод руля в боевую рубку и наладить один из путевых компасов. За час до рассвета в темноте по курсу обрисовались силуэты нескольких кораблей, шедших малым ходом примерно одним курсом с «Цесаревичем». Командир приказал уклониться от этих кораблей, чему способствовал внезапно нашедший низовой туман. На рассвете открылся огонь южного Шантунгского маяка. Капитан 1 ранга Иванов, не зная своего места и не рискуя приблизиться к берегу, приказал повернуть на восток, приведя Полярную звезду на левый траверз. Этим курсом «Цесаревич» шел, пока совсем не рассвело, когда открылись берега Шантунгского полуострова. Затем корабль повернул на юг, идя вдоль восточного берега полуострова. Между тем, на «Цесаревиче» выясняли полученные в бою повреждения. Оказалось, что фок-мачта броненосца держится только мостиками и в случае падения угрожает их вывернуть. Мостики же, будучи скрепленными с дымовой трубой и крышей боевой рубки, в этом случае могут увлечь за собой трубу и крышу рубки. Мачта могла упасть на трубы и повредить котлы. Средствами корабля укрепить мачту было невозможно — заведенные тали лопались от размахов мачты. Кочегары броненосца выбивались из сил и с трудом держали пар. Смены им не было, так как почти вся кочегарная смена была отравлена пороховыми газами. За сутки плавания было израсходовано шестьсот тонн угля. Из-за отсутствия тяги, расход угля все увеличивался и до Владивостока его бы не хватило.

Утром 29 июня пришел в сознание начальник штаба эскадры, контр-адмирал Матусевич. Командир «Цесаревича» доложил ему, что направляется в Циндао, чтобы исправить там, насколько возможно, трубы, снять перебитую фок-мачту и, пополнив запас угля, идти во Владивосток. Начальник штаба согласился с этим решением, и «Цесаревич», определив девиацию налаженного путевого компаса, взял курс на Циндао. 29 июля в 10.00 со всеми воинскими почестями были похоронены в море останки контр-адмирала Витгефта, лейтенантов Азарьева и Драгичевича-Никшича, мичмана Эллиса и восьми матросов.

В 21.00 броненосец «Цесаревич», приняв на борт немецкого лоцмана, вошел на рейд германской военно-морской базы Циндао. Там уже грузились углем пришедшие накануне русский крейсер «Новик» и миноносец «Бесшумный». (Ночью «Новик» ушел из Циндао, а утром пришли еще два миноносца «Бесстрашный» и «Беспощадный»). 30 июля с «Цесаревича» в береговой госпиталь были свезены раненые, включая начальника штаба эскадры и командира корабля, который передал командование капитану 2 ранга Шумову. 31 июля на имя контр-адмирала Матусевича в Циндао пришла телеграмма от Николая II, в которой говорилось:

«Изъявляю МОЮ сердечную благодарность Вам, офицерам и команде броненосца «Цесаревич» за беззаветное мужество при прорыве нашей эскадры 28 июля сквозь превосходящего силами неприятеля. Да ободрятся все чины в сознании свято и с честью исполненного долга перед Престолом и Родиной».

На это контр-адмирал Матусевич ответил:

«С чувством святого благоговения я, офицеры и команда «Цесаревича» и миноносцев прочли всемилостивые слова Его Императорского Величества в телеграмме на мое имя и вознесли горячие молитвы Господу Богу о ниспослании здравия и благоденствия возлюбленному Государю-Императору и Высоконоворожденному Наследнику. Покорнейше просим повергнуть к стопам Его Императорского Величества наши верноподданнические чувства и единодушное желание снова нести наши жизни во славу Престола и Отечества».[5]

31 июля броненосец «Цесаревич» и три миноносца были переведены на внутренний рейд Циндао. Немецкие власти опасались, после захвата японцами в Чифу русского миноносца «Решительный», аналогичных действий в Циндао. Японский боевой отряд адмирала Дева с приданным крейсером «Якумо» патрулировал вблизи Циндао, надеясь, что у русских еще сохранился боевой дух. Немецкий губернатор запрашивал Берлин, требуя инструкций относительно обращения с русскими кораблями. Германия была единственной европейской страной, которая хоть как-то поддерживала Россию в ее конфликте с Японией, поскольку этот конфликт осуществлял заветную мечту кайзера убрать с Балтики Русский Флот.

1 августа губернатор Циндао в ожидании инструкций из Берлина сам определил предельный срок стоянки русских кораблей в порту. Броненосцу «Цесаревич» было дано шесть дней, а миноносцам различные сроки — до тридцати шести часов со времени объявления. Портовым властям было дано указание оказать русским кораблям полное содействие в скорейшем ремонте с тем, чтобы они могли побыстрее выйти в море. Куда выходить и зачем — этого не знал никто, понимая, что в Артур уже не прорваться, а во Владивосток — тем более. Командиры миноносцев тщетно пытались получить на «Цесаревиче» какие-либо инструкции относительно дальнейших действий. Начальник штаба эскадры находился в госпитале, никого за себя не оставив.

Капитан 1 ранга Иванов сдал дела капитану 2 ранга Шумову и перестал вообще интересоваться делами. Капитан 2 ранга Шумов занимался составлением дефектных ведомостей, которые по совокупности должны были доказать невозможность выхода в море. Поэтому все облегченно вздохнули, когда 2 августа в 10.00 губернатор Циндао (капитан 1 ранга немецкого флота Труппель), ссылаясь на полученный приказ кайзера, потребовал от русских немедленного спуска военно-морских флагов и разоружения кораблей.

Не имея возможности связаться с командованием, контр-адмирал Матусевич собственной властью приказал разоружаться. На «Цесаревиче» немедленно приступили к выгрузке боезапаса. Андреевские флаги были спущены и на фок-мачте поднят зеленый флаг — «Интернирован». В тот же день на миноносце «Икадзучи» в Циндао прибыл флаг-офицер японского адмирала Дева, капитан-лейтенант Ямадзи, чтобы узнать о намерениях немцев относительно русских кораблей. Ямадзи был принят капитаном 1 ранга Труппелем, который заверил японского офицера, что «Цесаревич» и три миноносца уже спустили флаги и начали выгрузку боезапаса. Русские корабли будут задержаны в Циндао до конца войны. Получив эти заверения, Ямадзи покинул Циндао и доложил об этом адмиралу Дева, который затем приказал своему отряду закончить патрулирование у Циндао и идти на соединение с главными силами.

Между тем, на пирсе у «Цесаревича» встал кордон немецкой полиции. Съезд с корабля кому бы то ни было был запрещен. Немецкие миноносцы стали у выхода на рейд, следя за русскими кораблями. По наивности немцы полагали, что русские еще хотят воевать и будут прорываться в Циндао силой. Но «Цесаревич» продолжал выгружать боезапас. С броненосца были сняты замки с орудий главного калибра, замки 75-мм орудий, две крышки золотниковых коробок цилиндров среднего давления, а также все винтовки и револьверы, не считая пятидесяти винтовок, необходимых для несения на корабле караульной службы. «Цесаревич» оставался в Циндао до конца войны. Постепенно суровые правила интернирования ослабевали. Было разрешено производить своими средствами любые работы, необходимые для приведения корабля в состояние, удобное для жизни экипажа. Была снята поврежденная мачта, отремонтированы трубы и другие боевые повреждения. Часть офицеров (в том числе адмирал Матусевич и капитан 1 ранга Иванов), дав слово не участвовать более в войне, уехали в Россию вместе с половиной матросов. Командовать «Цесаревичем» остался капитан 2 ранга Шумов, под руководством которого шли все ремонтные работы. Немцы пытались как-то скрасить тоскливую жизнь на русских кораблях. Матросам были выданы невиданные ими доселе велосипеды, офицеров приглашали на редкие приемы.

Пресса и слухи приносили неверные и туманные известия с театра военных действий. Рассыпались надежды на какой-то перелом в ходе войны. 20 декабря 1904 года миноносцы «Бойкий» и «Смелый», вырвавшись из агонизирующего Порт-Артура, пришли в Циндао, принеся на «Цесаревича» известие о страшной и бесславной гибели первой Тихоокеанской эскадры. С надеждой на «Цесаревиче» следили по газетным сводкам о движении 2-й эскадры, а в конце мая— ошеломляющая весть о небывалой катастрофе Русского Флота в Цусиме. Русские моряки в Циндао (да и не только в Циндао) с ужасом поняли, что из пятнадцати эскадренных броненосцев, принимавших участие в войне с Японией, уцелел только один «Цесаревич»! Но уцелел ли? Из Портсмута, где шли мирные переговоры с японцами, пришли известия, что японцы требуют выдачи им всех русских кораблей, интернированных в нейтральных портах. На «Цесаревиче» решили затопить корабль у стенки. Немцы, в ответ, пригрозили суровыми репрессиями вплоть до расстрела виновных. К счастью, все обошлось. Японцы не настаивали на своем требовании о выдаче интернированных русских кораблей; считая триумф своего флота достаточным.

Военно-морская история не знает примеров, подобных сокрушительному разгрому Русского Флота в русско-японской войне; в дальневосточных водах погибли или были захвачены в плен шестьдесят девять боевых и вспомогательных кораблей Русского Флота. Практически перестал существовать не только Тихоокеанский, но и Балтийский флот. Однако, страшнее огромных материальных потерь был моральный удар, от которого русские моряки не оправились до конца и по сей день. Русская океанская стратегия была заморожена на шестьдесят лет!

После ратификации мирного договора с Японией «Цесаревич» получил приказ следовать на Балтику. Эпоха колониальных захватов временно приостановилась: необходимо было думать об обороне и, в первую очередь, об обороне морских подходов к Петербургу. А для этого нужно было возродить флот и, самое главное, боевой дух у подавленного и деморализованного личного состава.

14 ноября 1905 года капитан 2 ранга Шумов вывел «Цесаревича» из Циндао. Броненосцу предстояло длительное плавание на Балтику — в Россию, где он еще никогда не был. Недогруженный (боезапас остался в Циндао), с одной мачтой и поврежденными винтами, окрашенный в светло-коричневый цвет, «Цесаревич» шел через Индийский океан, Средиземное море и Атлантику домой. Позади остались кровавые воды Японского моря, где на полвека нашла себе могилу русская имперская политика, впереди была неизвестность...

2 февраля 1906 года капитан 2 ранга Шумов привел эскадренный броненосец «Цесаревич» в Либаву.[6]

В течение весны 1906 года эскадренный броненосец «Цесаревич» ремонтировался в Кронштадте. В ходе ремонта на корабле, наконец, качественно заделали подводные пробоины от японских торпед и снарядов, сменили винты, поставили новые мачты без массивных боевых марсов, изменили конфигурацию надстроек. В мае 1906 года броненосец «Цесаревич» был зачислен в особый отряд (позднее — Балтийский отряд), сформированный для производства учебных плаваний с корабельными гардемаринами Морского корпуса и Морского инженерного училища Императора Николая I. Кроме «Цесаревича», в отряд вошли броненосец «Слава» и крейсер «Богатырь».

1 июня 1906 года корабли отряда начали кампанию и до конца августа плавали по Балтийскому морю и его заливам. На «Цесаревиче» к этому времени полностью сменился экипаж. Работы по переоборудованию корабля в учебные фактически проведены не были, методик плавания без лоцманов по мелководным заливам Балтийского моря на существовало, равно как не существовало отработанных методик обучения корабельных гардемарин и строевых унтер-офицеров, ради чего, собственно, отряд и был сформирован. Все приходилось делать на ощупь, анализируя опыт минувшей войны и стараясь забыть ее позорные результаты... 20 августа отряд, закончив учения в Балтийском море, вышел в заграничное плавание. Посетив по дороге Киль и Берген, «Цесаревич» вместе со «Славой» и «Богатырем» прибыл 10 сентября 1906 года в Печенгскую бухту на Мурмане.

16 сентября отряд перешел в Екатерининскую гавань, а затем, пройдя Кильденским проливом, зашел в Териберку и 20 сентября вышел в обратный путь на Балтику. Утром 21 сентября «Цесаревич» вместе с остальными кораблями отряда встал на якорь в норвежском порту Варде. В Норвегии отряд пробыл до 10 октября, посетив Гаммерфест, Тромсе и Тронхейм, проводя при этом различные учения, главным образом, шлюпочные. 10 октября отряд, обойдя Британские острова с севера, пришел в Гриннок, перейдя затем в Барроу, где офицеры и гардемарины русских кораблей осмотрели завод Виккерса и строившийся там по русскому заказу крейсер «Рюрик». 26 октября отряд покинул Барроу, взяв курс в Средиземное море, посетив Бизерту и Тунис, где пробыл до 1 февраля нового 1907 года, после чего направился в Тулон. Пополнив запасы продовольствия, отряд снова прошел Гибралтар, зашел в Виго и направился в Портсмут, где офицеры и гардемарины осмотрели местное адмиралтейство и английские корабли. 15 марта 1907 года «Цесаревич» вместе с отрядом покинул Портсмут и, посетив по дороге Киль, прибыл 29 марта в Либаву. Плавание Балтийского отряда показало, что задача практического обучения корабельных гардемарин в целом выполняется и что целесообразно подобные плавания продолжить.

В конце апреля 1907 года «Цесаревич» вместе с другими кораблями отряда перешел в Кронштадт, произвел там необходимый ремонт и, приняв на борт еще один выпуск корабельных гардемарин, вышел в плавание по Балтийскому морю. Проплавав лето 1907 года на Балтике, отряд в начале осени сосредоточился в Либаве и 30 сентября ушел в заграничное плавание, посетив Христианию, Берген, Гриннок и Брест. В Гринноке офицеры и гардемарины «Цесаревича» ознакомились с заводами Барра и Струда, а в Бресте осмотрели новейшие французские броненосцы.

10 октября 1907 года эскадренный броненосец «Цесаревич» был переклассифицирован в линейный корабль. Из Бреста отряд отправился в Виго, где состоялись рейдовые учения и артиллерийские стрельбы. Из Виго «Цесаревич» вместе с отрядом совершил восьмисуточный переход в греческую бухту Мармарис, выдержав по пути сильный шторм, которым был поврежден крейсер «Богатырь», вынужденный пойти в Сиру для исправления повреждений. Оставшиеся в бухте Мармарис «Цесаревич» и «Слава» вели непрерывные учения: вели стрельбы, устанавливали леерные сообщения, проводили водолазные работы и шлюпочные гонки.

На Рождество 1907 года «Цесаревич» и «Слава» пришли в Пирей, откуда 3 января 1908 года вернулись в бухту Мармарис, где еще двадцать шесть дней проводили различные учения и проверочные экзамены корабельных гардемарин. 31 января русские линкоры покинули Мармарис и, произведя по дороге боевые стрельбы, прибыли вечером 1 февраля в Наваринскую бухту. Простояв там три дня, «Цесаревич» и «Слава» вышли в море, прибыв 7 февраля 1908 года в Неаполь. По представлении русского посла в Италии Муравьева, командующий отрядом, командиры линкоров и несколько офицеров и гардемарин выехали 9 февраля в Рим, где были приняты королем Италии, членами итальянского правительства и французским посольством. Русский Флот еще не мог восстановить свой престиж, но уже восстанавливал международные связи. 12 февраля русские офицеры вернулись в Неаполь, а февраля «Цесаревич» и «Слава» покинули Италию, посетив по пути Гибралтар, Виго и Киль, и прибыли 26 марта в Либаву. В этом походе линкор «Цесаревич» прошел 11 500 миль без каких-либо крупных поломок в машине.

С 28 марта по 2 апреля на «Цесаревиче» проходили экзамены гардемарин, а 3 апреля отряду был дан смотр морским министром адмиралом Бирилевым, и гардемарины были списаны с кораблей. 15 апреля «Цесаревич» и «Слава» покинули Либаву и прибыли 16 апреля в Ревель для участия в морском параде по случаю визита в Россию короля Швеции. 17 апреля в Ревель пришла шведская эскадра в составе броненосца «Оскар II», крейсера «Филгия» и миноносца «Магнэ», конвоируемая 1-м отрядом миноносцев Балтийского моря. До 25 апреля на «Цесаревиче» гремели салюты и оркестры, вились флаги расцвечивания и сияло зарево ночной иллюминации. После ухода шведов «Цесаревич» перешел в Кронштадт, произвел профилактический ремонт, принял на борт новую смену гардемарин и учеников строевых унтер-офицеров и 9 июля 1908 года вышел в учебное плавание по Финскому заливу вместе с линкором «Слава».

Заграничное плавание отряда было задержано, из-за аварии назначенного в отряд крейсера «Олег», и началось не 29 сентября, как планировалось, а 4 октября 1908 года, когда «Цесаревич» и «Слава» покинули Либаву, придя 8 октября в Плимут. Простояв в Плимуте девять дней, русские линкоры перешли в Виго, простояв там до 4 ноября, после чего 10 ноября прибыли в Бизерту, где и оставались до 30 ноября. 19 ноября в Бизерте к линкорам присоединился пришедший из России крейсер «Адмирал Макаров», назначенный в Балтийский отряд вместо «Олега». 1 декабря 1908 года Балтийский отряд перешел в порт Аугуста, где к нему присоединился крейсер «Богатырь». Стоянка в Аугусте, используемая для практических артиллерийских стрельб, должна была затянуться, однако, 15 декабря планы Балтийского отряда оказались нарушенными известием о катастрофическом землетрясении, разрушившем до основания город Мессину.

Оставив крейсер «Богатырь» догружать уголь в Аугусте, «Цесаревич», неся флаг командующего отрядом адмирала Ливитина, повел «Славу» и «Адмирала Макарова» на помощь пострадавшему городу. Высадившиеся в Мессине русские моряки приняли активное участие в спасательных работах и в эвакуации уцелевших жителей города. На второй день Рождества, 26 декабря 1908 года, отряд во главе с «Цесаревичем» вышел в Александрию, где простоял до 8 января 1909 года, после чего направился в Гибралтар, где к нему присоединился пришедший из России крейсер «Олег».

Стоянка русского Балтийского отряда в Гибралтаре совпала по времени с приходом туда знаменитого Белого Флота Президента Рузвельта, совершавшего свое историческое кругосветное плавание. При обмене визитами, русских поразила недисциплинированность американских моряков, а американцев — тюремная муштра на русских кораблях, а также та пропасть, которая отделяла офицеров от матросов. Отсутствие показной дисциплины на американских линкорах не помешало им также поразить русских своей высокой профессиональной выучкой, о которой Русский Флот мог только мечтать. Рост морского могущества Соединенных Штатов был особенно заметен на фоне крушения морских надежд России, только начавшей выбираться из-под обломков русско-японской войны.

24 января 1909 года «Цесаревич», «Слава», «Адмирал Макаров» и «Богатырь» вышли из Гибралтара, направившись в Лас-Пальмас на Канарские острова. («Олег» самостоятельно пошел в Виго). Посетив на обратном пути Фунчал на острове Мадейра, русский отряд 8 февраля вернулся в Виго, где простоял двадцать дней, проводя различные учения, 28 февраля «Цесаревич» вывел весь отряд из Виго и взял курс на север — домой. Посетив по пути Портсмут и Киль, отряд 17 марта прибыл в Либаву, пройдя за это плавание 10 896 миль. После списания корабельных гардемарин линкор «Цесаревич» вошел в состав действующего флота Балтийского моря и все лето провел на Балтике, принимая участие в различных учениях и первых послевоенных больших маневрах флота, начавшихся в августе.

1 сентября 1909 года линейный корабль «Цесаревич» пришел в Кронштадт и был выведен в резерв. Планировалось провести капитальный ремонт линкора, однако затем решили ограничиться переделкой эксцентриков и бугелей, которые из-за неудачной конструкции были причиной многочисленных аварий. Балтийский завод, где ремонтировался «Цесаревич», был завален новыми заказами. Шел 1910 год. Появление в строю иностранных флотов линейных кораблей типа «Дредноут» сделало все линкоры додредноутного типа, каким был «Цесаревич», устаревшими, чья модернизация не имела большого смысла. Шла яростная борьба Морского министерства и новорожденного Морского генерального штаба с Думой и Советом государственной обороны. Оплеванный и опозоренный флот делал все, чтобы вернуть себе доверие страны, спекулируя на уязвимости Петербурга со стороны моря и составляя новые программы, осуществление которых дало бы возможность захватить Босфор и Датские проливы, высадить десант в Германии и взять реванш у Японии в новой русско-японской войне, намеченной на 1921 год. Но все это были мечты, а пока на Балтике было всего два старых линкора додредноутного типа — «Цесаревич» и «Слава» — даже и неорганизованные как линейные корабли, а выполняющие задачи учебных судов.

1 января 1910 года застало «Цесаревича» у стенки Балтийского завода. Шел капитальный ремонт машины, заменялись элементы экономизаторов, ремонтировались стенки котлов, проверялись и регулировались оси валов. В начале мая «Цесаревич» вышел в море на пробу машин и уничтожение девиации, а 9 мая начал кампанию как флагман Балтийского отряда, в состав которого вошли: линкор «Слава», броненосный крейсер «Рюрик» и крейсер «Богатырь». 10 мая на корабли прибыли корабельные гардемарины, однако, отряд задержался с выходом из-за эпидемии тифа, неожиданно вспыхнувшей на крейсере «Рюрик».

23 мая «Цесаревич» привел отряд в район Биорке, где прошли учения по отработке совместного маневрирования с миноносцами. 24 мая «Цесаревич» вместе с отрядом вернулся в Ревель и приступил к артиллерийским учениям. При этом, на «Цесаревиче» широко практиковалось обучение комендоров на тренажере: стрельба винтовочными пулями по так называемому «звонкому щиту». В конце июня отряд снова перешел в Биорке, где провел учебные торпедные стрельбы, а 1 июля вернулся в Ревель продолжать артиллерийские учения. На 20 июля был назначен уход отряда в заграничное плавание с приказом принять участие в торжествах по случаю 20-летнего юбилея царствования короля Черногории Николая I. 14 июля «Цесаревич» вместе с отрядом прибыл в Кронштадт для погрузки угля и приема необходимых для дальнего похода запасов. 18 июля «Цесаревич», «Слава», «Рюрик» и «Богатырь» покинули Кронштадт, пройдя мимо яхты «Штандарт», с борта которой за уходом отряда наблюдал Николай II. 21 июля отряд, не принимая лоцмана, прошел Бельт, а 24 июля стал на якорь на Спитхэдском рейде. Приняв полный запас угля, отряд 27 июля вышел в море, взяв курс на Алжир.

1 августа ночью, в тридцати милях от Гибралтара на линкоре «Слава» произошла авария в котлах. «Цесаревич» взял «Славу» на буксир и весь отряд 6-узловым ходом дошел до Гибралтара, где «Слава» была оставлена для ремонта. «Цесаревич», «Рюрик» и «Богатырь» в тот же день ушли в Алжир, куда прибыли 4 августа 1910 года. 10 августа «Цесаревич» повел отряд в Фиуме, прибыв туда 15 августа. 18 августа, в 07.30, на «Цесаревича» для плавания в Черногорию прибыл Великий князь Николай Николаевич со своей женой — черногорской принцессой — и свитой. В 09.00 на «Цесаревиче» был поднят флаг Великого Князя, а флаг командующего отрядом перенесен на крейсер «Рюрик».

В 10.00 корабли отряда снялись с якоря и взяли курс на порт Антивари. 19 августа, ночью, к отряду присоединился крейсер «Адмирал Макаров». В 11.30 на подходе к рейду Антивари с трапа «Цесаревича» волной был смыт работавший там матрос. Все корабли застопорив машины, спустили шлюпки, и матрос был поднят вельботом крейсера «Богатырь». В 13.30 отряд прибыл на рейд Антивари, а в 14.00 с «Цесаревича» отбыл на берег вместе со свитой Великий Князь Николай Николаевич и флаг был спущен под гром салюта. В тот же день командующий отрядом, а также, часть офицеров и гардемарин вместе со сводной ротой матросов и оркестром отбыли в город Цетинье.

Во время стоянки отряда на рейде Антивари постоянно штормило, дул сильный ветер. Корабли были вынуждены стоять под парами, часто меняя якорные места. По вечерам, когда позволяла погода, корабли иллюминировались, а черногорцы зажигали в горах костры, выложенные в приветствие: «Живи, о царь Николай I». 26 августа на линкор «Цесаревич» возвратился вместе со свитой Великий Князь Николай Николаевич, привезя с собой Великого Князя Петра Николаевича, находящегося с семьей и свитой в Черногории. На «Цесаревиче» был снова поднят флаг Великого Князя, а флаг командующего перенесен на «Рюрика».

В 11.00 на «Цесаревича» с визитом прибыл король Черногории Николай I с королевичами Данилой и Петром. На «Цесаревиче» рядом с Великокняжеским флагом был поднят штандарт черногорского короля. В 14.00 под гром артиллерийского салюта король и королевичи покинули «Цесаревича», а в 15.00 отряд снялся с якоря, взяв курс на Фиуме. Ночью флаг Великого Князя был спущен и на «Цесаревиче снова взвился флаг командующего отрядом. В Фиуме Великий Князь Николай Николаевич вместе с Великим Князем Петром Николаевичем и объединенными великокняжескими свитами съехал на берег и отправился поездом в Вену. Отряд покинул Фиуме 4 сентября, задержавшись из-за торжественных похорон унтер-офицера с «Рюрика», убитого сорвавшимся мешком угля. 7 сентября «Цесаревич» привел отряд в Суду, где корабли пробыли четыре дня, выйдя 11 сентября в Тулон, где некогда «родился» «Цесаревич».

Вечером 15 сентября отряд встал на бочки на рейде Тулона. В Тулон прибыли все отделенные от отряда корабли, включая и пришедшую из Гибралтара «Славу». 24 сентября от отряда был отделен крейсер «Адмирал Макаров», а остальные корабли, оставив «Славу» ремонтироваться в Тулоне, 30 сентября покинули Тулон, взяв курс на Виго. Проведя по дороге учебные стрельбы, отряд 5 октября прибыл в Виго, где были произведены учебные парусные гонки для офицеров, гардемарин и матросов.

17 октября «Цесаревич» вывел отряд из Виго, взяв курс на Шербур. Однако, из-за свирепого норд-вестового шторма войти на рейд Шербура было невозможно, и отряд укрылся в Портленде. 21 октября погода улучшилась, и русские корабли, покинув Портленд, снова взяли курс на Шербур, где, невзирая на сильный ветер, произвели погрузку угля. 25 октября отряд покинул Шербур и взял курс на Либаву, идя через 9-балльный шторм в Северном море. 1 ноября, находясь в двухстах десяти милях от Либавы, линейный корабль «Цесаревич» установил радиосвязь с портом Императора Александра III, получив приказ следовать прямо в Кронштадт. 2 ноября 1910 года отряд прибыл в Кронштадт и 18 ноября «Цесаревич», закончив кампанию, был выведен в вооруженный резерв. Новый 1911 год застал «Цесаревича» на паровом отоплении в Кронштадте. На корабле велся профилактический ремонт механизмов, менялась система вентиляции и отопления помещений, обновлялась кладка котлов. В 1911 году была, наконец, сформирована бригада линейных кораблей Балтийского моря, куда вошли ещё не сданные флоту линкоры-додредноуты «Андрей Первозванный» и «Император Павел I», а также, «Цесаревич» и «Слава», ещё ремонтирующаяся в Тулоне.

Все лето «Цесаревич» плавал на Балтике вместе с «Андреем» и «Павлом», отрабатывая различные приемы боя на центральной минно-артиллерийской позиции. Дальние плавания были отменены и океанское мышление Морского генерального штаба было подавлено более реальной проблемой: как остановить мощный немецкий флот, если тот вздумает прорваться в Финский залив и высадить десант на подступах к Петербургу. «Если это произойдет, — заметил бывший командир «Цесаревича», — то наш флот уподобится мыши, которую бросили на растерзание дюжине котов». Спасение заключалось в переграждении Финского залива огромным количеством мин, а линкорам ставилась задача не допустить траления этих заграждений противником.

Эти планы не вызвали на «Цесаревиче» большого энтузиазма, поскольку был понятно, что старый линкор будет просто расстрелян у минной позиции немецкими кораблями, чьи орудия на две мили дальше русских. 29 мая 1911 года «Цесаревич» вместе с другими кораблями немногочисленного Балтийского флота принял участие в торжествах по случаю визита в Россию американской эскадры в составе дредноута «Саут Каролина», броненосцев «Канзас» и «Луизиана» и знаменитого угольщика «Циклон», чья мрачная тайна до сих пор будоражит умы...

В июле 1911 года «Цесаревич» с крейсером «Рюрик» совершили кратковременное учебное плавание в Травемюнде, а в сентябре «Цесаревич», «Слава» (вернувшаяся в июле из Тулона), «Рюрик», «Громобой», «Баян», «Паллада» и «Адмирал Макаров» совершили недельный поход в бухту Киеге у берегов Дании. 26 октября «Цесаревич» закончил кампанию и стал на ремонт, в ходе которого на нем была сменена артиллерия главного и вспомогательного калибров.

Новый 1912 год начался для «Цесаревича» интенсивными учениями в составе бригады линейных кораблей. Кипучая энергия и талант командующего морскими силами Балтийского моря адмирала Эссена делали все, чтобы высокой боевой подготовкой компенсировать очевидную слабость флота. Впервые за всю историю линкоры стали ходить через многочисленные опасные для навигации шхеры и проливы Балтийского моря без лоцманов. Усиление программы боевой подготовки, а в силу этого и ужесточение дисциплины, обострило недовольство матросов. Лишенные духовной связи со своими офицерами, политически индифферентные матросы легко попадали под влияние самых разнообразных подпольных к полуподпольных политических группировок, которые, пользуясь относительной политической свободой тогдашней России, вели разнузданную пропаганду среди личного состава флота. Подрывная деятельность среди военнослужащих по большей части финансировалась немецкой разведкой, которая, умело играя на социальных противоречиях России, заранее, на случай войны, разлагала ее вооруженные силы. На кораблях Балтийского флота группа матросов готовила мятеж, с весьма туманной и утопической программой, главным в которой было убийство офицеров. Руководители заговора находились на линкоре «Цесаревич», откуда сигнал к мятежу должен был быть передан на другие корабли. Однако, командование флотом проявило на этот раз несвойственную ему политическую бдительность и в канун мятежа, 22 июля 1912 года, заговорщики на «Цесаревиче» были арестованы. Были проведены аресты и на других кораблях.

Между тем, боевая подготовка флота продолжалась. На линейных кораблях, в том числе и на «Цесаревиче», были установлены новые приборы управления огнем из боевого центрального поста. В конце августа 1912 года на зачетных стрельбах линкор «Цесаревич» получил «Императорский переходящий приз», достигнув небывалого доселе в Русском Флоте процента попаданий от общего количества выпущенных снарядов — 7,3%. В начале сентября 1913 года «Цесаревич» вместе с бригадой линейных кораблей и крейсеров, а также, с заградителями «Амур» и «Енисей» совершил короткое плавание в Копенгаген.

Зиму 1912-1913 годов «Цесаревич» провел в Гельсингфорсе. Зимой на линкоре была установлена антиобледенительная система для орудий, чтобы иметь возможность вести огонь в условиях сильных морозов, нередких для Балтийского театра. 1 апреля 1913 года линкор «Цесаревич» начал кампанию. 26 апреля «Цесаревич» вместе с другими кораблями эскадры принял участие в торжествах по случаю закладки порта Петра Великого в Ревеле. На церемонии закладки присутствовал царь Николай II, проведший большую часть юбилейного года своей династии на различных кораблях Балтийского и Черноморского флотов. 1913 год был годом еще более интенсивной боевой подготовки. Адмирал Эссен не давал флоту передышки: плавания в самых неблагоприятных условиях, артиллерийские стрельбы, учебные минные постановки чередовались смотрами на всех уровнях.

26 августа 1913 года «Цесаревич» в составе бригады линкоров, бригады крейсеров, четырех эсминцев и транспорта «Рига» начал месячное плавание, в ходе которого эскадра посетила Портсмут, Брест и Христианзанд. Намеченный было заход в один из германских портов был отменен. Отношения с Германией обострялись все сильнее. На кораблях уже открыто говорили о войне... 14 октября русская эскадра вернулась в Россию, а 31 октября «Цесаревич» закончил кампанию, оставшись зимовать в Гельсингфорсе.

Зимой 1913-1914 годов был несколько изменен внешний вид «Цесаревича» — с корабля была снята столь характерная для него «рамочная» шлюпбалка. Кроме того, были сняты 75-мм орудия нижней батареи, а их порты наглухо заделаны стальными листами.

Кампания 1914 года началась, как обычно. Интенсивные учения, выходы два раза в месяц на совместное маневрирование с бригадой крейсеров и миноносцев. Первые отработки совместных действий с подводными лодками, артиллерийские и минные стрельбы, поиски оптимального варианта прикрытия центральной и фланговых минных позиций. Торжества по случаю визита эскадры английских линейных крейсеров адмирала Битти и французской эскадры, доставившей в Петербург Президента Пуанкаре. Политическая обстановка накалялась. Столкнувшиеся на Балканах и Среднем Востоке русско-немецкие интересы неминуемо вели к войне. С легкомысленной воинственностью престарелых империй Россия бесшабашно раздувала искры тлеющего конфликта, провоцировала войну, но, как всегда, к войне готова не была и, начав ее, не выдержав напряжения, развалилась, рухнула, погребя под своими обломками будущее своего народа...

Более всего неготовность к войне чувствовалась на флоте. Призрак неравного боя на центральной минной позиции давил на всех. В середине июля «Цесаревич» вместе с бригадой линкоров пришел в Ревель. Осенью намечался капитальный ремонт старого линкора, но в связи с международной обстановкой об этом не могло быть и речи. 26 июля «Цесаревич», «Слава» и «Павел I» перешли из Ревеля в Гельсингфорс, где на защищенном рейде произвели погрузку угля и боезапаса, сдав в порт учебные снаряды и лишнее дерево.

27 июля отряд заградителей сосредоточился в Поркалла-Удде в полной готовности выставить минное заграждение. В полночь 30 июля была объявлена мобилизация флота. 31 июля 1914 года, еще до официального объявления войны, были выставлены первые 2124 мины. «Цесаревич», «Слава» и «Павел I», прикрывая заградительную операцию, вышли из Гельсингфорса и были развернуты в районе мыса Пакерот. Для своевременного обнаружения немецкого флота в устье Финского залива был выдвинут крейсерский дозор. На флангах и шхерах заняли позиции эсминцы и подводные лодки.

В течение всего первого месяца войны «Цесаревич» в составе бригады линейных кораблей, к которой присоединился окончивший ремонт «Андрей Первозванный», в дневное время крейсеровал вдоль центральной минной позиции, производя учения по отражению немецкой попытки форсировать заграждение, а на ночь возвращался в Гельсингфорс. Время шло, но немецкий флот и не собирался прорываться в Финский залив. Скованные мощным английским флотом для операций в Балтийском море, немцы выделили весьма скромные силы, основу которых составляли девять легких крейсеров отнюдь не первой молодости. Как выяснилось, немецкое командование само страшно боялось нападения в первые дни войны Русского Флота на свои базы.

На русских линкорах воспрянули духом, стараясь не вспоминать об оставленных на берегу завещаниях перед первым боевым походом 31 июля. Обстановка на Балтийском море складывалась гораздо более благоприятно, чем предполагалось перед войной. Воспрянувшее духом русское морское командование решило расширить операционную зону флота до меридиана мыса Дагерорт, укрепиться в Моонзундском и Або-Оландском архипелагах и, выдвинув базирование миноносцев и подводных лодок в эти районы, обеспечить, с одной стороны, более глубокую оборону Финского залива, а с другой — дать возможность флоту выполнять активные операции в Балтийском море. Неугомонный Эссен продолжал водить за собой свои четыре старых линкора, осуществляя активный поиск противника и вызывая его на бой. Все изменилось 11 октября 1914 года, когда дежурный крейсер «Паллада» был потоплен немецкой подводной лодкой «И-26», затонув в течение полутора минут со всем экипажем. Гибель «Паллады» ошеломила русское командование. С подводной опасностью на Балтике до этого совершенно не считались, только сейчас поняв полную беззащитность флота от подводной угрозы. Линейные корабли немедленно укрылись в Гельсингфорсе. Кампания 1914 года для «Цесаревича» закончилась.

В 1915 году состав Балтийского флота значительно усилился, благодаря вводу в строй четырех дредноутов, новых эсминцев и подводных лодок. Преимущество Русского Флота на театре военных действий стало подавляющим. Однако, подчинение флота штабу 6-й армии, невозможность использования дредноутов без личного приказа царя и ряд других причин сводили это преимущество к нулю, не допуская активных действий.

После введения в строй дредноутов, «Цесаревич» вместе с остальными додредноутами вошел в состав 2-й бригады линейных кораблей, разделенную (разделенной) на 3-ю и 4-ю боевые группы. В апреле 1915 года штаб Балтийского флота получил разведданные о намерении противника захватить Або-Оландский район и создать там передовую базу подводных лодок и эсминцев. Для предотвращения захвата немцами этой важной фланговой позиции было принято решение сосредоточить в данном регионе линкоры «Цесаревич» и «Славу», крейсеры «Аврора» и «Диана», два дивизиона эсминцев и подводных лодок и ряд других кораблей, включая минные заградители. Еще ранее для ознакомления с условиями базирования и плавания на Або-Оландской позиции, туда были командированы штурманы «Цесаревича» и «Славы». Шхерный стратегический фарватер от Гельсингфорса до Юнгфурзундского рейда еще не был оборудован, поэтому 9 апреля «Цесаревич» и «Слава» перешли из Гельсингфорса в Ревель, а оттуда с помощью ледоколов «Ермак» и «Михаил Федорович» были проведены к Эре. Для обеспечения прохода с 15 апреля на подходах к Эре работали тральщик №1 и ледокол «Аванс» с буксируемым плавучим маяком «Люзерорт». 18 апреля «Цесаревич» и «Слава» вошли на Юнгфурзундский рейд в пяти милях на северо-восток от Эре. «Слава» в середине июля 1915 года была переброшена с Або-Оландской позиции в Рижский залив, а «Цесаревич» оставался на позиции еще год, пока в июле 1916 года он не был также переброшен в Рижский залив, куда переместилось главное направление немецкого удара. Переброске «Цесаревича» предшествовали 15-дневные интенсивные работы землечерпательного каравана Экспедиции особого назначения по углублению Моонзундского канала с пятнадцати до двадцати двух футов. Кроме «Цесаревича», через этот канал в Рижский залив были также введены крейсеры «Баян», «Адмирал Макаров», «Аврора» и «Диана». В течение кампании 1916 года «Цесаревич», патрулируя в районе Ирбенского пролива, следил за попытками противника прорваться через него, высвободив «Славу» для оказания содействия сухопутным войскам.

Линейный корабль «Цесаревич» перезимовал в Рижском заливе, где его и застало известие о Февральской революции в России. Корабли, находящиеся на передовых позициях под непосредственным воздействием противника, не пережили той ночи «длинных ножей», что имела место на кораблях, стоявших в Кронштадте и Гельсингфорсе, где по заранее составленным немецкой разведкой спискам были убиты сотни наиболее способных офицеров, включая и командующего флотом адмирала Непенина. Особенно свирепствовали разложенные немецкой агентурой и одуревшие от безделья матросы учебных отрядов Кронштадта и экипажи линейных кораблей в Гельсингфорсе. План немецкой разведки 1912 года наконец начал сбываться![7]

Февральская революция на флоте, помимо кровавого террора ее первых дней, ознаменовалась резким падением дисциплины и боеготовности. При убийстве адмирала Непенина, со штабного корабля «Кречет» были похищены секретные кальки минных позиций, включая и кальку минных заграждений Ирбенского пролива. Задерганные и запуганные офицеры были не в состоянии эффективно выполнять свои обязанности. Приказы не выполнялись. Началось повальное дезертирство с кораблей. Ломались двухсотлетние устои Российского Императорского флота, предвещавшие его конец...

13 апреля 1917 года линейный корабль «Цесаревич» был переименован в «Гражданина», продолжая нести боевую службу в Рижском заливе. В угаре митингов и падения дисциплины командование обороной Рижского залива пыталось принять меры по срыву планов противника. Талантливейшие адмиралы Развозов и Бахирев, которым ежечасно угрожали расправой, ежеминутно оскорбляя и унижая, чьи приказы или вообще не выполнялись или выполнялись после многочасовых буйных обсуждений, продолжали в этих невероятных условиях выполнять свой долг...

В Рижском заливе навигация 1917 года открылась позже обычного — в мае еще полностью не сошел лед. Противник вел воздушную разведку района, участились налеты немецкой авиации на русские корабли и береговые позиции, более интенсивными становились активные минные постановки. В августе 1917 года русский военно-морской атташе в Лондоне докладывал в моргенштаб:

«Наступление противника должно начаться в самом ближайшем времени и будет поддержано атакой флота. Состояние Русского Флота и наличие у неприятеля точной карты минных полей даст Германии возможность атаковать с моря Ригу и другие, еще более важные пункты. Ближайшей задачей германского флота будет занятие острова Эзель и группы Оландских островов для обеспечения прорыва в Рижский, Финский и Ботнический заливы...»

1 сентября 1917 года немецкие войска начали наступление с целью окружить русскую 12-ю армию и захватить Ригу. Разложенная и деморализованная русская армия уже была не в состоянии оказывать эффективное сопротивление и 6 сентября немцы захватили Ригу, отбросив атаки 12-й армии к Вендену. Взяв Ригу, немцы начали готовиться к захвату Моонзундских островов, выделив для этой цели весьма внушительные силы: десять линкоров-дредноутов типа «Кениг» и «Кайзер», линейный крейсер «Мольтке», девять легких крейсеров, пятьдесят шесть эсминцев, одиннадцать миноносцев, шесть подводных лодок, двадцать шесть эскадренных тральщиков, шестьдесят пять катерных тральщиков и более трехсот других судов. Что могли противопоставить этим силам русские? Два дряхлых додредноута «Гражданин» и «Слава», несколько столь же почтенных крейсеров и пестрый набор эсминцев, канлодок и тральщиков, чьи экипажи находились в состоянии полного развала.

Приказы не выполнялись. Экипаж каждого корабля сам решал, что ему делать. Адмирал Бахирев три дня (!) упрашивал минный заградитель «Припять» поставить мины на возможных путях прорыва противника. Руководства флотом не существовало; центробалты, центрофлоты, левые и правые союзы, корабли, сочувствующие большевикам, меньшевикам, эсерам, социал-демократам, конституционным демократам, анархистам, националистам и даже монархистам. После тысячелетнего голода Россия неумеренно объедалась политическими свободами, предоставленными Февральской революцией. И неизбежно должна была вскоре скончаться от заворота кишок, подтвердив гениальные пророчества Парвуса... На фоне этих динамических событий жизнь на «Гражданине» протекала сравнительно спокойно. Экипаж равно сочувствовал всем политическим партиям и в создавшемся равновесии приказы командира линкора капитана 1 ранга Руденского выполнялись относительно четко.

Перезимовав на рейде Куйвасте, «Гражданин» с началом навигации патрулировал в Моонзундском проливе, отбивая из вновь установленных зениток частые налеты авиации противника. Экипаж корабля несколько поредел от дезертирства и был пополнен новобранцами из кронштадтских учебных отрядов, которые только в машинной команде составляли более 60%. Когда 13 октября 1917 года немцы начали высадку десанта на остров Эзель и прорыв через Ирбенский пролив, как и следовало ожидать, они не встретили какого-либо организованного сопротивления. Героизм и самопожертвование отдельных воинских частей и кораблей не мог компенсировать общего развала и отсутствия руководства.

14 октября линкор «Гражданин», маневрируя у острова Шильдау, поддерживал действия легких сил на Кассарском плесе, куда противник рвался через Соэлозундский пролив. Тем временем немцы прорвали минные позиции в Ирбенском проливе и начали бомбардировку 12" Церельской батареи, находящейся на южной оконечности стратегического полуострова Сворбе. Немецкий десант, рассеяв по окрестным лесам русскую 107-ю дивизию и взяв в плен ее штаб, занял полуостров Сворбе, отрезав 12" батарею от остальной части острова Эзель. 15 октября, после долгих дебатов, митингов и решения Второго Всебалтийского съезда моряков в Гельсингфорсе на помощь отрезанной батарее в район Сворбе был направлен линейный корабль «Гражданин» под эскортом эсминцев «Стерегущий», «Туркменец-Ставропольский» и «Амурец». Линкор имел указание: в случае невозможности удержать Церельскую батарею в наших руках — уничтожить ее огнем главного калибра.

Вечером 15 октября «Гражданин» подошел к мысу Менто. В этот момент Церельская батарея уже агонизировала, оставленная большей частью личного состава. Церель представлял собой феерическое зрелище: над базой бушевал пожар, застилая густым дымом окрестности. Горели гарнизонные здания и склады. Объятый огнем, пылал Церельский маяк. Над полуостровом проносились немецкие самолеты, а на горизонте дымили дредноуты флота открытого моря. Слева от «Гражданина» около мыса Домеснес трудились на горизонте немецкие тральщики, готовя безопасный путь в Рижский залив для своего флота. А из пылающего Цереля, как когда-то из разрушенной землетрясением Мессины, на помощь которой ходил «Цесаревич», доносился тысячеголосый вой. Отбиваясь от налетевших самолетов, «Гражданин» подошел к батарее на тридцать кабельтовых и открыл по ней огонь левым бортом из орудий главного и вспомогательного калибров. Стрельба велась в полутемноте, без корректировки и была малоэффективной. После этого, «Гражданин», миноносцы, а также, два транспорта «Либава» и «Циммерман», приняли на борт тысячу пятьсот солдат и матросов гарнизона Сворбе и отошли к Куйвасте. Заняв на следующий день церельскую батарею, немцы получили возможность ввести в Рижский залив 3-ю эскадру своих линейных кораблей. Одновременно с этим противник, овладев проливом Соэлозунд, закреплялся на Кассарском плесе, сметая русскую сухопутную оборону на южном побережье острова Даго. 17 октября линейные корабли «Гражданин» и «Слава» сосредоточились на рейде Куйваста. Флаг адмирала Бахирева был перенесен на крейсер «Баян». К этому времени обстановка уже достаточно прояснилась: вытеснив русские корабли из Рижского залива и Кассарского плеса, немецкие корабли двумя колоннами шли к южному выходу Моонзундского канала в составе двух линейных кораблей-дредноутов «Кениг» и «Кронпринц», восьми эскадренных миноносцев и нескольких тральщиков. Несколько сзади них шли два больших транспорта, миноносец и тральщик. С фланга их прикрывали легкие крейсеры «Кольберг» и «Страсбург», шедшие с флотилией тральщиков. Обходя справа русские минные поля, корабли противника приближались к району банки Ларина.

Неизвестно, какие мысли теснились в голове командира «Гражданина», капитана 1 ранга Руденского, когда, обратившись к офицерам, находившимся в боевой рубке линкора, он сказал: «Господа, это последний бой под Андреевским флагом!» «Гражданин» и «Баян» развернулись южнее «Славы», которая превосходила их дальностью огня (116 каб.) В 09.30 на русские корабли совершили налет самолеты противника, но были отогнаны. В 09.50 по тральщикам противника открыла огонь русская береговая батарея на острове Моон, а в 10.05 линейные корабли «Кениг» и «Кронпринц» с дистанции сто тридцать кабельтовых начали пристрелку по русским кораблям. Одновременно с ними по приближающимся тральщикам противника открыл ответный огонь «Гражданин», к которому вскоре присоединилась и «Слава», немецкие тральщики, прикрываясь дымовой завесой, отошли на юг.

Около 11.10 начали отход на юг и линкоры противника с тем, чтобы обойти с запада русские минные заграждения. В 11.40 немецкие линкоры, повернув на север, резко увеличили ход. В 11.50, обнаружив маневр противника, русские линкоры снялись с якоря и пошли на юг. В 12.04 «Гражданин» с дистанции семьдесят кабельтовых открыл огонь по тральщикам противника, в 12.06 — открыла огонь «Слава», у которой к этому времени действовала только кормовая башня главного калибра, а затем — крейсер «Баян» и эсминцы. Героические немецкие тральщики, действовавшие в течение двух часов под огнем русских линкоров (случай еще небывалый!), прикрываясь дымовыми завесами, снова начали отход к югу.

Между тем, линейные корабли противника, продолжая большим ходом двигаться на север, быстро сократили невыгодную для них дистанцию и, удерживаясь на острых курсовых углах левого борта, в 12.13 с дистанции девяносто кабельтовых открыли огонь по русским линкорам. В 12.25 «Слава», скрывшаяся в всплесках накрытия, получила первое прямое попадание, за которым последовало еще шесть. Объятый пожаром линкор вышел из строя.

В 12.39 в «Гражданина» один за другим попало два 12" снаряда. Один из них пробил 38-мм броневую палубу по левому борту, повредив коечные сетки, и, взорвавшись, уничтожил каюту командира и прилегающие к ней помещения, вызвав сильный пожар. Второй снаряд пробил борт под средней башней и, взорвавшись, перебил кабель, идущий от вспомогательной динамомашины, провода электроосвещения в носового прожектора, магистральную отливную трубу, пожарную магистраль и несколько вспомогательных паропроводов. Несколько осколков этого снаряда через шахту для выгрузки мусора проникли в 4-ю кочегарку, но никого не ранили. Ядовитые газы от этого снаряда проникли в оба машинных отделения линкора, в результате чего машинисты «Гражданина» были вынуждены надеть противогазы. Кроме того, осколками были разбиты четыре шлюпки. Несколько немецких снарядов взорвалось вблизи «Гражданина», пробив осколками небронированную часть борта. Взрывной волной одного из этих снарядов на носовом мостике был вышиблен из гнезд главный носовой компас. Вспыхнувший на левых шканцах пожар был быстро потушен. «Гражданин» вел интенсивный, но малоэффективный ответный огонь по противнику. Не в силах противостоять натиску противника, русские корабли в 12.40 начали отход по Моонзундскому каналу на север. Хотя немецкие линкоры быстро подавили русскую береговую батарею на острове Моон, они не решились преследовать русских в мелководном проливе, из-за большой минной опасности. Они продолжали обстреливать отходящие на север русские корабли до 12.50, когда расстояние увеличилось до ста тридцати кабельтовых. «Слава», «Гражданин» и «Баян» продолжали идти на север и в районе острова Шильдау были атакованы немецкими самолетами, сбросившими на русские корабли около сорока бомб, но не достигшими прямых попаданий. Огнем зенитной артиллерии линкора «Гражданин» были сбиты два самолета противника.

Тяжело поврежденная «Слава» не могла пройти Моонзундским каналом. Адмирал Бахирев решил затопить «Славу» у входа в Моонзундский канал для преграждения дороги немецкому флоту и приказал «Славе» пропустить вперед «Баяна» и «Гражданина». Однако, выполняя этот приказ, «Слава», допустив ошибку в маневрирования, чуть не столкнулась с «Гражданином» и, уклоняясь, выскочила на мель в стороне от фарватера, после чего была взорвана экипажем. А между тем, «Баян» и «Гражданин» медленно шли на север мелководным Моонзундским каналом. На «Гражданине» трюмный инженер-механик, чтобы уменьшить осадку линкора, быстро организовывал выкачивание за борт пресной воды, выгрузку угля и распределение боезапаса, что позволило линкору благополучно пройти канал и покинуть Рижский залив.

20 октября «Гражданин» прибыл в Ланвик и после короткой стоянки там перешел в Гельсингфорс.[8]

Вернувшись в Гельсингфорс, «Гражданин» включился в бурную политическую жизнь на флоте. Было совершенно очевидно, что война проиграна, и Россия накануне национальной катастрофы: экономический хаос в сочетании с военными поражениями был не той ситуацией, с которой могло бы справиться слабое Временное правительство. На кораблях шумели митинги, в Петроград направлялись вооруженные отряды моряков. Послал своих матросов и «Гражданин». При штурме Зимнего дворца единственным убитым был как раз матрос с линкора «Гражданин». Захват власти большевиками накануне выборов в Учредительное собрание и весьма неприятное слово «диктатура» заставили подавляющую часть флотского офицерства отшатнуться от новой власти. Морской министр Вердеревский наотрез отказался сотрудничать с большевиками, и так называемым Управляющим Морским министерством был назначен бывший командир крейсера «Диана» капитан 1 ранга М. В. Иванов, чьи мотивы перехода на сторону большевиков тоже не совсем ясны. М. В. Иванов прибыл 5 ноября 1917 года в Гельсингфорс добиваться подчинения командования Балтийским флотом. Флот тем отличался от армии, что без офицеров он существовать не мог. Никто из командования флотом не встретил в Гельсингфорсе Иванова.

Прибыв на линкор «Гражданин», Иванов сообщил Руденскому, что он морской министр нового правительства и потребовал поднять на мачте «Гражданина» свой, то есть, министерский флаг. (Флаг, правда, был еще старым). Командир категорически отказался это сделать и потребовал, чтобы Иванов покинул корабль. Тогда на «Гражданине» зашумел очередной митинг. Предсудкома линкора «Гражданин» матрос П. П. Сурков по всем правилам демократии решил вопрос: флаг морского министра не поднимать, а просить командира линкора доложить командующему флотом о том, что прибывший на линкор «Гражданин» капитан I ранга Иванов желает, чтобы его признали морским министром и подняли на мачте флаг морского министра. Командующий флотом адмирал А. В. Развозов (тот самый лейтенант Развозов, который в роковую ночь 27 января 1904 года был вахтенным офицером на «Ретвизане») отказался признать Иванова и запретил поднимать флаг морского министра. Был собран новый митинг. Предсудкома Сурков, после весьма продолжительных дебатов с представителями судкома, решил на свой страх и риск поднять на клотике «Гражданина» флаг морского министра. Затем на «Гражданине», стоящем уже под флагом морского министра, взвился флажной сигнал: «Предлагаю комфлота и флагманам явиться на «Гражданина».

Первым на «Гражданина» прибыл председатель Союза морских офицеров капитан 1 ранга Вилькен. В самой резкой форме он заявил, что морские офицеры не признают новой власти, назвав Иванова ренегатом. Через час на «Гражданина» прибыли командующий флотом адмирал Развозов, флагманы и командиры кораблей. В кают-компании линкора состоялось бурное пятичасовое совещание. Иванов не в силах был объяснить своим вчерашним товарищам законность прихода к власти большевиков накануне выборов в Учредительное собрание. Таким образом, линейный корабль «Гражданин» стал первым кораблем, на котором офицеры Русского Флота официально высказали свое мнение относительно новой власти и мнение это было крайне негативным. Между тем, влияние большевиков на флоте падало. Дисциплины уже не было никакой. Офицеры, не имеющие никакой духовной связи с матросами, мало что могли сделать в таких условиях, но не в лучшем положении оказались и революционные вожди флота вроде Антонова-Овсеенко, Дыбенко и Крыленко.[9] Неизвестно, почему именно линкор «гражданин» был выбран местом всех митингов и споров общефлотского характера, включая и собрания флагманов в кают-компании. Корабль не был особенно революционным. Говоря понятным современным языком штампов, на нем преобладали эсеры. Сам предсудкома Сурков был скорее анархистом, чем большевиком. Не был корабль и флагманом. Непонятно также, почему Иванов выбрал именно «Гражданина» для своего представительства, хотя как морской министр нового правительства он должен был сам прибыть к адмиралу Развозову на штабное судно «Кречет». На все эти вопросы ответить очень трудно, но, прибыв снова в Гельсингфорс 19 ноября, Иванов опять выбрал линкор «Гражданин» и после некоторых пререканий поднял на нем флаг морского министра. (Старый флаг, разумеется. Все корабли еще стояли под Андреевскими флагами). В ответ на это на штабном судне «Кречет» был поднят сигнал адмирала Развозова: «Немедленно спустить флаг морского министра». На «Гражданине» собрался очередной митинг. Одни предлагали утопить «Кречета» артиллерией, другие — выбросить за борт Иванова, третьи — сниматься с якоря и уходить в Швецию.

Такой была обстановка на флоте в конце 1917 года. Таял экипаж «Гражданина»: дезертировали и уходили в «длительные» отпуска матросы, скрывались офицеры, правильно предположив, что ничего хорошего им новая власть не сулит. Оставшиеся вели разгульную жизнь. Пьянки и оргии на борту из чего-то чрезвычайного превратились в обычное явление. Командование было совершенно бессильным, но и распоряжения Центробалта проводились в жизнь только через шумные митинги и кулачные голосования. 15 декабря 1917 года Центробалт принял решение перебазировать линкор «Гражданин» и крейсеры «Россия», «Диана» и «Аврора» как наиболее ненадежные в боевом и политическом отношении из Гельсингфорса в Кронштадт. Продолжалась война. Немцы наступали в Прибалтике, готовили десант в Финляндию, где уже бушевало пламя гражданской войны. В Гельсингфорсе не хватало топлива, провизии, боезапаса. Существовала реальная опасность захвата базы противником и гибели в ней всего флота, как в Порт-Артуре. Однако, экипажи «Гражданина» и крейсеров отказались выполнять приказ Центробалта.

19 декабря этот вопрос был поставлен на обсуждение специального совместного заседания Центробалта, береговых и судовых комитетов базировавшихся на Гельсингфорс кораблей. Заседание, говоря сухим языком нашей современной истории, «единодушно осудило резолюцию «Гражданина», «Дианы», «Авроры» и «России», указав, что их решение дает огромный козырь в руки врагов революции, народа и свободы». 21 декабря линейный корабль «Гражданин», ведя за собой крейсеры «Аврора», «Диана» и «Россия», покинул Гельсингфорс и вечером 23 декабря 1917 года благополучно прибыл в Кронштадт. Переходом линейного корабля «Гражданин» и трех крейсеров в известном смысле был подготовлен грандиозный переход Балтийского флота из Гельсингфорса в Кронштадт, получивший название «Ледового похода».

2 марта 1918 года на линейном корабле «Гражданин» был спущен Андреевский флаг и поднят флаг Морских сил РСФСР. Уже был выпущен декрет о роспуске «царского флота» и о создании «нового социалистического Рабоче-Крестьянского Красного Флота» (РККФ).

1 мая 1918 года в Кронштадте состоялся первый военно-морской парад РККФ. Наряду с другими кораблями линейный корабль «Гражданин» поднял флаги расцвечивания, имея на гафеле красный флаг. Оркестр на берегу исполнял «Интернационал».

«На русских кораблях под Занзибарским флагом, в финских водах, на немецкие деньги исполняется французский гимн» — острили на флоте в те дни.

В последующие годы разбушевавшейся гражданской войны линкор «Гражданин» из-за недостатка как материально-технических средств, так и офицеров-специалистов и моряков на флоте не был включен в так называемый «действующий отряд» Балтийского флота. Корабль был отбуксирован к стенке Кронштадтского завода, где начал умирать медленной смертью. Хотя и существовали планы восстановления «Гражданина», осуществить, эти планы в те годы не было возможности. 26 июня 1919 года, во время знаменитого Красногорского мятежа, шальной снаряд с мятежных фортов разворотил носовую часть левого борта «Цесаревича-Гражданина», стоявшего без паров и экипажа у стенки завода. Кронштадтский мятеж в марте 1921 года, безучастным свидетелем которого был линкор — бывший «Цесаревич», а ныне — «Гражданин», решил судьбу старого Балтийского флота. Перепуганное правительство решило избавиться от буйной революционной вольницы, в которую превратился Балтфлот, фактически приведший это правительство к власти. В печати замелькали статьи о ненужности Военно-Морских сил для Советской республики и о целесообразности их замены «морскими частями ГПУ». Практически весь Балтийский флот был обращен в металлолом. В июне 1922 года линейный корабль «Гражданин» был отбуксирован на СРБ в Петрограде и разобран.

Корабль находился в строю пятнадцать лет. Зачислен в списки Русского Флота 11 января 1899 года, исключен из списков - 7 августа 1922 года. Линейный корабль «Цесаревич» числился в 20-м флотском экипаже.

Командиры линейного корабля «Цесаревич». 1899-1921 гг.

1899-1904 гг. — капитан I ранга Григорович

1904-1905 гг. — капитан I ранга Иванов

1905-1906 гг. — капитан 2 ранга Шумов (вр.)

1906-1907 гг. — капитан 1 ранга Дмитриев

1908-1909 гг. — капитан 1 ранга Любимов

1909-1910 гг. — капитан 1 ранга Маньковский

1910-1913 гг. —капитан 1 ранга Кербер

1913 г. — капитан 1 ранга Пилкин (вр.)

1913-1915 гг. — капитан I ранга Рейн

1915-1917 гг. — капитан I ранга Чеглоков

1917-1918 гг. — капитан 1 ранга Руденский

1919-1920 гг. — контр-адмирал в/о Колыбакин Вл. Вл.

1920 г. — ст. лейтенант Колыбакин Всев. Вл.

1921 г. — ? Колесов Алексей Артем, (вр.)

Русские адмиралы, державшие флаг на «Цесаревиче»:

1903 г. — контр-адмирал Вирениус

1904 г.— контр-адмирал Витгефт, контр-адмирал Матусевич

1906-1907 гг.— контр-адмирал Эбергард

1908-1910 гг.— контр-адмирал Литвинов

1911-1913 гг.— контр-адмирал Маньковский

1913- 1914 гг.— контр-адмирал Ферзен

1914- 1915 гг.— контр-адмирал Максимов

1916 г.— адмирал Бахирев

1917 г.— на «Гражданине» поднял свой флаг капитан 1-го ранга Модест Иванов, которого принято считать первым красным адмиралом.

ПРИЛОЖЕНИЕ

В 1910 году Государь-Император повелел Великому Князю Николаю Николаевичу принести Князю Черногорскому поздравления Его Величества с исполнившимся пятидесятилетием правления Черногорией и уведомить его о пожаловании высоким званием фельдмаршала Российских Армий с передачей фельдмаршальского жезла. Для сопровождения Великого Князя была назначена эскадра под командой контр-адмирала Маньковского в составе линейных кораблей «Цесаревич» и «Слава» и крейсеров «Рюрик» и «Богатырь». «Слава», из-за поломки цилиндра осталась в Тулоне. После торжественных и задушевных празднеств в Цетинье эскадра от Антивари до Фиуме шла под флагом контр-адмирала Маньковского, так как Великий Князь должен был тотчас же по прибытии в Фиуме сухим путем возвращаться в Россию.

Подходя к крепости, эскадра произвела положенный по уставу салют наций. Крепость на салют не ответила. К вечеру на рейд пришла мощная австро-венгерская эскадра под флагом командующего морскими силами и морского министра вице-адмирала Монтеккули. «Цесаревич», стоявший под флагом контр-адмирала Маньковского, сейчас же произвел салют, и контр-адмирал Маньковский отправился к князю Монтеккули с визитом. На салют ответа не последовало, а контр-адмирала Маньковского на нижнем трапе встретил флаг-капитан командующего австро-венгерским флотом и сообщил, что «командующий принять не может, так как у него гости». При отходе русского адмирала от флагманского корабля полагающегося по международным правилам салюта произведено не было. Через пять минут после этого к трапу «Цесаревича» подошел катер с князем Монтеккули. Он был встречен младшим флаг-офицером контр-адмирала Маньковского, который почтительнейше доложил, что «Начальник Российской эскадры принять Его Светлость не может, так как пьет чай».

При отходе Монтеккули был произведен салют, с последним выстрелом которого от «Цесаревича» отвалил катер с флаг-капитаном Маньковского, который направился к флаг-капитану Монтеккули за объяснением происшедших оскорбительных для Андреевского флага случаев. Австрийцы пытались объяснить все это досадной оплошностью. Русский флаг-капитан передал категорическое желание адмирала Маньковского, чтобы завтра с подъемом флага и крепость и эскадра произвели бы положенный салют. «Крепость произведет, но эскадра не может, так как в четыре часа утра должна срочно выйти в море». На это последовал спокойный ответ, что Командующий русской эскадрой не выпустит австро-венгерскую эскадру с рейда, не получив салюта. Переговоры были кончены.

По возвращении флаг-капитана, русские корабли переменили место. «Рюрик» стал в центре выхода из Фиумской бухты. «Цесаревич» и «Богатырь» — ближе к берегу. Была пробита боевая тревога, орудия заряжены боевыми снарядами и направлены на флагманский корабль австро-венгерского флота. Всю ночь прислуга дежурила у орудий. Все на русской эскадре ясно сознавали исход возможного боя: слишком неравны были силы, но все приветствовали энергичные действия контр-адмирала Маньковского, направленные на защиту достоинства России и чести Андреевского флага. Дважды приезжал на «Цесаревича» флаг-капитан князя Монтеккули и пытался объяснить, что его эскадра обязана выйти в море до рассвета, адмирал Маньковский оставался непреклонным.

К четырем часам утра из труб австрийских кораблей повалил густой дым — эскадра готовилась сняться с якоря. В момент движения флагманского корабля русские корабли открыли бы по ней огонь. В такой напряженной донельзя атмосфере текли часы. В восемь часов были подняты кормовые флаги. Верки крепости окутались дымом салюта русскому флагу, одновременно с судов эскадры контр-адмирала Монтеккули раздался салют русскому адмиралу. Произведя его, австрийская эскадра снялась с якоря и направилась к выходу из бухты. На русских кораблях моряки стояли во фронте, оркестр играл австро-венгерский гимн. С флагманского корабля эскадры Австро-Венгрии мощно неслись молитвенные звуки: «Боже, Царя храни»...

СЛАВА